Полжизни за неё…

– Лихо тебя беда миновала. Повезло.

– Это точно, повезло… А ещё раньше, когда мне было года четыре, я гуляла во дворе, и ко мне прицепился ко один дядька. Хорошо одетый, в костюме и галстуке. Предложил пойти к нему в гости и остаться жить у него в квартире. Заманивал какими-то там игрушками и конфетами, ненормальный! Я же была дитём совсем – разревелась, сказала, что никуда не пойду. А он стал на меня орать и хватать за руки. Но тут за меня заступилась прохожая тётка, и он ушёл, вот.

– Ого, это уже серьёзное дело! Наверняка педофил на тебя глаз положил, старался завлечь в своё логово.

– Педофил, это точно. Но я же не завлеклась к нему. Видишь, какая я была умная? А ты меня дурочкой называешь.

– Что ж, в этом случае ты действительно повела себя как умный ребёнок. А когда выросла, стала вести себя как дурочка. Не всегда, разумеется. Но довольно часто.

– Врёшь ты, Останин, не веду я себя как дурочка. Хочешь самоутвердиться за счёт беззащитной девушки? Ладно-ладно, когда-нибудь я тебе всё припомню!

С этими словами она, приподнявшись на локте, игриво шлёпнула его ладонью по животу. Потом обвила рукой шею Останина и продолжила своё повествование:

– Потом ещё история вышла, когда я училась то ли в третьем, то ли в четвёртом классе. Нас всем классом повезли в Москву, водили там на экскурсии по музеям и разным достопримечательным местам. Один раз ехали мы с учительницей на эскалаторе в метро. Я, вся такая, в облегающей маечке и коротеньких шортиках, стою на ступенечке среди народа, замечталась о своём. И вдруг чья-то рука касается моей попы! Я сразу даже не врубилась – решила, что мне почудилось. Потом рука прошлась по моему бедру и снова по попе, а после этого сзади началось вообще беспардонное лапанье и прижиманье. Я обернулась и вижу: стоит мужичок плюгавенький, лет сорока на вид, улыбается, а морда аж красная от удовольствия. Антеннщик, в общем, – но это я позже сообразила, а тогда не поняла ничего, застеснялась. И ушла вперёд по эскалатору. А потом, когда мы всем классом уже стояли на улице, и учительница нас пересчитывала, я того мужичка снова увидела: выходит он из метро и этак мне подмигивает заговорщически, как будто у нас с ним есть общий секрет, о котором мы договорились никому не рассказывать.

– А ты кому-нибудь рассказала?

– Нет, зачем же? Он ведь ничего плохого мне не сделал.

– Так, может, тебе было приятно, когда он прижимался?

– Немножко. Хотя я тогда больше пребывала в растерянности, чем думала об удовольствии.

– Так вот почему ты такая ранняя.

– Ага, ранняя. Ну и что же, разве это плохо?

Останин хотел было ответить ей резкостью, но удержался, не поддавшись внезапному уколу ревности. И махнул рукой:

– Ладно, давай не будем это обсуждать. Уж какая есть, такая есть.

Жажда обладания победила в нём уязвлённое раздражение собственника, он привлёк к себе Жанну – и далее всё было хорошо… очень хорошо…

***

– А вот ещё случай, – рассказывала она. – Родители на работе, а я сижу дома после школы, смотрю телик. Звонят в дверь. Я иду, открываю, а там стоит папин товарищ. Я ему говорю: «Папа ещё с работы не вернулся». А он сообщает: «Я не к папе пришёл, а к тебе». Ничего не понимая, спрашиваю: «Ко мне? Зачем?» Он тогда вместо ответа интересуется, сколько мне лет. «Пятнадцать», – говорю я, а сама продолжаю ничего не понимать. Он снова спрашивает, не встречаюсь ли я уже с каким-нибудь мальчиком. Я, само собой, офигела от его наглости, но говорю: «Нет, не встречаюсь, а что такое?» Ну, он и выдаёт: «Вот и хорошо, ни с кем не встречайся. Потому что я хочу на тебе жениться, когда ты подрастёшь». Это папин товарищ, который регулярно приходил к нам в гости и всё такое, представляешь?! Я, конечно, послала его куда подальше. Но он меня доставал ещё года полтора – втихую, тайком от родителей. Отвязался только после того как папа, узнав обо всём, сильно набил ему морду.

– Ты папе рассказала?

– Не я рассказала, а мама. Она случайно узнала обо всём, подслушав мой с ним разговор по телефону. Сразу сообщила папе, вот и получил женишок от него по морде. Мне было даже немного жаль бедняжку… О, у меня таких историй – знаешь, сколько? Если кино снять, то на длинный-предлинный сериал хватит. Не жизнь – сплошное приключение!

Интересно, сколько было правды в рассказах Жанны, и сколько выдумки? Трудно судить. Хотя эта пигалица изрядная фантазёрка, однако Останин полагал, что её истории имели под собой реальную основу. Разве что некоторые извлечения из своего прошлого она слегка приукрасила.

Впрочем, может, и наоборот – смягчила какие-нибудь особо пикантные моменты, опустила подробности, дабы не возбуждать в Останине ревнивые чувства. Поди угадай, что на уме у этих женщин. Потёмки. Как в пыльном шкафу со скелетами разной степени свежести.

***

Пускай прошлое и не отличалось гладким течением, однако в нём присутствовала хоть какая-то определённость.

Грядущее же было покрыто тревожным туманом.

В принципе, Останин терпеть не мог строить планы на будущее, находя это занятие неразумным. Нередко случается: человек подробно, в мельчайших деталях спланирует себе замечательный воздушный замок и уже собирается поселиться в нём, дабы проводить там радостные дни, наслаждаясь негой и покоем, а затем вдруг налетит порыв ветра – и волшебный замок рушится, разлетаясь клочьями тумана. Какой же прок в том, чтобы обольщать себя напрасными мечтаниями? Нет, лучше чувствовать себя плывущим в неизвестность, находясь в постоянной готовности к переменам – к худшему или к лучшему, тут уж как сложится… Однако с Жанной это правило не сработало: с ней Останин если и не планировал ничего конкретного, то как минимум ждал продолжения, развития, чёрт знает чего, но – несомненно ждал. Правда, очевидность ожидания проявилась для Останина только теперь, когда Жанна ушла из его утлого повседневья – и, соответственно, из его упований на совместное будущее.

И надо же было ему превратиться в такого идиота, слепца, рохлю!

Но что он мог поделать? Не тогда – сейчас. Что он мог поделать, если Жанна скользила между прошлым и будущим, растворяясь в хлипком настоящем? Если смутные дни, путаница причин и следствий, ложные краски чувств и ожиданий, он сам и Жанна, всё кружилось и плыло, не поддаваясь определениям, перетекая в кавардак и хаос, во тьму, пожирающую зыбкие тени смыслов? Что он мог поделать? Научиться смотреть на жизнь глазами старика? Или соорудить вокруг образа Жанны непроницаемую границу, убить и высушить его, как высушивают бабочку под стеклом, дабы потом любоваться очередным экземпляром в своей коллекции? Увы, с ней этот номер не проходил. Она не желала принимать уготованную ей форму, оставалась неуловимой, проходила сквозь сознание Останина, как песок сквозь пальцы, и он не умел с этим справиться. Подобная вкрадчивому оборотню, девчонка змеилась между подтекстами и коннотациями – от превращения к превращению; она издевалась над Останиным, выворачивалась и ускользала, ускользала, ускользала от его понимания…

***

Это было нечто большее, нежели уязвлённое самолюбие. Несравнимо, безмерно большее. Останин утратил почву под ногами. Ему хотелось переступить границы утлой обыденности и выйти за пределы самого себя, но он не знал, как это сделать.

Впервые в жизни он чувствовал себя таким одиноким.

Точнее, впервые в жизни одиночество казалось ему столь неподъёмной ношей. В прежнее время, до Жанны, оно нисколько не тяготило Останина. Это состояние казалось ему вполне естественным – покойным и даже, пожалуй, в некотором роде отрадным.

Странно, что всё так быстро переменилось в его сознании.

Жанна была необходима ему. Однако Останин, как теперь выяснилось, не сумел стать необходимым ей. Хотя нельзя сказать, что он прилагал усилия в данном направлении. Напротив, нисколько не прилагал; даже не помышлял об этом. Отчего-то ему казалось, будто всё должно сложиться само собой – точнее, уже сложилось. Странное и удивительно наивное для его возраста заблуждение… Чувство, что его с Жанной связали и впредь будут удерживать в неразъёмном единстве прочные нити, свитые из тех сумасшедших дней и ещё более сумасшедших ночей, которые они провели вместе – это непростительно безмятежное чувство посещало его нечасто, кратковременно и вдобавок ко всему оказалось миражом. Не сложилось. Лишь в мечтах всё может идти так, как хотелось бы, а реальность подвластна человеку в очень ограниченных пределах, оттого поддаётся его желаниям достаточно редко. Да и не течёт вода под лежачий камень, правду говорит пословица.