Страница 2 из 16
А самому – тешиться с новой. Или новыми. Дамами сердца, души… Ну и всего остального, чего там положено тешить молодому и здоровому кобелю! Охота, война, секс с очередной фавориткой – разве не в этом смысл жизни человека, не подконтрольному никому, кроме своего желудка, тщеславия, члена, и Бога?! – она почувствовала, что в лицо невольно бросилась кровь, а в голосе прорезались и злость и отчаяние, и поспешила вернуться к «нормальному», деловито-нейтральному, тону:
– Прошу прощения, лорд Говард. Я… Теперь иногда становлюсь излишне… Эмоциональна. Похоже, ещё не совсем пришла в себя после… Хм.
Я, кажется, остановилась на том, что Король с большой буквы – он ведь по определению не обязан никому – ничем. И отчёта в своих действиях не даёт никому, кроме Господа Бога нашего. Так что все эти чисто мужские удовольствия – вообще без каких-либо ограничений, и ответственности за свои поступки. Свобода делать что хочешь, когда хочешь, и с кем хочешь. Море удовольствий, и – никаких, вот именно, обязательств!
Она видела, что лорда Говарда коробит от цинично, и без прикрас выложенной ею сути жизни монархов, и ещё – что он удивлён той степенью трезвости оценки ситуации и цинизма, что выказала только что его королева. Но одно дело – общие, так сказать, теоретические, раскладки. А другое – реальные поступки вполне конкретного монарха.
Его короля!
– Значит, вы полагаете, ваше Величество, что он хотел выбить из вас признание?
– Вот уж нет! – она почувствовала, как снова вспыхнуло лицо, и подумала, что хорошо, что мрак зимней ночи скрыл это от её собеседника, – Моё «признание» было ему уже фактически не нужно – ведь он уже знал про результаты допросов цыган. И раскопанные могилы нанятых мной профессиональных убийц! Он, зная мою «гордую» натуру, отлично всё понимал. Что я скорее умру, чем в чём-нибудь этаком признаюсь! Ведь тогда – конец и мне, и моим… Детям! Недостойным венца. Раз от такой матери.
Не-ет, он желал именно – поглумиться, поунижать, и помучить меня! Причём – не лично. А руками моей злейшей врагини! Очень поднаторевшей в смысле подготовки к пыткам и их проведению. И желавшей проверить кое-какие свои придумки – лично.
На практике.
И, разумеется, он хотел, чтоб в конце всех этих адовых мук я сдохла, – она намеренно использовала сейчас это грубое простолюдинское слово, чтоб подчеркнуть истинный смысл произошедшего, – Сдохла, осознавая неизбежность такого финала, и невозможность ничего с этим фактом поделать… И он основал бы новую семью.
Уже с новой королевой. И её наследниками.
Лорд Говард раздумчиво покивал:
– Да, такой вывод напрашивается сам собой. Но всё же… Я не понимаю.
Почему, почему он взял на себя роль… Пусть и не палача, но – руководителя палача?! Вернее – палачихи. Почему он хотел, как вы говорите – поунижать и помучить вас, а не пошёл законным путём? Ведь были же и свидетели, и улики? Почему не стал, скажем, судить? Вполне законно и официально. Ведь можно не сомневаться: все доказательства у него имелись! (Хотя, я, разумеется, понимаю: королевский суд – это процесс долгий.)
Леди Наина ответила после паузы, во время которой едва сдержалась, чтоб не заорать в лицо пожилого ветерана: «Потому что хотел насладиться моими страданиями, возбудиться от них, так, чтоб член звенел, и трахнуться покруче с этой с-сучкой!». Но сдержаться удалось. Она ответила спокойно:
– Вот именно. Долгий. А ему хотелось побыстрее решить все вопросы со мной. Окончательно и радикально. Чтоб не возникало даже возможности сохранить мне жизнь, заточив в подземельях Клауда. И просто избежать таким образом проблем с разводом…
– Ну а тогда почему просто – сразу не убил?!
Почему поступился королевским достоинством, и наплевал на часть, совесть, и элементарную порядочность?! Ведь то, что он сделал… Вот именно – недостойно?!
– Не знаю, милорд, особенно не задумывалась. Впрочем, нет, – поспешила она поправиться, – это неправда. Задумывалась. Но тут могу опереться лишь на свои догадки, – она снова невесело усмехнулась, – И домыслы. Вероятно, его Величество так и не простили мне мой гордый и независимый нрав. И те отказы… Во время беременностей. Но…
Но были, как мне кажется, и кое-какие внешние, дополнительные, факторы.
Может быть, тут сыграло роль и то, что сир Ватель знал, что эту самую Машину для таких же точно целей использовал и лорд Хлодгар. Для пыток, истязаний, необузданного развратного секса, убийства, и последующего многократного оживления леди Евы. А уж конкретная, «проверенная», «инструкция» по применению всех этих орудий, и способов «выбивания признаний» от лорда Юркисса у сира Вателя уже имелась. Проработанная добросовестно и скрупулёзно. И не только им. И – явно не один раз.
Возможно, впрочем, что на эту мысль, насчёт пыток, его Величество набрело всё же не совсем само. А его незаметно, исподволь, подтолкнули к ней. И вы, милорд, повторюсь, несомненно знаете, кто.
– Да уж. Леди Рашель никогда не вызывала у меня особых симпатий.
– У меня тоже. Но мне пришлось довольствоваться той унизительной ролью, что его Величество предложил мне. Быть третьей в их дуэте. Превратив его в трио.
– Кстати, простите, леди, мой абсолютно неподобающий джентльмену вопрос. – ветеран десятков сражений закусил губу и на чело набежала тень. Было видно, что ему стоит огромных усилий говорить на такую щекотливую тему, но в то же время он, как реалист, и правда хочет выяснить: почему?! – Почему?!
– Почему согласилась? Хм-м… Доводов много. Но главный – так я всегда могла быть в курсе того, что эти двое замышляют. Контролировать, так сказать, ситуацию. Да и… – она замялась, но решила идти до конца, раз уж взялась говорить «правду», – Мужская ласка нужна иногда и мне.
– Простите, ваше Величество. Мне очень жаль. Я стар, и считал, что некоторые вопросы могу задавать тем, кто вдвое моложе меня. Но вам – я просто не имел права такой…
– Ах, перестаньте, лорд Говард. Мне отлично понятно желание такого трезво мыслящего и умудрённого, как это принято называть, опытом, мужчины, разобраться в причинах. Произошедшего. И я не вижу смысла что-либо скрывать от вас – пусть это не только факты, но и мои домыслы. Как вы, наверное, обратили внимание, после четырёх полноценно прочувствованных мной смертей, моё мировоззрение несколько… Изменилось.
И я теперь совсем иначе воспринимаю жизнь. Во всех её проявлениях. Что важно, и что несущественно. Что допустимо, а что – нет.
И иначе отношусь к тем вопросам, что раньше вызвали бы у меня гнев или возмущение. Их неуместностью, или нетактичностью. А кроме того…
А кроме того, мы сейчас говорим о тех изменениях, что произошли с характером и личностью нашего короля. И обсуждаем не более и не менее, как вопрос – достойна ли такая, подправленная Машиной и любовницей, то есть – и физически и нравственно! – личность, управлять королевством.
Ведь это – и наше с вами королевство! И здесь между нами, милорд Главнокомандующий, не должно быть недомолвок, сомнений или подозрений. Я знаю, что вы очень умны. И наблюдательны. – она подняла руку, пресекая его попытки что-то на это замечание возразить, – И вы сразу почувствовали бы здесь, вот этим, – она положила руку ему на сердце, – если б я сказала вам неправду. Или позволила себе выдумать что-либо такое, чего бы не случилось на самом деле.
– Я уже сказал, ваше Величество, что верю вам. – он смотрел ей прямо в глаза.
– Да, сказали, лорд Говард. Но одно дело – согласиться разумом, – она указала глазами на его каску, – А другое – прочувствовать здесь. – руку с его сердца она убирать не спешила. Потому что ощущала его частое и беспокойное биение даже сквозь толстую материю камзола. Взволновала, стало быть, она достойнейшего ветерана своим рассказом. Если назвать это состояние столь мягким словом. Только бы не случилось у него удара…
– Я… – лицо лорда Говарда вспыхнуло, затем побледнело, словно ей и правда удалось воочию показать ему картину своих страданий, и она скорее почувствовала, чем увидела это в кромешной тьме беззвёздной ночи, – Думаю, что прочувствовал, ваше Величество. И могу вам сказать следующее.