Путь тьмы 2

Да, Гартиан мог собой гордиться. Лич так наладил поиск потенциальных магов, что даже Шахриону временами становилось завидно. Слуги верховного некроманта мелкой гребенкой просеивали каждый город, деревню, хутор и дом на отшибе. Они не пропускали ничего и никого, и любой ребенок, способный в будущем поднять хотя бы одного скелета или создать хотя бы один огненный шар был обязан отправиться на учебу.

При этом ходячий скелет, который, кажется, смирился с тем, что все выпускники станут осваивать также и стихийную магию, проявил нетипичную для себя доброту и заботу, разрешив детям три месяца каждого года проводить с родными и близкими. Более того, он предложил Шахриону платить будущим имперским чародеям жалование в день зачисления, что также способствовало притоку свежей крови.

Император согласился со всеми этими новшествами без разговоров. Постоянное наращивание числа магов было жизненно необходимо Империи Тьмы. Да, Лига разгромлена, Исиринатия вот уже пятый год не выходит из состояния гражданской войны, Прегиштания все еще истекает кровью в безумной резне против дварфов, Радения, потеряв изрядную долю своих земель, затаилась, да и Орден так и не сумел оправиться после уничтожения своего главного замка в негасимом змеином пламени, но это ничего не значило. Шахрион слишком хорошо знал, как победа оборачивается своей полной противоположностью.

Он сам продемонстрировал это правителям Лиги!

А потому, почти третья часть всего ежегодного дохода казны уходила на прокорм армии и магов. Пятнадцать полнокровных легионов, если, конечно, слово «полнокровный» применимо к десяткам тысяч замерших — усовершенствованных живых мертвецов, способных выполнять простейшие команды и держать строй; тяжелая конница, составленная из рыцарей смерти — высшей нежити; огромное количество стрелков — императорский эдикт обязал всех взрослых дееспособных горожан с доходом выше определенной суммы хранить дома арбалет с запасом болтов и регулярно тренироваться; и маги, маги, маги… Ах да, и, конечно же, укрепления. Число крепостей, подлежавших ремонту, либо доработке, поражало воображение, однако никуда от этого Шахрион деться не мог. Крепости — это то, что не позволит его рыхлой державе развалиться в трудный час. То, что задержит врага и даст время перегруппироваться, то, что, наконец, сломает шеи особо ретивым, но не слишком умным генералам. И на них золота, естественно, не жалели.

«К слову о крепостях», — подумал Шахрион, — «а вот и могучий Раст Айлиэн начинает говорить».

Этот исиринатиец еще четыре года назад — буквально спустя месяц после провозглашения императором эпохи Реставрации — разобрался в быстро меняющейся ситуации и предложил Черному Властелину свои услуги. Человеком он был, прямо скажем, выдающимся и непонятым — венценосцы неохотно выделяли деньги на его дорогостоящие проекты, а вот Шахриону чародей понравился сразу.

Одаренный Дочерью фанатик, ценивший только одну вещь в жизни — камень — мог заставить людей выполнить работу, на которую уходил год, в половину этого срока. Он буквально заражал окружающих своим безумием и те, вкалывая как проклятые, возводили укрепления с такой скоростью, что глаза отказывались в это поверить. К тому же Раст, являясь могучим магом земли, лично зачаровывал свои башни, стены и бастионы.

Естественно, полного доверия к нему Шахрион не испытывал, и перепроверял каждый объект, зачастую — самостоятельно, но исиринатиец до сих пор не дал ему ни единого повода усомниться в собственной лояльности, за что и был награжден местом в Малом Совете.

После него выступили еще полтора десятка человек, и, наконец-то, затянувшаяся церемония начала подходить к концу. Осталось всего несколько человек, после чего, как велела традиция, финальное слово скажет Тартионна. Госпожа обязана обращаться к своему Властелину последней.

«А жаль, она принесла самые важные вести», — подумал Шахрион, вглядываясь в ряды. — «Ну и кто там у нас? А-а-а, благороднейший Арлиан».

Правитель Кинории вышел вперед и поклонился.

Нельзя сказать, чтобы Шахрион сильно любил этого человека, но уважать — уважал. Арлиан — единственный из кольценосцев — был связан с Империей лишь вассальной клятвой, и не подчинялся Шахриону, как своему владыке и хозяину.

Переход Кинории на сторону Империи во время войны Реставрации во многом предопределил победу в Радении и стал поистине неприятным сюрпризом для его величества Гашиэна, а Шахрион, давший тогда Арлиану гарантии неприкосновенности, от своих слов не отказался. И дело тут было не только в излишней принципиальности Черного Властелина — ради дела тот был готов поступиться многим, и такая чепуха, как «честь», его особо не волновала. Все обстояло куда проще: правитель, не выполняющий своих обещаний, должен быть готов к тому, что и подданные не выполнят свои. Конечно, если выгода от нарушенного слова перевешивает издержки, на подобные мелочи никто не станет обращать внимания… вот только в данном случае относительно слабая зависимость Кинории от Империи Таараш была вполне приемлемой ценой.

Император отчаянно нуждался в весе и влиянии благороднейшего Арлиана, в силе его полков — а тот мог выставить на поле боя до двадцати тысяч человек — и, конечно же, в его золоте.

Одну вещь Черный Властелин усвоил очень давно: денег никогда не бывает слишком много. Даже если твоя казна трещит от набитых сундуков, составленных один на другой в три ряда, лучше пристрой сарайчик, чтобы складывать туда новые поступления. Сегодняшнее изобилие с легкостью превратится в завтрашнюю нужду, но звонкую монету взять уже будет неоткуда.

А благороднейший не только поддерживал своего сюзерена во всех его начинаниях, но и вкладывал значительные средства в создание мануфактур, содержал несколько больниц и вообще — всячески демонстрировал лояльность.

— Владыка, — пожилой мужчина, напоминавший чем-то вековой дуб, опустился на одно колено, — дозволь обрадовать тебя добрыми вестями.

— Дозволяю, — чуть устало ответил Шахрион.

Арлиан поднялся и, спрятав ладони за спину, начал свой доклад.

Выходило, что в Кинории, постепенно привыкающей к единству — до войны Реставрации она была разделена между Исиринатией и Раденией — дела идут на лад. Народ пережил зиму без каких бы то ни было серьезных проблем, последние недовольные, злоумышлявшие против владыки болтаются в петлях, зловредные раденийцы вот уже год как не пытаются придумать что-нибудь этакое.

Когда речь благороднейшего подошла к концу, тот, замявшись на миг, произнес:

— Владыка, я хотел бы опросить тебя о небольшом одолжении. Дозволено ли будет мне сделать это?

Шахрион насторожился. Обычно об одолжениях его просили в куда более приватной обстановке, и уж точно не на глазах всего двора. Император пристально воззрился на Арлиана, который — вот неожиданность — и не подумал отводить взгляд.

«Какую же игру ты ведешь, хитрая лисица»? — подумал он, но вслух ничего не сказал. — «Ладно, давай, узнаем».

— Как я могу отказать столь верному слуге? — с легкой улыбкой ответил он. — Слушаю.

— Я хочу просить не для себя, а для дочери, — удивил его Арлиан. Он полуобернулся и махнул рукой кому-то, стоявшему в плотном кольце придворных.

Люди, как по команде, расступились, и к возвышению, на котором стоял Черный Трон, не вышла — выплыла — девушка, облаченная в длинный черный плащ с капюшоном. Каким образом Арлиан умудрился протащить ее в подобном одеянии на расстояние в десяток футов от императора — понять было решительно невозможно.

«Судя по всему, денег на этот спектакль он потратил изрядно», — меланхолично отметил Шахрион. — «У Империи появилось много золота, а вместе с ними сей же час расцвело и мздоимство. Иронично».

Впрочем, расслабляться Черный Властелин и не собирался, равно как и его личные стражи. Десять рыцарей смерти, замерших у подножия трона, как по команде положили ладони в металлических перчатках на рукояти своих длинных мечей, и в этот миг девушка отработанным движением развязала тесемки, держащие плащ. Шелк заструился по телу, падая на пол и открывая взору собравшихся изящный стан.