Последний час

Пролог

Две тысячи лет назад…

У меня мало времени.

Таргарон сидел на скале неподалеку от одного из крупнейших людских поселений и наблюдал за тем, как они вели свой быт.

Вот кто-то повел группу животных на раскинувшиеся за городом поля. Чуть дальше виднеются молодые леса, которым ещё предстоит разрастись, но он предпочел пока не вмешиваться в их рост.

Вот несколько женщин, весело смеясь, с корытами в руках направились к реке, чтобы выстирать белье.

Вот дети играют в лужах после недавнего дождя.

Во всех этих людях столько жизни, столько эмоций. И Таргарон им завидовал. Когда-то он мог испытывать что-то подобное, по крайней мере, ему так казалось, но сейчас все, что он ощущал, это гнев и пустоту внутри, которая разъедала саму его сущность и превращала во что-то другое.

Когда в этот мир пришла Лиамара и увидела, что именно он вознамерился построить, то ощутил радость. Впервые за долгое время он почувствовал хоть что-то. Вместе они бы могли превратить этот мир в нечто прекрасное, вечно цветущий рай без боли и страданий. Мир, где никто не будет чувствовать себя одиноким.

Но она ушла.

Мог ли Таргарон её винить? В одни дни, когда безумие тьмы накатывало на него сильнее всего — да. Он ненавидел её, и мысли о том, что её сила могла бы дать ему больше времени, приводили Длань в ярость. Но бывали и другие, когда его разум был чист, и тогда Таргарон понимал, что Лиамара поступила правильно. Нет никаких гарантий, что тьма внутри него не передастся остальным, не поразит тот мир, который он пытается построить. Таргарон надеялся, что коллектив сознаний очистит его, но все может быть и наоборот: что его сущность как болезнь поразит всё и в итоге уничтожит.

Или… переродит во что-то иное?

— Учитель, — окликнули его, и Таргарон тяжело вздохнул. Надо возвращаться к делам. В конце концов, как он и говорил, времени не так уж и много.

— Сиобан, что-то случилось? — спросил Длань, поднявшись и вопросительно взглянув на юношу. Молодой, чересчур худой. Сиобан — полная противоположность своего старшего брата Дарвина. Тот могуч, как бык, и невольно собирает вокруг себя людей, а Сиобан тихий и нелюдимый. Его часто задирали, но обычно не переходили грань, опасаясь гнева Дарвина.

Но Таргарону гораздо больше был интересен именно младший брат. Несмотря на хилое тело, он умен, гораздо умнее и сообразительнее, чем любой из здешних жителей. Когда они впервые заговорили, Сиобан стал задавать совершенно нетипичные для местных обитателей вопросы по поводу мира и его устройства. Была даже попытка на добровольных началах организовать нечто вроде образовательных лекций, но все это не увенчалось успехом. Большей части людей не было дела до мира. Они думали о том, как пасти скот, кормить детей, работать в полях, не задавались вопросами о прошлом и не думали о будущем, живя лишь настоящим.

Как звери.

Таргарон ощутил, как мысли об этом заставили тьму подступить ближе.

— Не совсем… — слегка растерянно ответил Сиобан. — Просто вы так долго тут сидите. Мы немного беспокоимся. Вы все чаще выглядите задумчивым и отрешенным. А ещё… — скорее всего, он хотел сказать «ожесточенным» или что-то в этом роде, но осекся. Таргарон стал замечать едва заметный страх в его глазах в последнее время.

Это все из-за Ламат’Хашу и её сторонников.

Божественные воплощения — продукт тлетворного влияния Мира Тьмы, именно оттуда пришла эта «зараза». И будь этой какой другой мир, Таргарону не было бы до воплощенного божества никакого дела. Но это его мир.

Пусть Ламат’Хашу и слаба в сравнении с Дланью, но она создает нестабильность. Если он устроит Последний Час, то её связь с людьми может навредить. Механизм, который создаст Длань, будет работать со сбоями. Этого он допустить не мог, поэтому и боролся с божеством. Но она была неуловима. Либо её воплощение ещё не до конца оформилось, либо, что вероятнее, она была слишком осторожна. И все же Таргарон мог с ней покончить другим способом — уничтожив всех последователей.

Но видя страх в глазах Сиобана и некоторых других его учеников, Таргарон начинал сомневаться в правильности своих поступков. Действительно ли нужно было так поступать? Действительно ли стоило уничтожать целые племена? Что если это сильнее погружает его во тьму?

— Не стоит волноваться, — сказал он ученику. — Со мной все хорошо.

Ложь? Как давно я стал лгать? Был ли я способен лгать раньше?

Эта мысль напугала Таргарона. Он задумался, а как много раз он лгал с момента прибытия в этот мир? Вряд ли много, но мог ли он поручиться за это?

Я должен что-то предпринять… Но что?

Он вновь взглянул на юношу, по-настоящему обеспокоенного. Как бы он захотел заглянуть ему в душу и понять его чувства. Его разум зацепился за эту странную и глупую мысль, а затем стал раскручивать её в обратном направлении.

Как бы Таргарон не старался, он не способен остановить собственную трансформацию. Тьма рано или поздно поглотит его, но… что, если он оградит свой Свет от этого?

Я сделаю то, что планировал, но раньше.

Я изберу самых лучших и сильных Ткачей Иного и подарю им свой Свет. Каждому столько, сколько он способен вобрать без вреда для себя. Это не объединит их разумы, но позволит сохранить хотя бы часть силы для будущего. Чистый Свет нужно во что бы то ни стало. Очистить его от Тьмы, прежде чем наступит Последний час.

— Сиобан, — обратился Таргарон к ученику. — Собирай остальных. Дарвина, Шенну, Руш, Джасмаэль… всех. Я решил кое-что попробовать…

1745 год от Исхода Старых Богов.

За 18 лет до начала завоеваний Владетеля.

— Поднимайся, щенок, — взревел учитель, и прежде чем Теон успел подняться, мужчина схватил мальчика за волосы и вытащил из постели. Вернее того, что можно было назвать постелью: просто сваленное в кучу сено. Порой, когда учитель Утрен считал, что Теон повел себя плохо или недостаточно выказывал почтение, то забирал и эту малость, заставляя мальчика спать на голом камне.