Идолы для дебилов

Кто мы, когда опускаемся на дно своего стакана? Космические бродяги? Обычные бухари? Клоуны с опухшими масками на лице? Дети, испуганные взрослением? Мы сидим и пьем, пьем и смеемся над жизнью, смеемся и дохнем. Смеемся в ожидании, пока вселенная лопнет от нашего смеха. И лопаемся первыми.

Как я и предполагал, хороший человек оказался непоседливым безобразником. Стол у него ломился от новогодних угощений. Звали безобразника Тим, он носил очки с толстенными стеклами и смеялся лишь уголками рта, как джокер, подруга его тоже была буряткой.

– Может, и мне на бурятке поджениться? – спросил я у Касьяна.

– Не советую. Гусарская рулетка. Не угадаешь – свалит намертво.

– В Бурятии колдунов и духов больше чем людей, – сказал Тим. – Я прожил там месяц в дацане. Вернулся с ней, а как сошелся, не помню.

Он ткнул пальцем в свою подругу. Та грозно посмотрела на него.

– Дерется? – шепотом спросил я.

Тим чуть кивнул.

– Такие стекла, наверное, трудно разбит? – спросил я, когда мы выпили за знакомство.

– Просто не реально, – кивнул он, указав на искореженные дужки.

За столом сидели еще гости. Неугомонный сосед сверху, рослый детина, глотавший водку, чуть выпучивая глаза. Он затеял шашечный турнир, лез с разговорами, выясняя, кто больше знает о жизни, пока его не угомонили шахматной доской по голове.

Пьянка была примечательна только тем, что была первой в новом году и наводила на мысль, что, если весь год дела будут идти также, то у меня есть шанс обойти в ближайшее время Чинаски по количеству выпитых бутылок. Под утро за столом остались Тим и я. Запивая водку красным вином, мой собутыльник говорил только одно:

– Бухать с тобой одно удовольствие. Где же ты пропадал всё это время, старик?

Похожий вопрос я задал себе утром, обнаружив свое тело под буфетом на кухне. Сердце стучало о пол раскатами грома. На четвереньках я добрался до праздничного стола, под которым лежал Касьян, бурятка и шашист-неудачник. Растолкав их, я предложил опохмелиться. Они с ужасом переглянулись.

– Как ты так долго продержался, Хэнк? – обратился я к потолку, в одиночестве закидывая в нутро сотку водки.

Шашист громко вздрогнул и попросил свою порцию под стол. Допив с ним бутылку, я вспомнил, что у меня билет на поезд. Тим так и не вышел из своей комнаты, очки валялись в коридоре.

– Прощайте, хорошие люди, – бормотал я, кое-как одеваясь. – Мне будет вас не хватать.

– Ты вернёшься? – спрашивал шашист из-под стола.

– Возможно, года через три-четыре.

Пошатываясь, я вышел из подъезда. Остановился.

Давненько я не видел картин Мориса Утрилло, а парень тоже квасил каждый божий день и рисовал ту часть Парижа, которая была под рукой. Приближались сумерки, мои руки зачесались по кисти и краскам, чтобы запечатлеть нереально призрачной воздух и розовое небо над новостройками. Там витал дух безумной ясности хронического алкоголизма.

Мир слезился по моим глазам. Чтобы продолжить пить, надо было стать живым. Да, чтобы как следует напиться, нужно быть полным жизни. Что хорошего в отутюженной рубашке, если она одета на мертвеца? Она также мертва и холодна. Что таит вино, которое вливается в безжизненное горло? Это просто машинное масло, дешевая смазка. Никакой души, одна механика.

Хотите плыть по морю Бахуса и выйти сухим, выбирайте праздничные рюмки.

Пиво и сигареты

Открыв глаза, я долго не мог понять, где нахожусь. Мерзкий вкус во рту и тяжелая голова. Я осмотрелся. Стол и пол вокруг него завалены пивными бутылками и окурками. Я брезгливо поморщился. Ну да, это же моя квартирка.

Открыв форточку, проветривая, я начал прибираться к приходу учителя. В одной из бутылок булькнула мутная жидкость. Меня мучила жажда. Выругавшись, я хлебнул выдохшееся пойло. Пошарил в куче мусора, нашел крепкий бычок и закурил.

К приходу учителя в доме, на мой взгляд, было относительно чисто. Только он вошел, как стразу скептически меня осмотрел и сказал:

– Я же говорил тебе, никакого пива и сигарет. Говорил?

– Конечно, говорили, учитель, – уныло кивнул, не поднимая голову, не выдержав прямого смеющегося взгляда.

– А ты?

Я пожал плечами. Учитель тоже пожал плечами и развернулся, чтобы уйти.

– Учитель, – позвал я,

Он остановился.

– Что мне делать теперь?

– То же самое. Никакого пива и сигарет. Я приду через месяц.

– И я смогу сваливать отсюда? Сразу?

– Посмотрим. Ты сам-то веришь, что это возможно?

– Верю. Я продержался месяц. А вчера было недоразумение, встретил друга, не виделись десять лет.

Учитель никак не отреагировал и ушел, словно и не было. Настроение испортилось. Теперь еще месяц ждать. А так надоело здесь. Вчера как наваждение – увидел товарища и обо все позабыл.

Я вышел во двор выкинуть мусор, заглянул в соседнюю лавку, вспомнил, что пиво и сигареты не нужны. Но хозяин уже увидел меня и выставил привычные четыре бутылки пива и пачку сигарет.

– Я забыл деньги дома, – соврал я и развернулся уйти.

– Постоянным клиентам отпускаем в долг. Тебе после вчерашнего без этого никак.

– Сколько раз мы приходили?

– Раз пять точно. Бери.

Сказано было так дружелюбно, что я не удержался, взял пиво и сигареты и пошел дома. Я убрал их подальше с глаз в холодильник и стал искать, чего бы поесть. Попадалась только какая-то дрянь, сплошная закуска к пиву: сушеная рыбка, кальмары, сухарики, ,чипсы.

– Где в моем доме настоящая жратва? – спрашивал я у них, складывая в кучу остатки.

Нашлось немного чечевицы. Пока она готовилась, меня мучила жажда. Когда похлебка сварилась, я сказал:

– Он придет через месяц, а у меня куча дурацкой закуски. Выбрасывать жалко. А что он скажет, увидев её. Начну отсчет с завтра.

И открыл пиво. На третьей бутылке я почувствовал облегчение и закурил.

– Вот и отлично, – подмигнул я пустым посудинам, – теперь всё едино.

Допив четвертую, я швырнул её в угол, крикнув вдогонку:

– Мне всё нипочем! Так и передай остальным!

На следующий вечер я сидел в окружении двух подружек, нескольких упаковок пива и игриво рассуждал:

– Это мир пива и сигарет, и всего такого на них похожего. Мне хорошо знаком этот вкус добровольной смерти. Если вам нечего делать в лучшей жизни, то хлебайте больше и затягивайтесь глубже.

– Ты умеешь сказать, – глотнув из банки, произнесла одна из подружек.

– К чему эта болтовня, – закурив, недовольно проговорила другая.

Через неделю я шел по делам. Организм отдыхал от никотиновых смол и дешевой дрожжевой жижи. Мне было легко и весело, хотелось петь. Что я и делал – поблизости никого не было.

– Хватит базлать, – услышал я добродушный голос, когда, напевая, пересекал безлюдный двор

– Учитель? – остановился я.

– Ха-ха, узнаю брата Колю, – засмеялся голос откуда-то сверху. – Вот он хомо дельфинус, человек будущего!

– Учитель! – обрадовался я.

Поднял голову и увидел знакомого гитариста Антонова. Он стоял у открытого окна второго этажа и меланхолично дымил сигаретой. Равнодушный к морали и принципам Антонов проводил дни за терзанием гитары и интересовался только ей, пользуясь, как женщиной, которая влюблена и отдается без остатка.

– Заходи, – сказал Антонов.

– У тебя там, наверное, пиво и сигареты? – спросил я.

– Не до того. Я клею обои.

– С чего это?

– Заходи, узнаешь.

– И ты не предложишь мне пива?

– Нет.

Я направился к подъезду.

– Случайно попал в строительную лавку, – с порога начал Антонов. – Купил новые струны, пошел за пивом, задумался и ошибся дверью. Мне сразу приглянулись обои в китайском стиле. Хватило на три рулона.

– И где ты их клеишь?

– Проходи на кухню.

Кухня была обклеена наполовину, но смотрелось неплохо.

– Отлично, – подбодрил я. – Лодки, плывущие по Хуанхэ, как раз то, чего здесь не хватало.

– Может, и коридор обклеить?