Когда ты вернешься ко мне

– Заботиться?

– Вот именно. А я не могу ни о ком заботиться. Плохо для меня, еще хуже для них. – Я уставился на языки пламени, которые цеплялись за ясеневые дрова, пока ветер пытался их задуть. – Это глупо. И слишком быстро. Я сюда приехал не затем, чтобы кто-то, кого я знаю всего несколько дней, сразу же овладел всеми моими мыслями.

У Ронана округлились глаза.

– Нет, это не Миллер, – смеясь, сказал я. – И мне крайне неприятно разбивать тебе сердце, но и не ты тоже.

– Так в чем же проблема?

– Проблема в том, что человек, о котором идет речь, мягко говоря, не в моем вкусе. Весь такой до мозга костей хороший американский парень. Добрый, нежный, все его любят. Он – человеческий эквивалент сэндвича с сыром на гриле.

– И?

– И? Это бессмысленно. И все же я не могу перестать думать о нем и чувствовать себя виноватым, потому что… Возможно, я сказал кое-что, чего не следовало.

Ронан отхлебнул пива.

– Я в шоке.

– Ой, заткнись. Но да, я разворошил кое-какое его дерьмо, которое ворошить не стоило. Я даже дал ему свой номер на случай, если он захочет поговорить. Со мной. Как будто я действительно могу как-нибудь помочь. – Я покачал головой и сухо усмехнулся. – Это невозможно.

– Почему?

– Я не на сто процентов уверен, что мы с ним на одной волне, если ты понимаешь, к чему я клоню. Мне нужно оставить это. Оставить его в покое.

Ронан закатил глаза и бросил камень в огонь.

– Ты не согласен?

– Если он тебе небезразличен…

– Давай не будем заходить так далеко.

– …тогда скажи ему.

– Это довольно трудно, так как он сам попросил, чтобы я никогда больше с ним не разговаривал. И даже если он каким-то чудом окажется геем, ничего хорошего из этого со мной не выйдет. Кроме секса. Я могу заниматься ничего не значащим сексом. – Я взглянул на него. – К слову, это не предложение.

Ронан не улыбнулся.

Я сделал глоток из своей фляжки, желая, чтобы вкус водки убил то нежное чувство, которое жило во мне с того дня, как я встретил Ривера.

Огонь внезапно вспыхнул, когда Ронан плеснул струю бензина на обугленные головешки.

– Это они украли у тебя на Аляске?

– Что?..

– Ты сказал, что ничего хорошего не выйдет, если ты будешь с этим парнем. Этому они тебя научили? Что в тебе нет ничего хорошего?

От врачей в лечебнице я про конверсионную терапию слышал больше, чем мне хотелось, с запутанными терминами, только им понятными словечками и анализом. Ронан же сократил ее до сути.

– Да, – ответил я. – Но это началось еще раньше с моими родителями. И все гораздо сложнее…

– Чушь собачья, вот что это такое, – огрызнулся Ронан. – Кто бы ни заставил тебя так думать, неважно когда, это чушь собачья!

Он допил свое пиво и встал за следующим. Вернулся с двумя бутылками и встал надо мной, выражение его лица было мягче, чем я когда-либо видел. Он предложил мне одну бутылку.

Я взял ее, а фляжку спрятал.

На следующий вечер мы с Миллером и Ронаном привычно прогуливались по набережной. Мы трое привлекали пристальное внимание – в основном благодаря моему необычному гардеробу, и я знал, что в школе о нас постоянно шептались и распускали слухи. Но никому из нас не было дела до того, что кто-то думал. А мне так меньше всех.

Ладно, меньше всего Ронану.

Но к черту его. В тот день Ронан пришел в Хижину с синяками, выглядывающими из-под рукавов, и фингалом над одним глазом. Когда мы с Миллером спросили, что случилось, он огрызнулся, чтобы мы не лезли не в свое гребаное дело.

Позже Миллер оставил нас, чтобы пообщаться с Вайолет и наконец-то рассказать ей о своих чувствах. Мы с Ронаном вернулись в Хижину.

– Это правда, что Вайолет неравнодушна к Риверу? – спросил я у Ронана, и за мой непринужденный тон можно было давать «Оскар».

Ронан пожал плечами.

– Они собираются идти вместе на Осенний бал, если только сегодня вечером что-нибудь не случится.

Я кивнул.

Он с подозрением на меня покосился.

– Что?

Я посмотрел на него чистым, невинным взглядом.

– Что «что»?

– Ты молчишь.

– Такое бывает.

– Нет, не бывает.

Я рассмеялся.

– Разве человек не может спокойно созерцать тайны Вселенной?

Ронан фыркнул, но отстал. Он бессознательно потер предплечье, где на фоне татуировки черно-белой совы с оранжевыми глазами темнел синяк. Меня подмывало спросить, кто же его ударил, но мне тоже следовало оставить его в покое.

Несколько часов спустя приплелся Миллер.

– Ну? Как все прошло?

Костер отбрасывал пляшущие блики и тени на его застывшее выражение лица.

– Настолько плохо, насколько это вообще возможно.

Его босс из галереи дал ему три шезлонга, чтобы заменить наши камни у костра. Миллер тяжело опустился на свой и с остервенением швырнул футляр с гитарой на песок. Я его таким еще не видел.

– Что произошло?

– Вайолет хотела снять на видео, как я играю, – начал Миллер, глядя в огонь. – Чтобы выложить на «YouTube» и все такое. Ну и я спел для нее, и в тот момент… все стало серьезнее, я почувствовал, как между нами все накалилось, мои чувства стали глубже, и я поцеловал ее. А она ответила на поцелуй.

– Звучит не так ужасно, – осторожно заметил я, злобно глядя на Ронана за то, что тот вынуждал меня самому вытягивать разговор.

– Все пошло прахом, – сказал Миллер. – Ничего не изменилось. Я поцеловал ее, и ничего не изменилось… – Он провел ладонью по волосам, а затем обхватил голову руками, упершись локтями в колени.

– Они с Ривером?..

– Все еще собираются идти вместе на Осенний бал, – с несчастным видом произнес Миллер. Он выпрямился и бросил камешек в огонь. – К черту. Приглашу Эмбер на танцы. Может, стоит начать что-нибудь с ней и попытаться просто… отпустить Вайолет. – Его тяжелый взгляд переместился на Ронана. – Ты пойдешь?

– Нет.

– А что насчет тебя? – спросил меня Миллер, и я видел в его глазах надежду, что хотя бы один из нас поддержит его.

– Нет, – ответил я, пока в голове крутились идеи, и одна из них, возможно, хорошая. – У меня другие планы.

Глава 7. Ривер

В субботу утром я спустился к завтраку и увидел, что мама сидит с папой и Амелией за столом, а Дазия суетится на кухне.

– Привет, Ривер! – произнес папа, его голос и улыбка были напряженными. – Готов к сегодняшней большой игре? Тренер Кимболл сообщил, что агенты из трех – трех! – колледжей подтвердили свое присутствие. Все элитные футбольные школы.

– Дорогой, дай ему сначала позавтракать, – мягко упрекнула мама. Вокруг глаз темнели круги, а лицо было бледнее, чем вчера, когда она сказала, что чувствует себя достаточно хорошо и пойдет на праздник в честь Осеннего бала.

– Знаю, знаю. Но этот день настал. Игра, ради которой мы столько трудились. – Папа потрепал меня по руке. – Мне кажется, что я волнуюсь больше него.

Чертова правда.

– Ривер, дорогой, – позвала Дазия от плиты. – Яйца? Бекон? Или скучные холодные хлопья, как выбрала твоя сестра, маленькая бунтарка.

– Яичница с беконом было бы здорово.

Я занял свое место рядом с мамой, желудок скрутило в узлы, которые не имели ничего общего с агентами или «большой игрой».

– Привет, – тихо поздоровался я. – Как ты?

Она выдавила слабую улыбку.

– Держусь.

Папино воодушевление утихло, и он молча потянулся, чтобы взять ее за руку. Мама сжала его ладонь, и я увидел захлестнувший их океан боли. Амелия, сгорбившаяся над своей миской с хлопьями, посмотрела на меня из-за завесы темных волос. Она медленно покачала головой, затем снова уткнулась в тарелку.

Сердце сжалось, и мне показалось, что невидимая рука давит мне между лопаток.

Когда мамы не станет, у этого колеса сломаются спицы, и кто, черт возьми, знает, где мы упадем.