Комплекс Супермена

Но здесь – ситуация совсем другая. Поэтому Михаил как бы по-новому, словно отстранившись, смотрел на всех. На Владимира Базарова – вот он сидит, большой и сильный, но так и не нашедший себе к тридцати восьми годам достойной спутницы жизни – «неуживчивый я!», как описывает ситуацию сам Базаров, обычно произносящий не больше десяти слов за день. Ну, это – если к нему не обращаются.

Вот Макс Богарт. В отличии от молчуна Владимира – весельчак и прикольщик. Павел отлично помнит, как Богарт разыграл дирекцию зоопарка в НьюМайами, натянув шкуру лемманта, встав на передние «лапы», а затем – и на задние, после чего в передних оказался автомат. Игрушечный, как позже выяснили эксперты, но игрушка так напугала всю дирекцию, что обезвреживать «зверя-террориста» примчалось отделение местного спецназа. Которое паршивец Макс не без помощи кое-кого шутя раскидал. Что, как понял позже Михаил, и было основной целью всего этого маскарада – «порезвиться» от души!

А вот и тот паршивец, точнее – паршивка, которая согласилась помочь Богарту, якобы приведя это «совершенно неизвестное» науке животное на поводке в дирекцию зоопарка, чтоб получить за него причитающиеся таким первооткрывателям денежки. А затем и с радостью принявшая участие в драке. Надин Броерсен.

Красавица. Умница. Ей бы ещё и характер поуживчивей. Впрочем, нет: лучше не надо. А то какой-нибудь штатский козёл обзаведётся замечательной женой, а подразделение Синельникова останется без гениального специалиста-взрывника.

Рядом с Надин сидит, словно его в этой жизни ничего не касается, кроме хардрока, звучащего из наушников, Джонни Мауденс. Его Синельников знает со времён учебки. Мауденс шёл на два года позже, и амбициями не страдал. Впрочем, как и излишней инициативой. Но как исполнитель, дотошный и педантичный, он незаменим. Никто, кого Михаил знал, не мог с такой скоростью влезть в даже повреждённый чужой софт, или взломать любой, вплоть до сейфового, замок. Ценнейшее качество для спасателя. И хвала богам, что Джонни попал в руки Армии, а не криминальных авторитетов.

На другой стороне модуля сидят, как обычно рядом, Хорн Ваншайс и Гомес Рюкштуль. Друг с другом не разговаривают, лишь изредка обмениваются взглядами, словно проверяя: «думает ли партнёр о том же, о чём я сам». Взаимопонимание, как часто шутил, а потом уже и не шутил Синельников – на уровне телепатии! Идеальная парочка, если бы Синельникову, скажем, нужно было кого-нибудь убить. Например, губернатора провинции. Или снять. Например, часового. Подкрадутся в темноте, или даже днём настолько тихо, что и кошка не услышит. Для них бесшумно поразить кого-либо метко брошенным ножом даже с двадцати шагов – пара пустяков. А попасть кому-то в глаз из бесшумного спецпистолета с отравленными иглами – так и за сто.

А вот и сержант первого отделения. Люк Солер. Хм-м… Он дольше всех работает в команде Синельникова – поэтому иногда позволяет себе то, чего другие никогда… Например, зная, что начальник любит перед высадкой всех осматривать – подмигнуть ему! Синельников в ответ только поджал губы – не до юмора.

Развалившаяся на противоперегрузочном кресле привольно, словно перед телевизором в кубрике, Айрис Рэнд просто спит.

А ничего – сейчас-то точно проснётся!

Взвыла, сразу стихнув, сирена: пилоты отключили её с борта авианосца.

Посадка модуля на поверхность не предусматривалась. Но по навалившейся пятикратной перегрузке, затем резко спавшей до обычной силы тяжести, и лёгкому раскачиванию, Синельников понял, что они на месте: над точкой высадки. Единственный штатский специалист, которого Штаб определил как «самое ценное ваше оборудование», доктор Лоренцо Рота, поджал губы – словно ему не понравилось, как пилот затормозил модуль: вероятно, излишне резко, на его взгляд. Хотя Синельников знал, что доктору не впервой летать в такие вот миссии – Рота уже работал с ними, примерно год назад, когда на племенных коров на Таллосе-три напал мутировавший местный аналог ящура.

На подволке замигала красная лампочка, и ведущий пилот, повысивший голос почти до крика, очевидно от волнения, сообщил, чуть не оглушив Михаила:

– Внимание, подразделение Дельта-один. Модуль над точкой высадки. Высота два метра. Можете начинать по готовности.

– Я – Дельта-один, вас понял. Начинаем. – Синельников щёлкнул тумблером коммуникатора внутренней связи, – Отделение! Мы на месте. Убрать крепления. Закрыть шлемы. Проверить оружие. Я открываю тамбур. Порядок высадки – обычный.

Защёлкали закрываемые пластишлемы, и замки страховочных ремней. Базаров, как всегда, встал у кромки люка. Взглянул на Синельникова. Тот сделал жест, и прокомментировал для встроенных в скафандр каждого десантника «чёрных ящиков»:

– Один час двадцать девять минут по общеземному по хронометру модуля. Начинаем высадку согласно стандартной процедуре, – после чего тоже посторонился: подразделение впихнуло тела в тесноту тамбура, прижимаясь к бортам, и ухватившись за рукоятки по его периметру. Капитан втиснулся последним. Выждав три секунды, чтоб внутренний люк закрылся, и услыхав соответствующие щелчки, и появление зелёных огоньков на контрольной панели, дёрнул за рукоять ручного управления наружного люка.

С шипением пневмозатворов в сторону съехало примерно шесть квадратных метров пола: в дне модуля открылся люк. В сверкающее дневным солнечным светом отверстие выпрыгнул Базаров. Синельников услышал в интерком, как защёлкал светофильтр скафандра бойца. Ему не нужно было смотреть или что-то приказывать: он и так знал, что внимательный взор профессионала в это время цепко оглядывает периметр.

– Чисто, капитан.

А быстро. Синельников про себя успел отсчитать только девять секунд.

– Понял – чисто. Отделение. Начать высадку.

Айрис и Люк спрыгнули практически до того, как он закончил фразу. Так, Богарт, Броерсен. Ваншайс, Рюкштуль. Отлично. Мауденс и Синельников переглянулись. Дружно, словно репетировали, схватили и опустили за обе руки доктора Роту на поросшую травой почву. После чего передали остальным десантникам громоздкую и весьма тяжёлую конструкцию: полевой лабораторный блок. Спрыгнули и сами.

– Внимание, пилот. Высадка закончена, можете уводить модуль.

То, что освобождённый от людей модуль можно и нужно уводить, пилот знал и видел через наружные камеры этого самого модуля и сам: Синельников усмехнулся про себя: тень брюха модуля, закрывавшая от них солнце, сгинула, превратившись в точку в вышине тёмно-синего неба, быстрее, чем растаял бы снег на сковородке у кока Багдасара Джасоева!

– Отделение. Мне нужен периметр в сто метров.

Куда выдвигаться, и какие позиции кому занимать, никто не спрашивал – бойцы отлично знали куда и кому. Синельников остался с доктором, с явным интересом осматривавшим пологую лощину между двух невысоких холмов, в которую модуль их высадил, и потиравшим поясницу сквозь упругую ткань скафандра.

– Мы на позициях. – голос Люка звучал как всегда спокойно и отменная дикция не позволила бы попенять на неразборчивость даже самой придирчивой аналитической программе связистов, – Периметр чист.

– Отлично, сержант. Оставайтесь пока там. – Синельников, который, собственно, и не рассчитывал, что вирусы построятся в видимые простым глазом колонны, и начнут маршировать в их сторону, повернулся к доктору, – Доктор. Можете приступать.

– Есть приступать, капитан.

Доктор Рота времени на «раскачку» терять не стал. Распаковка чехла, откидывание крышек шкал и пульта управления, и приведение Блока в рабочее состояние заняло у него не больше пятнадцати секунд: словно перед Синельниковым не профессионал, пусть и высочайшей категории, но – всего лишь штатский, а обычный десантник. Впрочем, в офицерском спортзале Синельников доктора иногда встречал. И отлично знал, что в чём-чём, а физподготовке тот его бойцам если и уступит – то самую малость.

Вероятно, желание Роты поддерживать отличную спортивную форму связано со стремлением пожить подольше. Да и перед полевыми бойцами, совместно с которыми он обычно и работает, лицом в грязь не ударить.