Страница 29 из 36
Говорили о тряпках, о всякой такой чепухе, но между ними понемногу будто барьер воздвигался, Лиза чувствовала, как Вера все больше раздражается, и не понимала причины. Об этом эпизоде она рассказала мне, как о чем-то несущественном, и я только сегодня понял, насколько все было серьезно.
Заговорили о любви, и разговор перешел в иную плоскость. Что такое любовь в бесконечномерном мире. Так, Верочка?
Задавая вопрос, Фил остановился за спиной у Веры. Чтобы ответить, ей пришлось обернуться, поднять голову и… Господи, — ахнул Фил, — какие же усталые у нее глаза!
— Наверно, — сказала Вера. — Если Лиза тебе сказала… Я не помню.
— Вы говорили о любви.
— Вряд ли, о любви с Лизой говорить было бессмысленно, — тихо сказала Вера и опустила голову.
— Бессмысленно? Почему?
— Господи… Ты и сам это знаешь… Говорить с Лизой о любви? С этой холодной, как пингвин, женщиной? Что она знала в жизни, кроме висталогии и философии? Мы говорили о любви… Ну да, начали мы разговор с… Нет, не помню, какая-то мелочь. А потом действительно Лиза сказала, что понимает теперь, почему люди до сих пор не выяснили истинного механизма любви. И не могли, мол, выяснить, потому что любовь, как и сам человек, многомерна и нематериальна… И дальше села на своего конька — она ведь умела хорошо говорить только о висталогии, теории, Петрашевском, Шпенглере и Фукуяме. Остальное проходило в жизни как бы мимо нее. Тебе ли этого не знать, Фил?
— Ты в это время нарезала буженину…
— Помидоры, — поправила Вера. — Это я почему-то помню. Помидоры. Один был неспелый, и я отложила его в сторону.
— Чем ты резала?
— В каком смысле? — удивилась Вера.
— В прямом, — резко сказал Фил. — Каким ножом? Из тех, что в сушилке, или из сервизных наборов, лежащих в коробочках?
— Ах, это… Почему ты спрашиваешь? Ящик был открыт, я брала оттуда вилки… Ну да, там лежат несколько серебрянных столовых ножей. Им, должно быть, лет сто.
— Софа регулярно их чистит зубным порошком, — заметил Кронин, — но они быстро тускнеют… Несколько дней — и ножи снова темные.
— Ты увидела серебрянный нож и взяла его в руки, — сказал Фил.
— Не помню. Может, и взяла.
— Да или нет?
— Чего ты от меня хочешь? Да, взяла, что в этом такого? Взяла и попыталась нарезать помидор. Нож оказался настолько тупым, что соскользнул и ударил по пальцу. Даже не порезал…
— А в это время Лиза продолжала рассуждать о том, что такое бесконечномерная любовь, и удастся ли человеку когда-нибудь разобраться в ее законах.
— Она так говорила? Может быть, не помню.
— А потом произошел эпизод, которого Лиза не поняла, просто пересказала мне в двух словах, ее больше занимал разговор, а не твои жесты… Ты отошла на шаг, подняла нож, который держала в руке, и сделала резкое движение — будто перед тобой стоял враг. Потом ты бросила нож в коробку и повернулась к Лизе спиной. Было?
— Наверно… Если ей это запомнилось…
— О чем ты думала в это время?
— О нашем разговоре, естественно.
— Только ли?
— О чем же еще?
— Например, о том, что Лиза стоит между тобой и мной. И если бы ее не было…
— Глупости!
— Ты думала об этом.
— Может быть, подсознательно, — пробормотала Вера. — Я думала об этом всегда, как поручик Ржевский, который всегда думает о бабах. Почему ты спрашиваешь, разве так важно, о чем я думала…
— Гораздо важнее, чем тебе кажется, — подтвердил Фил. — Ты думала о двух вещах сразу. На уровне сознательного — о полном законе сохранения энергии, потому что Лизе неприятен стал разговор о любви, и она вернулась к разговору о науке. А на подсознательном уровне ты продолжала думать именно о любви, и следовательно, обо мне и о Лизе, и о том, что Лиза нам мешает. Нам — тебе и мне. Я не знаю, ревность это или другое чувство. Ты держала в руке серебряный нож и нанесла удар.
— Я не тронула Лизу и пальцем!
— Конечно! Ты ударила пустоту, отвела душу, произнося при этом часть полной формулы. Понимаешь?
Вера покачала головой. Фил посмотрел на Кронина.
— Вот и все, что было, — сказал он. Налил минеральной воды и выпил мелкими глотками. Только теперь, поднося стакан ко рту, он заметил, что у него дрожат пальцы.
— Ты хочешь сказать, — медленно произнес Эдик, до которого наконец начал доходить смысл, — что тот удар ножом…
— Да, — кивнул Фил, — именно тогда Вера убила Лизу, ударив ее ножом в сердце.
— Я ее и пальцем не тронула! — повторила Вера.
— Конечно, — подтвердил Фил. — Ты сообщила ножу кинетическую энергию в нужном направлении. Ты мысленно задала это направление и произнесла полную формулу закона сохранения энергии. Энергия ножа частично перешла в нематериальную форму и…
— Глупости, — сказал Эдик, все еще не желавший соглашаться с очевидным. — Лиза погибла неделю спустя и совсем в другом месте!
— Это принципиально? — осведомился Фил. — Разве в формулировке закона сохранения есть хоть слово о времени? Разве время — не обычное измерение, такое же, как длина или высота? Или как измерение совести в нематериальной конструкции мира? Разве та наша часть, что существует в нематериальных измерениях, связана с нашим трехмерием именно нитями времени? Мы же все это обсуждали…
— Но… — Эдик помолчал и закончил упавшим голосом. — Да, ты прав. Так могло бы произойти… Черт возьми, Фил, это всего лишь твоя реконструкция! Даже если Вера сделала такой жест… Даже если произнесла при этом вербальную формулу… Даже если думала о Лизе так, как ты говоришь… Это всего лишь предположение. Ты обвиняешь Веру? Это улики косвенные…
— Сейчас, — сказал Фил и пошел на кухню. Вернулся он минуту спустя, серебряный нож он держал двумя пальцами за лезвие, будто хотел сохранить на ручке отпечатки пальцев.
Он аккуратно положил нож на стол перед Эдиком и отошел в сторону. Миша, безучастно следивший за разговором, неожиданно оживился и сказал:
— Глядите, Николай Евгеньевич, ножик совсем, как новый!
— Не «как», — поправил Фил, — а именно новый. Ему не больше месяца.
— Да? — Миша никак не мог осознать то, что другим уже было ясно. — Вам достали такой же сервиз? Софья Евгеньевна купила?
— Помолчите, — резко сказал Кронин и протянул руку. — Эдуард Георгиевич, дайте-ка мне…
Эдик, как и Фил, не стал брать нож за ручку — потянул за лезвие и положил Кронину на ладонь. Тот приблизил нож к глазам и долго его рассматривал, будто никогда раньше не видел. Впрочем, так оно и было на самом деле — ЭТОТ нож Кронин видел впервые.
— Недавнее серебрение, — сказал он наконец. — Совсем недавнее, ни малейших признаков патины. Его ни разу не чистили — нет следов порошка. Это новый нож — абсолютно новый. Но таких не выпускают уже много десятилетий. Даже фабрики давно нет.
— Когда Вера бросила этот нож в коробку, — сказал Фил, — она была так возбуждена, что не обратила внимания на то, каким стал нож в ее руке после удара в пустоту. Он стал новеньким — металл вернулся к состоянию, в каком был сразу после изготовления. Полное восстановление структуры за считанные мгновения.
— Значит, согласно закону сохранения… — начал было Кронин, но Фил не дал ему закончить.
— Мы знаем, что время в формулу закона не входит, — сказал он. — Да, не входит, как координатная величина. Но вне времени ничто не происходит в нашей — материальной — части мира. И если какой-то процесс развивается с ускорением в направлении будущего, то в связанной системе должен произойти и противоположный процесс развития в обратном направлении — в прошлое.
— Спасибо за разъяснение, — сухо произнес Кронин. — Мне это понятно. Эдуард Георгиевич, — спросил он, — что скажете?
— Боюсь, что и у меня нет иного объяснения, — сказал Эдик. — Миша, ты слышишь? Ты понимаешь, что произошло? Ты понимаешь, что напрасно обвинял себя и довел до такого состояния?
— Напрасно… — тихо повторил Миша и неожиданно взвился. — Что напрасно? — закричал он, вскакивая на ноги. — Лучше бы я… Я что… Я всегда был… Женщины… Это наркотик, это… Ненавижу!