Страница 11 из 20
Призраков злит, что книги рассказывают о людях – существах похожих и непохожих на нас. Существах, которые знают, что такое добро, любовь и солнце, в жизни которых есть цель, и цель эта – счастье.
Мне больше всего нравится легенда, что мы, призраки, когда-то все были людьми.
У нас было отражение, в нас билось сердце и растекалось тепло.
У нас была настоящая жизнь. Мы умели радоваться и плакать, чувствовать наслаждение и боль. Мы любили: себя, жизнь, близких и друзей. Мы ценили каждое мгновение и не накручивали себя по пустякам. Мы не надеялись на существование чего-то «по ту сторону» и исполняли свои мечты здесь и сейчас.
Это призраков бесит, и они делают всё, чтобы не допустить и мысли о возможном «людском» прошлом.
***
У Сириуса были длинные чёрные волосы, которые он собирал в хвост, и серые глаза. Он носил чёрный пиджак и джинсы, а я – коричневую кожанку и вельветовые брюки. Сириус говорил, что мои глаза – цвета мёда, что волосы светлее, чем у него, короткие, взъерошенные.
Сириус был круче меня.
– Больше всего мне нравится идея, – вздыхал Сириус, плюхаясь на кровать и впиваясь тоскливым взглядом в ветхий потолок комнатки, – что мы ели столько всего, что называли вкусным. Знаешь, когда я думаю о слове «пицца», у меня появляется странное чувство в горле. А ещё «чипсы», «кола»… «оливки»…
Я прокашлялся: у меня от последнего слова скрутило нутро.
– Свидания… – ещё грустнее вздохнул Сириус и закрыл лицо раскрытой книгой: – Здешним девчонкам ничего не надо. Хоть бы врезали мне за то, что я их достаю с вопросами: «Как настроение?». Только бубнят что-то и идут себе дальше по домам – сидеть в одиночестве, пялиться в окно и мечтать о будущем, которого никогда не произойдёт.
– Да если б только со свиданиями не ладилось, – я свалился лицом в подушку: – Мы с тобой изгои общества, Сириус. Все всех ненавидят, но нас – больше, чем этих «всех».
– Это потому, что мы не такие как эти «все».
– …словно мы представляем для них реальную опасность. Они относятся к нам, как лейкоциты – к вирусам.
– О, тоже читал учебник по биологии? Интересно, правда?
Я кинул в него подушкой и расхохотался, когда мой бросок сбил его с кровати – хотя, скорее всего, он просто поддался, чтобы было смешнее. Мы провели славную подушечную битву, пух разлетелся по всей комнате, а мы с Сириусом стали похожи на утят из книжки про сельское хозяйство. Мы только успели отряхнуться, как сверху послышались капризные свистки: наступала новая смена на крыше.
Мне пора.
– Стой-стой, – Сириус наклонился ко мне и прошептал: – Ты больше не видел мираж девушки? Предметы сами по себе больше не двигались?
– У порога появилось ведро с водой и тряпкой, а потом упало.
– Оно до сих пор там?
– Нет, я даже не успел до него дотронуться, как всё исчезло. Мне ещё послышался испуганный женский крик.
– Эх, и почему только на видеозаписях ничего не видно?.. Тогда все призраки поверили бы в людей, поверили в меня и сделали главным.
Сириус сделал мечтательную моську, и я не мог не расхохотаться. Свистки стали чаще и требовательнее. Я с неохотой попрощался: опять приходилось покидать маленький волшебный мирок и встречаться с неутешительной реальностью.
Когда я поднимался по узкой лестнице, один из призраков толкнул меня к перилам, и я чуть не упал. Он проворчал:
– Придурок! Чего так долго? Тебя заждались уже. И вообще. Тебе здесь не место, убирайся. Из-за таких, как ты, нет никакого покоя. Без тебя здесь было бы лучше. А то так и думаешь, что вы со своим дружком выкинете.
Я был с ним абсолютно не согласен, но удержался крикнуть ему вдогонку: «Сам придурок».
В книжках я читал, что свежий воздух, наполняя лёгкие, очищает душу. У меня не имелось лёгких, только душа, и она задыхалась. Выйдя на крышу, я представил, как ветер треплет волосы, как грудь наполняется холодным воздухом, а изо рта выходит облачко пара. Но на самом деле я не чувствовал ветер, холод, а тот призрак, которого мне нужно было сменить, в очередной раз обозвал меня нехорошим словом и велел не стоять, как истукан. Да это неважно. Главное, что мои книжки лежат тихонько дома, и никто их не забирает.
Когда призрак ушёл, я сел на колени, протянул руки к чёрному страшному небу, выбрал любимую звезду, и обратился к этой блеклой белой точке – тихо, чтобы не услышали ещё тридцать два призрака, выполняющие работу:
– Привет. Меня зовут Антарес. Это имя и твоё тоже, пока мы вместе.
Звезда засияла ярче, и я улыбнулся ей:
– Как тебе там совсем одной? Надеюсь, не скучаешь, живёшь не в циничном окружении, а если и так, пусть у тебя будет друг, который понимает тебя, пусть он будет не такой, как другие. Пусть другие – лёд, а вы со своим другом – искры.
Знаешь, мы вот знакомы с тобой почти вечность, а я о тебе ничего не знаю, хотя ты обо мне – всё. Я не могу от тебя ничего утаить, непростое, я тебе скажу это, хе-хе, дельце, – звезда согласно моргнула. – Мы с Сириусом чувствуем себя чужими. Если бы нас не было друг у друга, то мы сошли бы с ума от одиночества. Или стали как остальные, и это – гораздо хуже.
Звезда с моим именем, я устал от существования, которое не приносит радости.
Сириус рассказал, что люди загадывают на падающие звёзды желания. И хоть я не человек, а ты – не падающая звезда (и не надо падать, мерцай себе тысячу вечностей!), я поддержу их… традицию.
Пожалуйста, приди к нам с Сириусом хоть на недолго. Или дай знак, что ты слышишь меня. Не знаю, почему, мне кажется, что ты – не просто светящаяся штучка в небе. И что ты тоже хочешь к нам.
Обещаю, что больше ничего у тебя не попрошу.
Я не заметил, как настал черёд другого призрака принять пост – он услышал меня и не преминул пихнуть в плечо, развести руками и покрутить пальцем у виска. Он сказал, что я должен молить звезду о стабильности и меньшем числе неожиданностей, и посетовал, что споткнулся около нашей квартиры, когда поднимался сюда. Он решил, что в том, что он споткнулся, виновата наша с Сириусом вера в «небылицы». Вера в людей.
Я мог ответить. Мог поставить этого призрака на место. Но молча вернулся домой, чувствуя себя отвратительно, словно душу проткнуло осколками стекла.
Я лёг на кровать, пружинки ворчливо заскрипели. За окном блуждал мрак, а я смотрел на мигающую гирлянду и думал, как хорошо, что она у меня есть. А потом вспомнил, что ещё у меня есть чудесный друг Сириус, и мысли о несправедливости мира ушли.
– Интересно, а что сейчас делает моя звезда? – пробормотал я в пустоту. – Может, она так же, как и я, взвешивает, как зернышки на ладонях, отчаяние и надежду и думает, есть ли кто-то, похожий на неё?
И оно случилось – то, что я люблю, ценю и могу пересчитать воспоминания о подобном на одном пальце одной руки.
Чудо.
Неизвестно откуда вылетел и врезался мне в лицо бумажный самолётик. Когда я поднёс поделку к лампе, оказалось, что это письмо, письмо-самолётик. Я не мог заграбастать послание одному себе, ведь Сириус очень расстроился бы, узнав, что я прочитал странное письмо без него. И я помчался к нему, а когда он открыл, отпихнул его с порога, крича от радости, и в коридоре же раскрыл бумажный самолётик:
«Не знаю, кто ты – или что ты, но ты мне опять приснился. Мы разговаривали. Я хорошо помню, что ты рассказывал, как тебе плохо и одиноко, и у тебя есть только один, но самый лучший друг, и что ты попросил меня прийти к вам. Не знаю, почему я пишу это… просто на что-то надеюсь. А вдруг ты – и правда, есть? Было бы здорово. Мне нравится тебя слушать, а ещё столько всего хочется рассказать самой. Очень жаль, что в твоём мире тебя не понимают. У нас тоже разные люди бывают, но всегда найдётся человек, который поймёт и поддержит. У меня это мама, папа, сестра и тётя. С одним дедушкой мы не ладим, другого я не видела никогда, да и с бабушками (обеими, да-да) тоже не могу найти общий язык. Так что я тебя понимаю. И завидую, что у тебя есть друг, потому что у меня – только семья. И работа медсестры. Я по своим причинам не могу верить людям, хоть и верю в сказки. Такой уж я человек.