Рождество в Фогвуде

– Это не шутка. Это – блестящая идея. Особенно после твоего бунта на раскопках. Будь у меня там поводок и ошейник, всё было бы проще.

– Про электрошокер не забудь, – проворчала я и, отобрав у него эти игрушки, сунула обратно в коробку.

– Мы решили, что это жестоко, – напомнил он. – Кстати, плеть можно поискать в конюшне у Дэбби.

– Отлично, – кивнула я. – Но предупреждаю, что ты рискуешь однажды утром проснуться с ошейником на шее и с пристёгнутыми к кровати руками. Подходящие наручники найдутся в любом секс-шопе.

– Это будет интересный жизненный опыт, – с довольным видом резюмировал он и вернулся к своей скатерти. – Это тоже увезём в Лондон, подойдёт на обеденный стол.

– По особо торжественным случаям, – веско уточнила я, бросив взгляд на россыпи ярких цветов, вышитых по кромке.

Джеймс снял упаковку с большого плоского футляра и, аккуратно поставив его на письменный стол, открыл. На чёрном бархате сверкнули изящные столовые приборы на шесть персон.

– Довольно изысканно, – сообщил он, разглядывая их. – Можно оставить их в малой столовой, а можно увезти в Лондон…

Я тем временем взяла в руки конверт из плотной атласной бумаги, заколотый булавкой с чеканной змеёй на конце. Открыв его, я извлекла на свет серебряную рамку без излишних украшений, в которую была вставлена фотография. Видимо, она была сделана в спальне. Совсем юный Джеймс лежал на широкой постели, а на его груди, загадочно улыбаясь в объектив, устроилась леди Эшли. Я невольно замерла, переводя взгляд с одного лица на другое. Она была завораживающе красива: с огромными глазами и золотыми локонами, рассыпавшимися по его груди. Но его лицо просто потрясло меня, этот нежный юношеский овал, тонкие черты и чуть раскосые светлые глаза под высокими изящно изогнутыми бровями. Его взгляд был задумчивым и слегка надменным… Злой, холодный, ослепительно красивый мальчик, в груди которого кипят совсем недетские страсти. Неудивительно, что она так и не смогла забыть его.

– Что там? – спросил он, подходя, и буквально выхватил рамку у меня из рук.

Несколько мгновений он смотрел на фотографию, а потом с яростным рычанием швырнул её в камин, где она с шумом ударилась о заднюю стенку и упала в огонь.

– Гадина! – выдохнул он и хмуро взглянул на меня.

А перед моими глазами всё ещё было совсем другое лицо: юное, с загадочным и немного высокомерным выражением. Я невольно улыбнулась.

– А тётя Роззи была права, ты, действительно, был удивительно красивым мальчиком. Если б я увидела тебя тогда, то уж точно сразу влюбилась бы без памяти.

– А я бы влюбился в тебя. И мы, обнявшись, полетели бы в пропасть, – проворчал он. – Впрочем, если б мы удержались на краю, то к этому времени у нас бы уже было не меньше трёх детей.

– Размечтался, – усмехнулась я. – Хочу напомнить, что мне тогда было лет двенадцать. Так что тебе невольно пришлось бы подождать и слегка остыть.

– Из сего мораль: всё хорошо в своё время, – наконец, улыбнулся он и, нагнувшись, поцеловал меня в губы. – Надеюсь, к моменту нашей встречи, я растерял не всю красоту…

– Осталось достаточно, чтоб я всё равно влюбилась в тебя с первого взгляда, – шепнула я, глядя ему в глаза. – А то, что растерял, компенсировалось умом и жизненным опытом, поэтому наша встреча уже не носила для меня столь уж большой опасности. Надеюсь, наш сын будет похож на тебя…

– И ему при этом не придётся без конца оправдываться, что он не виноват, что так выглядит, потому что таким родился, – добавил он.

Я рассмеялась и окинула взглядом оставшиеся коробки.

– Я думаю, до чая мы с этим справимся.

Джеймс нагнулся за следующей коробкой, но в этот момент в дверь быстро постучали, и она тут же распахнулась. В гостиную ворвался Том и взглянул на Джеймса с выражением паники в глазах.

– Они приехали… – хрипло сообщил он.

Джеймс вздохнул и передал коробку мне.

– Справишься?

– Конечно, – кивнула я, и он снова поцеловал меня, после чего ушёл вслед за перепуганным Томом, а я, поставив коробку на кресло, принялась развязывать бант.

Джошуа Симонс стоял у подножия лестницы, пристально оглядываясь по сторонам. Он был невысок и коренаст, в его чёрных, вьющихся волосах поблёскивали нити седины, а большие чёрные глаза чуть навыкате придавали ему вид престарелого французского бульдога. Спустившись вслед за Томом, Джеймс сразу отметил хорошо пошитый, явно на заказ, костюм гостя и его блестящие дорогие ботинки. На мизинце правой руки поблескивал перстень с крупным рубином. Оценив увиденное, а также обратив внимание на нездоровый, желтоватый цвет лица гостя, Джеймс понял, что характеристика, данная ему Джолионом и Томом вполне оправдана. Тем не менее, он радушно улыбнулся, протягивая ему руку для пожатия.

– Добрый день, мистер Симонс, – произнёс он, внутренне настраивая себя на предельную терпимость и сдержанность. – Рады приветствовать вас в нашем доме. Я Джеймс Оруэлл, старший брат Тома.

– Добрый день… – буркнул Симонс и вытянул шею, чтоб посмотреть вдоль коридора в сторону библиотеки. – Ваш замок. Я думал, он больше.

В его голосе сквозило разочарование. Джеймс улыбнулся.

– Семья никогда не была слишком большой, поэтому замка с двумя десятками спален нам всегда хватало, – объяснил он. – К тому же, дом больше, чем кажется снаружи. Все четыре фасада одинаковой длины. Три этажа… Прошу вас в большую гостиную. Я хочу познакомить вас с нашим отцом, сэром Артуром Оруэллом.

Однако Симонс ещё задержался, подозрительно взглянув на большую итальянскую картину восемнадцатого века с изображением грота.

– Эта картина подлинная? – спросил он.

– У нас всё подлинное, за исключением двух древнеримских копий греческих статуй, установленных в нишах в большой гостиной.

– И есть ещё недвижимость?

– Из жилой только дом в Лондоне, – терпеливо ответил Джеймс. – Остальная недвижимость связана с бизнесом, в основном за границей: плантации, чаеразвесочные предприятия, офисы, товарные склады, гаражи и ангары, – и пояснил: – У нас свои транспортная и логистическая компании.

– Ясно… – кивнул Симонс с некоторым удовлетворением и, наконец, двинулся туда, куда ему указывал Джеймс.

Тот проводил гостя к отцу и с некоторым облегчением оставил его там. Вернувшись обратно, он вошёл в большой холл, где вдоль стен, увешанных картинами, медленно проходили остальные гости в сопровождении Тома. Он как раз говорил что-то о картине Гейнсборо, являвшейся одной из жемчужин семейной коллекции живописи, потому Джеймс мог рассмотреть бабушку и кузена Вэлери.

Вдовствующая виконтесса Бринзби-Ашер была невысокой и худой, хотя наверно в молодости она отличалась грациозной гибкой фигуркой, присущей некоторым испанкам. Её волосы, уложенные в высокую причёску, были густыми, и всё ещё кое-где черны, что особенно подчёркивали серебристые седые пряди. Лицо её было удивительно красивым, узким, с тонким с едва заметной горбинкой носом и аккуратным бутоном рта. И её глаза… То выражение тёти Эдны, показавшееся Джеймсу таким вычурным, о глазах раненой серны. Совершенно неожиданно он понял, что оно безукоризненно передаёт то впечатление, что производили эти огромные, широко распахнутые чёрные глаза, в которых постоянно светилось выражение детской доверчивости и изумлённого испуга, словно эта женщина всю жизнь верила в людей, но получала от них одни оплеухи. Она показалась ему такой хрупкой и беззащитной, такой трогательной, что сразу вызвала необыкновенную симпатию.

Виконт Бринзби-Ашер, который стоял за её плечом, был высок и по-спортивному худощав. Приятное лицо с мягкими чертами, украшением которого был такой же, как у бабушки, тонкий нос с горбинкой и большие тёмные глаза, которые так выгодно подчёркивались тонкой бледной кожей и золотистым оттенком волнистых волос. Его серый костюм-тройка сидел на нём безукоризненно, манеры были сдержанными и раскрепощёнными. И он, действительно, производил впечатление очень милого человека.

Переведя взгляд на стоявшую рядом Вэлери, Джеймс вдруг подумал, что они с кузеном похожи, как брат и сестра, потому что у маленькой изящной девушки были такие же мягкие черты, большие тёмно-карие глаза и пышные золотистые волосы. «Наверно, они, действительно, очень близки с кузеном», – невольно подумал Джеймс, и в этот момент леди Бринзби-Ашер оторвала взгляд от картины и посмотрела прямо на него. В её детских глазах появилось изумление и какой-то затаённый восторг, отчего Джеймс почувствовал себя польщённым и решил не упускать подходящего момента завоевать расположение этой очаровательной пожилой дамы.