Возрождение (ЛП)

Я стараюсь не ерзать, пока врач осматривает мой нос, но слова Мэлоуна заставляют нервничать. Вы разобрались? Что это? Я буду в порядке?

— Я бы хотел дождаться подтверждения, прежде чем сказать что-то еще по поводу того, почему ты здесь. Что касается других твоих вопросов, у нас есть основания надеяться. Все хорошо?

Доктор протягивает мне влажное полотенце, чтобы вытереть лицо.

— Не сломан.

— Хорошо, — Мэлоун показывает жестом в сторону нового комплекта медицинской одежды на стуле. — Тебе они понадобятся. А тем временем я снова поговорю с Фитцпатрик.

— Она всегда поступала так со мной.

К моему недоумению Мэлоун улыбается по-отечески.

— Да, я слышал. И также слышал, что ты очень хорошо отвечаешь под давлением. Самоконтроль и умение держать голову — две очень важные черты характера, которые нужны в моих агентах. Все ГИ–1 вышли слишком эмоционально нестабильны, но, несмотря на это, некоторые из вас продолжают меня удивлять. Это одна из причин, по которым ты была выбрана для миссии КиРТа.

Он дружески встряхивает меня по плечу, затем уходит. Врач следует за ним. Я смотрю на медицинский халат и пытаюсь разобраться во всей этой путанице.

К черту. Это то, о чем нужно будет подумать позже. Давайте покончим с этим, чтобы я могла получить ответы.

Спустя несколько минут я переодетая и пялюсь в белый потолок.

— Ты должна быть совершенно неподвижной во время сканирования, — говорит специалист. — Эта техника имеет чувствительность слона, но с чипами в твоем мозгу мы не можем использовать что-нибудь лучше. Так что это займет некоторое время.

— Отлично, — достаточно неудобно лежать на этом столе, как кусок мяса, прислушиваясь к шуму машины вокруг. Но, чтобы оставаться в таком положении на некоторое время? Некоторое время — это сколько?

Добавить к радости еще и то, что специалист прикрепляет ремнями мои ноги и торс к столу, затем обхватывает несколькими мягкими предметами вокруг головы. С моей позиции я не вижу их, но чувствую хорошо. Голова находится словно в клетке. Затем техника снижает на меня сканеры, и я не только в клетке, но и похоронена в металлическом гробу. Я бы предпочла, чтобы они разрезали запястье и подключили меня также, как и вчера. В конце концов, рана едва зажила. Но я полагаю, Мэлоун хочет какой-то другой тип информации. Лучше бы у него были для меня хорошие новости, когда это закончится.

— Расслабься и закрой глаза, — говорит специалист.

Расслабься. Ей легко предположить.

Все-таки я закрываю глаза. Это лучше, чем таращиться на мигающие голубые огоньки гроба. Так же как они циркулируют надо мной, словно вода, так же слова Мэлоуна проносятся в моей голове: «Самоконтроль и умение держать голову — две очень важные черты характера, которые мне нужны в моих агентах. Все ГИ–1 вышли слишком эмоционально нестабильны».

Значит я произвела впечатление на Мэлоуна несмотря на потенциальные недостатки. Был бы он до сих пор под впечатлением, если бы знал, о чем я недавно думала? Как-то я сомневаюсь, и это не сулит ничего хорошего.

Если я думаю об этих вещах сейчас, я должна задаться вопросом, о чем я буду думать если верну остальные воспоминания.

Глава 16

Шесть недель назад

Защищать мир от плохих парней может быть и благородно, но это еще и означает пожертвовать сном. В воскресное утро, после моего второго задания, я не такая бодрая, как хотелось бы. Мне не нужно много спать, чтобы функционировать, но было бы здорово вздремнуть.

— Ты в порядке? — спрашивает Одри, как только мы оделись.

— Просто устала.

— Ты хмурилась.

Я поворачиваюсь к ней спиной, якобы нанося бальзам для губ.

— О… просто размышляла о своей статье по философии.

Больше она не поднимает эту тему. Я тоже, ну или пытаюсь. Дело в том, что меня что-то беспокоит. Конкретнее то, что я делала прошлой ночью. Что бы я ни чувствовала, это должно быть какая-то запоздалая реакция, но как только я посмотрела на потолок в три часа ночи, то вспомнила ощущение кожи того парня напротив своей руки, как игла вонзилась в мягкое место на шее, его ничего-не-выражающий взгляд, смотрящий на меня — как будто он знал, что именно так его жизнь закончится. Не от моих рук, конечно, а скорее так же жестоко. Это мог сделать кто угодно. Нет сомнений, что множество людей хотели его смерти. Но я была инструментом, которым кто-то воспользовался.

Думаю, это именно то, что беспокоит меня. Я убивала людей и раньше. Мы все были «полевыми испытаниями», как они говорят в лагере, и я никогда не чувствовала ничего, кроме гордости за осознание того, что служу своей родине и спасаю мир.

Это первый раз, когда такое произошло со мной, хотя, я всего лишь инструмент. Оружие. Я была создана так же как пистолет или нож, или шприц с нейротоксином. Часть меня чувствует, что это хорошо, это дает мне цель, которой другим не хватает.

Но остальная часть меня чувствует себя использованной, и больше, чем когда−либо, я чувствую себя самозванкой в этом месте. Здесь, где в отделе политической науки есть курсы, посвященные ненасильственному разрешению конфликтов, а студенты посещают лекции, критикующие иностранные войны, и даже есть люди, которые против поедания мяса, считая это насилием над животными. Я никогда не слышала о таких вещах, прежде чем приехала сюда. И могу только представить ужас Одри, если бы рассказала ей то, что сейчас задумала. Этот ужас был бы нормален.

Я не чувствую никакого ужаса. Я не нормальная. По некоторым причинам, это тоже беспокоит.

Также как первый раз.

Я не хочу вдаваться в эти тревожные мысли, поэтому жажду отвлечься. Одри, Кайл и я в библиотеке, вместе с большей частью школы, ну или так кажется. Я должна готовиться к экзамену по философии, но вместо этого я читаю книгу, пересказы и записи нашего класса. Вся информация, которая нужна, хранится в моей голове. Смогу ли я осмыслить темы и связать их с текущими событиями или нет — сейчас все зависит от судьбы. Ненавижу экзамены. В отличие от прошлой ночи, это тест, над которым я буду стараться изо всех сил.

Пока все остальные в глубокой в-последнюю-минуту зубрежке, я захожу в Интернет и проверяю крупные новостные сайты на наличие информации о био-бомбе в Нью-Йорке. Это именно то отвлечение, которое я ищу, то, что заставляет меня поверить в свое более великое предназначение.

Солнечный свет струится из окна, и запах заплесневелых книг заставляет расслабиться, несмотря на страшные заголовки, которые доминируют в новостях. Все обложки, которые были отобраны для мероприятий до невозможности расплывчаты, и множество статей пересказывают одни и те же старые факты.

«Правительство разрабатывает ответ на требования. Дети в коматозном состоянии — стабильны и находятся под лечением. Оружие, которое не определено, представляется безвредным для всех остальных и нет необходимости в массовой панике.»

Естественно, что произошла массовая паника.

Также естественно, что люди разделяются по поводу того, должно ли правительство уступить требованиям взрывателей.

«Мы не ведем переговоры с террористами» — уверяет страну президент. Но мы, иногда, заключаем сделки, которые, очевидно, не одно и то же. Основываясь на том, что я узнала в лагере, публичная договоренность — плохо для имиджа страны. Сделки являются частными и полезными — даже неприятными — инструментами для ведения бизнеса, как все и происходит.

Я читаю все, что доступно за несколько минут. Иными словами — весь материал поддается проверке. Затем я перехожу на сайты и блоги, посвященные домыслам и заговорам. На одном из них, который ориентирован на новости науки и техники, ученые и подражатели дискуссируют, какое такое оружие может сработать, когда наука, стоящая за всем этим — строго теоретическая и на десятки лет далеко от того, чтобы быть реализованной.

Анонимный комментатор пишет, что это не так.

«Я работала в лаборатории биоинженерии, проводя классифицированное исследование, называемое «Точный Проект». За лето, кто-то вломился в лабораторию и украл чертежи, которые мы разрабатывали для целенаправленных генетических вирусных манипуляций. Когда взлом был обнаружен, ЦРУ или АНБ (или кто-то там еще, потому что они были очень пугающими сумасшедшими людьми) пришли. Они закрыли лавочку и взялись за расследование. Нам сказали держать рот на замке, или пенять на себя. Единственное, что я случайно услышала, это то, что чертежи были украдены некой террористической организацией под названием «Четыре». Я отправляю это через анонимные маршрутизаторы, потому что не хочу знать, что это «или пенять на себя» означает. Но мир должен это услышать. И обрести покой.»