Страница 34 из 37
У твоей Анечки чуть сердце в пятки не ушло. О чем я вообще думала, явившись сюда Одна Ко Взрослому Красивому, но Абсолютно Бухому Мужику!? Все тараканы в моей голове сейчас замерли и произнесли «Ой! Ничего себе! Точно!». Что-то я не подумала об этом, ага.
Поздно бежать. Ладно, действуем по ситуации.
— Что случилось? Почему ты такой?
Молчит, перекатился с бока на спину.
— Ты такая красивая… Я тебя так…
Закрыла ему рот рукой. Нечего, нечего голову морочить! Помню я, как он стелет красиво. Всех может очаровать… и сожрать. Может, я просто голодная?
— Ай. Что ты кусаешься, котяра? — Хотела соскочить — не получилось.
— Это и правда ты. Моя маленькая… — Все также шепчет.
— Тебя там где-то перемкнуло?
— Точно ты…
Понятно. Видимо да.
— Что с тобой происходит? Что случилось?
— Я так скучал. Я хочу, чтобы ты была рядом. — Боже, как он шепчет… Можно я это себе на телефон запишу? Буду молодость вспоминать. Ох… спокойно! — Хочу быть с тобой.
В голове пропел Наутилус Помпилиус свою вечную, ну, ту самую:
«Я так хочу быть с тобой»
— Что случилось, Олег? С мамой что-то?
— Я… как они могли так поступить со мной? — О, наконец-то переключился. — Я же их сын. Понимаешь? Я не могу понять этого. Как они могли? Анечка, скажи, как?
Закрыл лицо руками. Давит на глаза. Разогнул свои ноги… о, эти ноги. Аня, капельку адекватности!
Он не перестает.
— Почему они ничего не сказали… Что я такого сделал ей? Я же её сын. А если она умрет. Если она не выживет. Как? Как? Как мне жить тогда?
Молча взяла его руку. Наклонилась, поцеловала кисть. Только не делай себе больно, пожалуйста. Тише…
— Всё будет хорошо, Олег.
— Ань, не будет. 4 стадия. Всего 15 процентов выживаемости. При всех моих деньгах, я ничерта не могу сделать. Зачем они тянули, зачем так? Я не понимаю. Почему сразу не сказали, я бы мир ради нее перевернул, а они… Ань, я не понимаю.
Тише, тише… тише. Выдохнул.
— Её лёгкие. Даже при успешной иммунотерапии никто не даст гарантию. 85 процентов летальных случаев. 85! Да зачем нужны все эти дурацкие деньги, если от них никакого толку? Почему они не могут вылечить её? Мама, что они так тянули… Почему не сказали мне раньше? Я не понимаю. Что я вам такого сделал? Не понимаю! Не понимаю…
Сдавливает кулаки все сильнее и сильнее. Начинает погружаться во всё. Надо остановить.
Посмотрела на руки — Господи, это что у него за порезы?
В памяти вспыхнул похожий монолог, когда бабушки не стало… ему сейчас чертовски больно. Я понимаю. Но… она же жива. Значит, пока ещё есть шанс.
— 15 процентов. Это много, слышишь? Она может справиться.
Зажмурился ещё раз. Напрягся и сильно выдохнул, зарычав
— Она не хочет. Не хочет жить. Сдалась. Нашли уже на 3 стадии, когда начала кашлять, задыхаться.
— Но…
— Решила, что будет лучше, если я узнаю об этом уже потом. Как отец согласился? Почему он вообще её отпустил? Как можно жить и спать с этими бабами, когда твоя женщина где-то медленно умирает, мать его! Говорит, что я пойму. Да как я могу его понять? Как? Да почему, блин, почему, Ань!? Зачем я столько работал, я не понимаю. Как они могли так поступить со мной? Скрыть всё это. Почему именно она? Почему…
Ему этим сделали ещё больнее.
— Тише… тише. Прошу тебя, тише… У меня бабушка тоже тянула до последнего, не могла признаться мне. Я тебя понимаю, правда, знаю, как больно сейчас. Но, пожалуйста, тише… я понимаю. Тише.
Я не знаю, как утешать, хоть и сама вышла из похожего. Не знаю.
Нагнулась к его лицу, поцеловала глаза, нос. Провела пальцами по скулам. Нужно уложить его спать. Вывести из этого состояния.
— Пойдем спать?
— Я не хочу.
— Но…
— Ань, я не понимаю.
— Пожалуйста, давай ляжем вместе… слышишь?
— Я не понимаю. Ань. Почему она не хочет бороться. Она же так умрет.
— Тише… Я с тобой. Пожалуйста, давай дойдем до кровати. Я тебя не подниму, слышишь?
Молчит, не реагирует. Снова замыкается. Не знаю, что делать. Разве только… Наклонилась, коснулась его губ…
— Я люблю тебя. Я с тобой. Слышишь? Я не дам тебе утонуть в этом. Слышишь? Я с тобой. Ты со всем справишься. Мы справимся, боль уйдет, отступит. Честно. Обещаю. Я рядом. Но сейчас, прошу тебя, ложись на кровать.
Что-то внутри видимо задела, начал вставать. Сразу же пошатнулся, схватила его за руку. Не справлялся с болью? Решил все залить? Ужасная идея. Но не мне его осуждать. Сама не могла справиться.
Шаг и уже на кровати. Спустя мгновение закрыл глаза, села рядом, держу за руку. Должен заснуть. Посмотрела на его руки… обработать бы и перевязать. Позвонить Тоне? Спрошу, где аптечка. Надо проветрить, выкинуть все бутылки. Пусть спит…
Аккуратно убрала руку. Встала, вышла из комнаты. Подошла к окну в коридоре, набрала Антонину.
— Анечка, что там?
— Тонь, а где у вас аптечка?
Женщина ахнула. Поняла, что сейчас надумает лишнего.
— Просто царапину на руке обработать. — Снова вру и не краснею. Там серьезные порезы, словно стекло воткнулось сразу в нескольких местах.
— А… Она есть в моей комнате на первом этаже или на кухне в самом крайнем навесном ящике у двери.
Подумала.
— У Вас есть таблетки от похмелья? — Да, все повторяется. Только теперь не мне и… я не хочу от него сбежать.
Тоня замолчала.
— Алло?
— Да, Анечка, я вспоминала. Должны быть. Мы их обычно не держим, но где-то месяц назад, а может и больше, он их привез с работы. Я так удивилась и закинула их туда же — на кухню.
Зато я не удивляюсь, уверена там те, что мне давал.
— Хорошо, спасибо.
— Может, мне приехать?
— Нет, не надо. Я сама справлюсь.
Тараканы, помня о том, что они остались один на один с ягуаром, издали какой-то писк. То ли от страха, то ли от… радости.
Положила трубку. Дошла до кухни.
Включила свет. Не считая бутылок, чисто. Но… он вообще ел что-нибудь в эти дни? Где-то я это уже слышала. Точно — всё повторяется. Нужно приготовить ему что-нибудь.
Положила аптечку на стол, нашла всё нужное. Развела таблетку в воде, взяла антисептик, мазь, вату, бинты. Ножницы только не нашла, ну да ладно. Поднялась на верх в его комнату.
Так и лежит на кровати, только разве что снова свернулся, поджав ноги к себе. Читала где-то про эту позу Эмбриона… Что там было сказано? Острая потребность в безопасности и защите.
В груди что-то давно уже сжалось… ладно, займёмся делом.
Села возле него, взяла кисть, с трудом её разогнула.
Тихо прошептала
— Как же ты так умудрился… Зачем ты себя поранил.
Зачем сделал больно себе, этим рукам… таким красивым рукам…
Не теряй голову, не теряй.
Размочила засохшую кровь, обработала всё антисептиком, приложила мазь, забинтовала. Дай Бог, чтобы шрама не осталось. Не должно быть, если следить за заживлением… вообще за ним надо следить, помню по себе.
Встала, хотела уже уйти, но не выдержала, нагнулась и поцеловала в лоб
— Ты справишься. Ты очень сильный. Справишься.
Заметила на чайном столике документы. Не стоит совать свой нос, куда не просят. Вышла из комнаты.
Спустилась вниз, ушла на кухню. Снова включила свет.
Принялась за уборку, сгребая все эти бутылки в пустой мусорный пакет.
Что ему приготовить? Залезла в холодильник. Все, что было там с четверга, уже испортилось. Надо выбросить и вымыть посуду. Видела посудомойку, но включать не буду…
Что же приготовить? Так… крупы есть. Рис?
В памяти вспыхнул тот завтрак… да, его бульон с рисом. Ну, не уверена, что выйдет также, но попробовать можно. Может к чаю что-нибудь ещё сделать? Ему не до этого будет, но он же не один — я тоже есть хочу… тогда рулет.
Поставила все готовиться. Села на стул, оперлась локтями о стол.
Всё равно я не понимаю его родителей… даже если хотели, чтобы ему не было так больно. Бред! Ему так только больнее. Они не оставили и шанса. Зачем было так поступать?