Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 13



Молодой человек подошел к низкой стене кладбища, вошел в узкую калитку…

Перед ним теснились тысячи древних каменных надгробий, тысячи плит, скопившихся на этом кладбище за четыре столетия. Плиты кренились, как будто склонившись перед Всевышним в безмолвной, бесконечной молитве. Некоторые соприкасались верхними краями, словно тихо переговаривались между собой о чем-то сокровенном. На них виднелись загадочные клинописные надписи на иврите и простые рисунки, полустертые временем, сложенные в молитве руки, виноградные грозди, священные сосуды…

Как среди этих бесчисленных надгробий найти могилу своего предка?

Почти совсем стемнело, и там и тут над могилами появилось странное бледное свечение, раздавался едва слышный шепот – то ли ветерок шелестел среди ветвей, то ли духи мертвых переговаривались между собой.

Молодой человек протискивался между накренившимися плитами, читая написанные на них имена булочников и сапожников, раввинов и финансистов. В какой-то момент эти имена, эти надписи слились в одну бесконечную надпись, от которой у него зарябило в глазах, закружилась голова. Молодой человек споткнулся, упал, в глазах у него потемнело, он словно выпал из потока бытия, как птенец, выпал из уютного гнезда жизни…

– Что с вами, сударь? – прозвучал над ним негромкий озабоченный голос.

Сигизмунд открыл глаза и увидел склонившегося над ним благообразного старика в старомодном одеянии. За спиной у этого старика виднелась огромная фигура с покатыми плечами и длинными, свисающими до колен руками.

– Что с вами? – повторил старик. Сигизмунд понял, кого он напоминает – пражского раввина с гравюры семнадцатого века, которая висела в кабинете его отца.

– Извините, рабби, – смущенно проговорил Сигизмунд, неловко поднимаясь на ноги. – Упал в обморок, как кисейная барышня… прежде со мной такого не случалось…

– Бывает, бывает! – Раввин снисходительно улыбнулся. – Вы приехали из Вены, чтобы найти могилу своего прадеда?

– Верно, рабби… – Сигизмунд удивленно взглянул на старика. – Но как… как вы это узнали?

– Поживите с мое, и тоже будете многое узнавать! Это просто, юноша, это очень просто. Вы одеты, как венский студент из хорошей семьи, и говорите так же. А что может делать молодой венский студент на Старом еврейском кладбище в Праге? Искать свои корни, искать могилы своих предков. Позвольте узнать ваше почтенное имя, дабы я мог помочь в ваших поисках?

– Я Сигизмунд… Зигмунд Шломо Фрейд.

– Фрейд… – Раввин задумался. – Ах да, конечно! Здесь, неподалеку, в Йозефове, жил переплетчик Фройд, его, как и вас, звали Шломо… пойдемте, я покажу вам его могилу.

Старик повернулся к своему рослому спутнику и сказал:

– Иди вперед, ты знаешь дорогу!

Тот безмолвно повернулся и пошел в глубину кладбища, тяжело впечатывая в глинистую землю толстые ноги. Раввин и Сигизмунд последовали за ним.

– Какой у вас странный слуга! – проговорил Сигизмунд, глядя в спину великана. – Он немой?

– Немой, – кивнул раввин, – но очень сильный и послушный. Во время Большого погрома он спас многих наших единоверцев…

– Большого погрома? – удивленно переспросил Сигизмунд. – Но это было очень давно, больше трехсот лет назад…

– Что такое время? – Раввин пожал плечами. – Не больше, чем сон… триста лет пролетают, как один миг. Кстати, вот мы уже и пришли к могиле вашего почтенного предка.

Он показал Сигизмунду плоскую вертикальную плиту, на которой была высечена раскрытая книга, под которой с трудом можно было прочесть имя – Шломо Фройд, переплетчик.

– Он был человеком книги. Пусть он не писал книги, а только переплетал их – его служение книге было беззаветным. Здесь он похоронен, и отсюда восстанет по зову ангела в день Страшного суда. Ему будет непросто подняться, ведь тут же, над ним, похоронено еще несколько человек…

– Как так? – удивился Сигизмунд.

– Оглядитесь, друг мой! – Раввин обвел рукой кладбище. – Здесь, на этом небольшом участке, похоронено больше ста тысяч человек! Как это возможно, спросите вы? Ведь по нашим законам нельзя тревожить прах усопшего! Вот и приходилось класть одного покойника поверх другого и присыпать его сверху землей. Только надгробные плиты говорят нам о том, кто спит здесь вечным сном, потому они и теснятся здесь, как на праздничном базаре…

Раввин пристально взглянул на Сигизмунда и проговорил, понизив голос:



– Вечный сон, которым спит ваш предок, мало отличается от жизни. Жизнь – это тоже сон, иллюзия. И вам, друг мой, предстоит много сделать, чтобы растолковать смысл этой иллюзии, растолковать смысл сновидений…

И я, друг мой, хочу сделать вам маленький подарок…

Раввин повернулся к своему слуге и сказал ему:

– Подай мне сумку!

Великан протянул хозяину кожаную суму. Тот запустил в нее руку и достал карманные часы, протянул их Сигизмунду. Это были круглые серебряные часы, которые за их форму называют нюрнбергской луковицей. Только циферблат у них был необычный. Вместо римских или арабских цифр на нем были буквы еврейского алфавита.

– Простите, рабби, но я не могу принять от вас столь дорогой подарок! Ведь я даже не знаю вашего почтенного имени…

– Мое имя я тебе назову. Меня зовут Иегуда Лев, сын Бецалеля. Я был раввином Староновой синагоги.

– Были? – переспросил Сигизмунд.

– Не цепляйся к словам! Был или есть – разница невелика! Вот, возьмите эти часы, они сделаны большим мастером, тем же, который изготовил часы на синагоге. Как и те часы, эти идут в обратную сторону. Обычные часы идут вперед, от детства к юности, от молодости к старости, от жизни к смерти. Эти же часы идут назад – от старости к молодости, от зрелости к детству, к тому времени, которое создает нашу душу, наш характер. Эти часы идут от смерти к жизни…

Раввин говорил еще что-то, но Сигизмунд больше не слышал его, не разбирал его слова. Они сливались в ровное журчание, похожее на журчание ручейка. Перед глазами Сигизмунда заколыхалась тьма, закружился кладбищенский туман…

И вдруг он очнулся.

Над ним стоял одноглазый старик в поношенном, засаленном сюртуке и надвинутом на глаза картузе со сломанным козырьком. Старик этот тряс Сигизмунда за плечо:

– Проснитесь, сударь! Проснитесь! Нельзя спать на голой земле! Вы застудите себе спину. Да и вообще – негоже спать на кладбище! Всякое может случиться…

– Разве я спал? – удивленно проговорил Сигизмунд, протирая глаза.

– Еще как спали, сударь! А я иду, смотрю, человек, сперва думал, что это какой-нибудь бродяга, а потом гляжу – прилично одетый молодой господин… позвольте узнать ваше почтенное имя!

– А кто ты такой, что спрашиваешь мое имя?

– Я – Лейба, кладбищенский сторож. Присматриваю здесь за порядком. А кто вы и что делаете здесь ночью?

– Я – Зигмунд Шломо Фрейд, сын Якоба Фрейда, торговца тканями. А на это кладбище я пришел, чтобы найти могилу своего предка.

– Ох, сударь, найти здесь чью-то могилу очень трудно! Уж на что я долго здесь работаю, и то не смогу вам помочь! Сами посудите, здесь похоронено не меньше ста тысяч человек!

– Спасибо, я уже нашел его могилу. Мне помог рабби…

– Рабби? Какой рабби? Достопочтенный рабби Пинкус из Староновой синагоги вторую неделю болеет и не выходит из дому, а никакого другого здесь нет…

– Но как же? Здесь был почтенный рабби со своим слугой, он даже назвал свое имя – Иегуда Лев бен Бецалель…

– Что такое вы говорите, сударь! – испуганно пролепетал сторож. – Рабби Иегуда Лев бен Бецалель жил триста лет назад! Это он сделал себе глиняного слугу, голема, и вложил в него жизнь, положив в рот записку с именем Божьим…

– Ох ты… – выдохнул Зигмунд. – Выходит, все это мне приснилось…