Окна в облаках

Леон Артурович был у себя, отмахнулся от горячих выражений благодарности:

– Давайте без этого, ладно? Там все в порядке? Ребенка устроили, с хирургом познакомились?

– Да. Очень серьезный человек. И видно, как он занят. Я даже не успела поговорить о том, что Соня должна оставаться с Сардором. Что это жизненно важно. Я подумала, может, лучше, если это вы скажете?

– Ирина, прошу понять меня правильно. Мои полномочия закончились. В ситуации появился главнокомандующий. Он оставил других пациентов, выделил ребенку особую палату. Там наша операционная для исключительных случаев. Рядом реанимация. Строжайший порядок, идеальная чистота. Это все залог успеха. Я к тому, что вопрос с матерью может решить только он. Что-то еще?

– Да. Просьба от нашего канала: вы разрешите нам что-то снимать – до операции, может, после? Это ведь не просто уникальная операция, это еще благородная, полностью благотворительная акция. Мы подумали, что репортаж помог бы вашему делу. Все, чем можем отблагодарить. Вы разрешите?

– Я не возражаю, конечно. Мы в своей практике встречаемся только с претензиями. Да, думаю, это было бы неплохо.

– Так вы подпишете разрешение на съемку?

– Конечно. Но с Володиным тоже согласуйте. Надеюсь, мы все поладим, – Петров улыбнулся и встал, давая понять, что разговор закончен.

Вечером Ирина позвонила Соне:

– Как там у вас?

– Хирург осмотрел Сардора. Раньше его возили на обследование. Со мной вообще не говорит. Я стояла в коридоре. Он сказал, обращаясь к нянечке: «Палату перед сном помыть и проветрить. Кондиционер не включайте. И ребенок должен быть один. Проследите». И ушел. Я спросила у нянечки: это не значит, что меня выгоняют из клиники? Она говорит: врач сказал, чтобы ребенок был один в палате. Сиди, раз тебя не гонят. Там в конце коридора есть диванчик. Сейчас она мне еду какую-то принесла. Я зашла к Сардору поцеловать его на ночь и сказала, что буду спать за дверью. Но меня трясет от страха.

– Да, проблема. Но есть и хорошие новости. Петров разрешил съемку в день операции. Я это придумала, чтобы хирург и ответственность понял, и захотел себя проявить чутким, гуманным человеком. Не знаю, как ему объяснить про вашу мистическую связь. Он не похож на человека, который в такое верит.

Соня прожила на птичьих правах на маленьком диванчике в коридоре два дня до операции. К ребенку заглядывала при любой возможности. Иногда по коридору проходил Игорь Сергеевич. Он или делал вид, будто не видит ее, или на самом деле не замечал.

В день операции рано утром в отделении началась генеральная уборка. Соня попросила швабру, тряпку и приняла участие. К десяти часам приехала Ирина со съемочной группой. Показали разрешение директора, поставили свет. Ирина вошла с микрофоном к Сардору. Оператор успел снять его бледное, но обрадованное, приветливое личико. И тут в палату вошел Володин.

– Попрошу выйти на минуту для разговора, – произнес он.

Ира сделала знак оператору выключить камеру, вышла. Володин отвел ее в сторону и не сказал, а скомандовал побелевшими от ярости губами:

– Вы на чем решили свои шоу строить? На последнем шансе ребенка? На моем риске оборвать эту жизнь прямо сейчас? Сворачивайте свой балаган и убирайтесь. В противном случае я все отменяю.

– Но… Леон Артурович подписал…

– Так бегите за ним. Пусть идет сюда и готовится к операции. Мой план он видел. Справится.

Ира была в ужасе. Ни с чем подобным она никогда не сталкивалась. Но и ситуации такой она даже не могла себе представить. Краем глаза она видела Соню с белым лицом и прижатыми к груди руками. Решение приняла мгновенно.

– Мы уходим. Приношу вам свои извинения. Я потом смогу навестить Сардора? Это очень важный для меня ребенок.

– Потом решим. Если у нас будет потом.

– Игорь Сергеевич, еще секунду. Вам Леон Артурович говорил о том, что Сардор был в клинической смерти и что он возвращался на голос матери?

– У меня больше нет секунд, которые я мог бы на вас потратить. Много серьезных дел. И знаете что: оставьте эти розовые слюни для своих передач. Пациент должен вернуться не на голос матери, а потому что хирург все сделал верно.

Группа уехала. Операция началась. Соня на своем диванчике скрутилась в комок, чтобы не быть заметной вообще. Ире она звонила из туалета. Так прошло двенадцать часов. Ире казалось, что она при каждом взгляде на циферблат, на телефон теряет сознание. Вечером она пошла помочь Таисии Ивановне. Та просто рыдала в голос и кричала: что вы натворили. Он ходил, смеялся, он ел и рисовал… Чем вам все это помешало…

Есть Таисия отказалась, выпила болеутоляющее и две снотворные таблетки. Ира вернулась к себе, когда она уснула. Прошла сквозь глухую и немую ночь. В квартире посмотрела на свой телефон: может, он разрядился? Нет. Просто никто не звонил. Ничего более зловещего, чем этот онемевший телефон, Ира, кажется, не видела. Он теперь может взорваться только бедой. Столько часов прошло…

Соня позвонила на рассвете.

– Ира, – прошептала она. – Звоню опять из туалета. Ирочка! Все прошло! Мы есть! Игорь сказал: операция прошла в заданном режиме. И еще… Ты не поверишь. Когда Сардора увезли в реанимацию, хирург подошел ко мне. Он сказал: «Расскажите мне о вашем опыте с клинической смертью Сардора. Только коротко». Я рассказала: меня пускали в реанимацию, и я звала… Ира, он повел меня в реанимацию. Сардора уже выводили из наркоза. Я тихонько позвала, он даже глазки еще не открыл, но ручку поднял и пальчиками пошевелил…

– Сонечка. У меня нет слов. Я сейчас разъединюсь, иначе взорвусь от рыданий. Сардор еще в реанимации?

– Да. И я иду туда. Буду стоять за дверью. Она стеклянная, мне все видно. Меня никто не гонит!

Так все они вступили в странное, нереально светлое время. Ребенок был очень слаб, но он становился крепче и увереннее с каждым днем. И, самое главное, отступило и начало таять то грозовое облако беды, которое раньше чувствовал любой рядом с Сардором. В клинике Петрова мальчик стал всеобщим любимцем. Его навещали врачи из других отделений, все старались сказать что-то ободряющее. Медсестры прибегали, чтобы положить на тумбочку что-то вкусное.

– Это наш принц, – гордо заявляла всем нянечка Даша.

Однажды Ира, войдя в палату к Сардору, обнаружила у его кроватки Леона Артуровича. Он держал мальчика за руку и говорил ему что-то ласковое. Почти смутился, увидев Иру:

– Захожу посмотреть на героя. Думаю: может, где-то продается медаль за храбрость? Я бы ему купил. Вижу, у вас есть коллекция теплых тапочек. Начинайте потихоньку гулять, выходите в коридор. Но не давайте ему уставать.

Ира вышла вместе с ним из палаты:

– Леон Артурович, я просто дилетант, но как вы считаете: операция была успешной?

– Более чем, – уверенно сказал Петров. – Сейчас все дело в уходе и восстановлении. Дальше начнет работать возраст. Самое сложное для мальчика – перерасти свои проблемы. Перегородочка уже справляется, потом окрепший организм станет работать на силу сердца. Да, хотел вам сказать. Я в курсе, что Володин выгнал вас с группой. Он такой. Но справедливости ради скажу по секрету. Для него это очень важное дело. Он перед операцией закупил за свои деньги самые дорогие и дефицитные у нас препараты. Те, которые клиника не может заказать и получить официально.

– Господи, да я не в обиде. Поняла, что это необычный человек. Он мать пустил в реанимацию.

Они гуляли с Сардором по коридору, меняя тапочки с мордочками животных. Он нежно щебетал, смеялся, глядя на свои ножки с ушами и глазками.

Когда Сардора выписывали, в коридоре собралось много желающих попрощаться, пожелать здоровья. Последним вошел своей решительной походкой Игорь Сергеевич. Соня уже держала Сардора на руках. Врач взял его ручку в свои ладони и произнес:

– Пока, мой маленький и очень большой друг. Ты едешь домой, мы будем видеться с тобой иногда. Запомни: ты мне очень нужен. Я не позволю вернуться твоей боли. – Он посмотрел на Соню: – Софья, вы разрешите мне навестить как-нибудь Сардора?