Страница 64 из 73
И все равно любил. Вот такая она — любовь больного чудовища. Сказка да и только.
— Пожалуйста! — он резко прекратил беготню. Остановился, окинул меня диковатым взглядом и вдруг плюхнулся на колени. — Я не знаю, как жить без тебя!
Я сглотнула. Это выглядело почти так же жутко и жалко, как рыдания раньше.
Надо уходить.
— Нет, Николас. Встань, не надо унижаться, это ничего не изменит. Я понимаю: тебе страшно, ты не знаешь, что делать с новым собой. Но поверь: тебе не нужна я, чтобы разобраться с этим.
Я поднялась и пошла к двери, почти ожидая, что он набросится сзади. Схватит, оттащит, свяжет. Прежний лорд Грей ни за что бы не позволил мне уйти. Магия бурлила в теле, заготовленный щит покалывал пальцы.
Но Николас не двинулся с места. Наверное, только теперь я поверила до конца, что он изменился безвозвратно. Того лорда Грея, который промыл мне мозги и два года держал в золотой клетке больше нет.
Уже закрывая дверь я услышала за спиной скорбный вздох. И негромкое:
— Прощай…
Глава 43
На улице уже стемнело. В окнах палаццо делла Витторио горел свет, но ворота стояли заперты. Без Артура у меня нет ни единой возможности пробраться мимо челяди.
Но если моя догадка верна, это и не требуется.
Торопливо накинув капюшон, я прошла уже знакомой дорогой к развалинам Солнечного храма. Выложенная мозаикой спираль послушно откликнулась на прикосновение кольца, открывая проход. Я нервно выдохнула и шагнула вперед, готовая ко всему. Даже к тому, чтобы оказаться у края Бездны.
И оказалась в храме.
“Храм Ночи” — эта мысль всплыла сама собой и показалась на удивление уместной. Зал был зеркальным двойником Солнечного храма. Вместо белого мрамора — обсидиан, вместо окон — барельефы в виде дверей с уже знакомой спиралью.
Черные и блестящие колонны поднимались к потолку, растекались по нему глянцево-черными арками. На полу лежала мозаика в виде дерева жизни, чем-то неуловимо схожая с очертаниями человеческой фигуры.
Но куда любопытнее мозаики были фрески. Яркие и жуткие. Я прошлась вдоль стен, уделяя внимание каждой. И если по отдельности они казались просто порождением больной фантазии художника, то вместе складывались в убедительную и страшную историю.
Вот, значит, как? Впрочем, я что-то подобное и предполагала. Оговорки Пенелопы и подслушанный в библиотеке диалог подталкивали к определенным выводам.
Оставив стены, я коснулась кольцом двери с символом сефирота Йесод.
Камень послушно раскрылся, втянул меня в какой-то кабинет — темный и пыльный. Я растерянно ойкнула. Так ожидала перенестись в библиотеку, что на мгновение даже подумала, что ошиблась.
Но нет. Просто вход и выход в палаццо делла Витторио располагались в разных местах.
Я попала в старый кабинете мэтра Карреттино. Пенелопа не заняла его после смерти отца, даже не тронула. Записи мэтра грудой лежали на столе, заполняли ящики. Я бегло проглядела их, и в груди вспыхнула хищная радость.
Ну что же вы так, мэтр?! Хранить подобные улики на виду просто недальновидно. Странно, что люди Николаса не прибрали их к рукам, когда расследовали вашу кончину.
Но ничего, я приберу.
Тревога гнала вперед, требовала бежать, найти Артура. Я цыкнула на нее и зарылась в бумаги.
После часа поисков затея уже не казалась столь гениальной. Да, среди обрывков, записок, мелких хозяйственных заметок и рабочих набросков встречались косвенные намеки на вину мэтра. Косвенные. Они могли бы послужить уликой в суде или произвести впечатление на Николаса. Но мне требуется другое. Нужны ясные, железные доказательства, чтобы убедить Артура…
Тогда в библиотеке мэтр что-то говорил про сейф?
Сейф нашелся за роскошным деревянным панно. И конечно он был заперт. Новомодный замок словно усмехался, предлагая ввести правильную последовательность рун.
Я зашипела и с досадой стукнула кулаком по бронированной стенке. Время уходило, убегало. Мне нужно найти Артура! Вытащить, спасти, пока он не придумал, как самоубиться с гарантией.
Но как убедить его без улик? Паразит просто не даст мне это сделать.
Ладно, попробуем самые очевидные варианты. Я ввела “Пенелопа”. Сейф остался глух. “Пенни” тоже не сработало. Не подошло “Джакомо” и даже имя покойной жены мэтра, в поисках которого мне пришлось нырнуть в собственную память.
Неужели придется уйти ни с чем?
“Магия — это статус, власть, деньги. Уважение и право решать чужие судьбы. В этом мире нет ничего важнее.” — вспомнился мне звучный баритон мэтра. Я торопливо набрала “магия”.
Дверца сейфа отворилась с негромким щелчком.
Да, это стоило того, чтобы потратить время. Потому что внутри, среди по-настоящему опасных запрещенных книг и записей о жутковатых экспериментах, лежал личный дневник Джакомо Карреттино.
От его содержимого меня бросило в холодный пот, а последние детали паззла встали на место.
Это была исповедь отца, единственная дочь которого родилась слабосилком. История сомнений и исканий. Экспериментов, в том числе над собственным ребенком. Летопись отчаяния и надежды. Одержимости…
В итоге мэтр не нашел ничего лучше, чем подсадить свою дочь на “Бездну”, снимая абстинентный синдром с помощью зелья собственного изобретения. И что самое удивительное: это сработало. В течение многих лет у него получалось дурить коллегию, выдавая синьорину за полноценного мага. Но призрак разоблачения незримой гильотиной висел над семьей Карреттино.
И как раз в этот момент в руки мэтра попадается древняя книга, повествующая о наследии семейства ди Альдо.
Конечно, Джакомо не смог пройти мимо. Он вцепился в идею провести ритуал, как голодный пес в кусок мяса, не смущаясь ни жертв, ни возможных последствий.
В голове не укладывается!
Считайте меня приземленной убогой дурой, но я не смогла проникнуться трагедией мэтра. Он писал о крохотном магическом потенциале своей дочери в таких выражениях, словно это была несовместимая с жизнью болезнь, жуткое уродство.
Но я-то знаю, что можно жить и слабосилком. В магии, как и в любой другой сфере, самое важное — это ум, воля и целеустремленность.
А этот ублюдок ради своей блажи обрек тысячи, десятки тысяч людей на страшную смерть.
Сукин сын!
От ярости потемнело в глазах. Окажись рядом воскресший Джакомо Карреттино, я бы лично упокоила его снова. Потому что такие мрази не должны жить.
Я стиснула дневник так, что ногти вонзились в кожаный переплет. Вернула на место панно и решительно направилась к выходу.
***
Уже за дверью стало ясно, почему в кабинете было так пыльно. И почему Пенелопа не потрудилась убрать подальше бумаги отца.
Комната находилась в тайном подвале. Не удивлюсь, если обычные слуги даже не догадывались о его существовании. Кроме кабинета здесь располагалась лаборатория — еще более заброшенная и пыльная, словно в нее не входили ни разу за эти два года. И малый ритуальный зал — тот самый, который я видела во сне.
Длинный коридор, начинавшийся от входа в зал, привел к лестнице. Я помедлила перед ней, чтобы наложить “полог незаметности”. Сейчас ночь, и это хорошо. Слуги спят, смогу осмотреть особняк, не шугаясь каждой тени.
Где Пенелопа может держать Артура? “В своих покоях” — подсказал внутренний голос, и я зашипела от желания оттащить эту тварь за волосы от своего мужчины.
Подниматься не пришлось. Стоило закончить с пологом, как над головой зацокали каблучки. Я еле успела спрятаться за лестницей.
Пространство вокруг накрыло ароматом розовой воды, смешанной с прозаическим, но аппетитным запахом лазаньи. Сначала мимо меня по воздуху проплыл накрытый поднос. За ним продефилировала сама синьорина Карреттино.
Пенелопа принарядилась и накрасилась. Во всем ее облике читалась продуманная небрежность и “естественность”, способная ввести в заблуждение мужчину, но не другую женщину. Чувственные губы просто приглашали впиться в них поцелуем.