Родить легко

Синтетический окситоцин, как и любое лекарство, должен применяться для лечения родов в случае определённых патологий, а не просто так.

Всё это Лера, много лет носившая сына на руках, потом узнала и поняла сама. И лекарственные, химические вмешательства в роды стали для неё абсолютным табу.

Когда я, тоже мама особенного ребёнка, слушала Леру, понимала: жизнь – потрясающая штука. Жизнь должна была привести меня к ней – и сделала это. Жизнь должна была меня научить чему-то с её помощью – и сделала это. Жизнь должна была дать Лере именно меня, с моим пониманием, что такое особенный ребёнок и каково с ним жить – и сделала это.

А нелепые, стыдные мыслишки про возможность неплохого заработка обернулись комом в горле. И неистовым, отчаянным желанием сделать так, чтобы у Леры всё получилось хорошо. Правильно. Я ощутила какую-то высшую ответственность за то, чтобы её роды состоялись по-другому, прекрасно.

Мы даже сняли про них (а также немного до и после) документальный чёрно-белый фильм: тогда на меня вышли два парня, которые хотели развивать это направление, и по моей рекомендации начали с Леры. Фильм получился отличный: снимали Валерию, её мужа и чуть-чуть меня – недавно нашла в архивах и с огромным удовольствием пересмотрела.

Ведущий контракт доктор с учётом всей предыстории перестраховался. И в ПДР, ещё до начала родов, положил мою роженицу в отделение патологии, где не предлагается ни индивидуальных палат, ни особых условий.

Довольно забавно было наблюдать, как рафинированная, изысканная Лера, никогда не видевшая вблизи реальной жизни простых женщин, тем более беременных, лежит в общей палате. Со смачными разговорами «за жысть» и порой бредовыми – про роды, с бесцеремонностью, отсутствием личного пространства, невозможностью нормально поспать и осуществить элементарную гигиену. Через пару дней Лера взмолилась перевести её куда угодно, за любые деньги. Но этого не понадобилось: она уже вступала в роды.

Рожала Лера очень хорошо, правильно, красиво. Её роды наполнялись глубоким, всеобъемлющим пониманием того, что и для чего она делает… Именно про такой уровень смыслов и осознания всегда рассказываю на курсах Родить Легко и хотела бы видеть у всех рожающих. «Я даю новую жизнь человеку, с которым мне потом жить! И то, как он родится, каким станет, очень сильно зависит от меня и от того, насколько я мотивирована!»

Молодым женщинам сегодня зачастую всё равно, как они родят. Они думают только об одном: как быстрее, легче и безболезненнее проскочить роды. Не осознавая, что своим неумением, равнодушием, нежеланием участвовать в самом важном деле своей жизни порой серьёзно её портят – и не только себе, но и ребёнку. А если женщина идёт в роды с таким прошлым, как у Леры, то очевидно, что её мотивация родить натурально, правильно, естественно находится на принципиально ином уровне.

Когда начала показываться головка, схватки затихли, матка как будто устала, истощилась. Так называемая слабость потуг в этом возрасте вполне ожидаема: акушеры знают, что немолодые роженицы находятся здесь в зоне некоторого риска – уровень гормонов снижен. Но головка уже на выходе… Мы тужимся, тужимся изо всех сил, отдыхаем и тужимся снова – и никак, ну не хватает силы сокращения матки!

– Лерочка, надо поставить окситоцин. Совсем на чуть-чуть, буквально десять минут! Нужно протолкнуть, нужно несколько по-настоящему сильных схваток…

Смотрит на меня пронзительно:

– Ты точно уверена, что это безопасно?

– Обещаю! Всё будет хорошо.

На исходе потужного периода искусственный окситоцин уже не может навредить плоду, полноценно прожившему схватки и открывшему рецепторы благодаря эндогенному, поступающему от мамы.

Десяти минут хватило. Четыре-пять сильных схваток – и мы родили замечательного здорового ребёнка.

Я никогда не говорю о первых родах Леры на курсах. Не могу, не имею права, потому что история страшная. Не хочется пугать девчонок, и без того щедро нагруженных страхами – мамами, подругами, интернетом, социумом. Поэтому рассказываю здесь: если убрать всё личное и трагическое, эта история – про синтетический окситоцин. И чудовищные последствия его бездумного, бесконтрольного применения в родах.

Искренне надеюсь, что сейчас Валерия счастлива.

По крайней мере, я сделала для этого всё, что было в моих силах.

Глава 5

Кому в армию, кому в роддом

Однажды смотрела на YouTube интервью, взятое некоей медийно известной дамой у другой, ещё более популярной. При обсуждении удочерения героиней девочки из дома малютки впроброс, как нечто само собой разумеющееся, проскочило:

– А не обижали ли её окружающие за то, что приёмная? Дети ведь так жестоки…

И беседа без запинки покатилась дальше: «Не обижали, всё было хорошо, мы её любили» и т. д.

Я же на этом месте споткнулась, услышав расхожий штамп «дети жестоки»: мучают животных, обижают слабых, издеваются над рыжими, слишком толстыми, чересчур худыми, очкариками, прочими странными, просто другими – не такими, какони.

Две закадычные подружки-одноклассницы постоянно спрашивали:

– Вот что ты, как дура, ходишь в свою музыкалку?

Они посещали только обычную среднюю школу, а я ещё и музыкальную – четыре раза в неделю, три раза – лёгкую атлетику, два раза – литературный кружок. Будучи крупными, дородными, подружки подшучивали надо мной:

– Ножки тоненькие, а жить-то хочется!

Как же я тогда переживала по поводу своих худых конечностей…

Однажды весной на уроке труда нам поручили выдёргивать траву, проросшую между цоколем здания школы и узкой асфальтированной полоской по периметру: та упорно лезла между цементом и асфальтом, оживляя серые камни. Непорядок! Всех девочек класса (уроки труда разделялись по половому признаку, мальчики делали табуретки) рассадили по линии – вырывать нежную майскую травку. Что страшно раззадорило учеников со второго этажа, мигом придумавших себе отличное развлечение: лить сверху воду, плевать, кидать скомканные бумажки. Девочки визжали и разбегались. Потом возвращались на прополку, и всё повторялось.

Я решила пойти другим путём. Подумала: если не визжать и не бегать, азарт постепенно угаснет и мальчишки постепенно сдуются. С очередной порцией воды все отскочили в разные стороны, а я осталась – меня облили. Удивившись, что не убегаю и не визжу, облили ещё раз. Потом высыпали растолчённый мел. Потом какие-то хлебные крошки. Потом несколько раз плюнули. А я всё сидела на корточках, полагая, что они остановятся. Нет. Выливали, высыпали, плевали… Им было очень весело! А я никак не убегала. Наконец дошло до апофеоза: на меня выплеснули содержимое вазы с подвядшими цветами с учительского стола. Они явно стояли очень давно, вода пахла отвратительно.

Оказалось, что злу нет конца. И я натурально озверела – взяла половинку кирпича, положила в карман школьного фартука и поднялась в тот класс:

– Кто вылил на меня вазу?

Все притихли, откровенно испугавшись – видно, читалось на моём лице что-то дикое…

Так вот, возвращаясь к тезису «дети злые». Задумалась после прозвучавших в интервью слов: могу ли я представить, что мои дети, рождённые и выросшие в любви, будут над кем-то издеваться, мучить или тиранить кого-то? Нет! Ни за что.

Мишель Оден: «Человечество изучает истоки насилия вместо того, чтобы изучать источники любви». А чего нет у жестокого ребёнка (а потом и столь же жестокого взрослого)? У него отсутствуют эмпатия, сострадание, нет развитых зеркальных нейронов, помогающих прочувствовать другого – его мучение, его боль. И что дальше? Правильно: сделав круг, вновь невольно приходим к азам. К тому, что написано на каждом, если можно так выразиться, акушерском столбе.

Окситоцин. Нет, только не из ампулы, не из инфузомата. А настоящий, эндогенный. От мамы, которая родила натурально, без вмешательств. Которая именно по этой причине начала прямо в родах любить – и потому щедро производила соответствующие гормоны, передавая их ребёнку через пуповину.