Страница 19 из 23
Я выныриваю, отплевываясь, челюсть дрожит. Сильные руки, словно впившиеся в плечи железные когти, волокут меня обратно на берег. Я брыкаюсь и кричу, дергая онемевшими конечностями, которые меня не слушаются.
– Отпустите меня! – хрипло кричу я, губы с трудом выговаривают слова. – Отпустите меня! Отпустите меня… Пустите…
Отдайте меня воде.
Я скорее сдамся ее холодным глубинам, чем поверю, что мои родители хотели этого для меня…
Задыхаясь и трясясь, я проснулся в холодном поту и понял, что брыкаюсь и извиваюсь под удушающим весом.
– Отпустите меня…
Дикий пейзаж Аляски исчез, и вокруг материализовалась моя спальня в гостевом доме. Из легких с трудом вырывалось надсадное дыхание. Косой луч золотого света падал на деревянные полы.
– Я здесь. Не там. Здесь.
Я стиснул в кулаках простыни, цепляясь за эту комнату и дом. Когда сердце замедлило свой панический бег, я вылез из кровати и, пошатываясь, направился в ванную. Сделал душ настолько горячим, насколько мог выдержать, подставив лицо под струи, чтобы обжигающая вода смыла слезы.
После этого я вытер запотевшее зеркало в ванной и уставился на свое отражение. Опустошенный и затравленный, с блестящими, покрасневшими глазами. В голове роились мысли, воспоминания и зловещий шепот.
Они послали тебя туда специально. Они знали и все равно послали…
Отражение превратилось в паутину трещин, и я отдернул кулак. С трех костяшек левой руки в белую фарфоровую раковину капало красное. Но эта боль была острой, живой и отрезвляющей. Не сном. Она была реальной и принадлежала мне.
Дыхание успокоилось, я вскинул подбородок и стиснул зубы. Теперь отражение смотрело жестко, холодно. Я поднял свой окровавленный кулак, как обещание.
– Больше никогда…
Переодевшись в черные брюки, черную водолазку и свое самое толстое длинное серое пальто, я вышел из гостевого дома, прошел мимо бассейна и направился в главный дом. Мэгс и Редж завтракали, Беатрис привычно хлопотала на кухне, напевая себе под нос.
– Ой, Холден! – воскликнул дядя Реджинальд. – Доброе утро! Как раз к завтраку. Не желаешь?..
– Зеркало в моей ванной нужно заменить, – заявил я.
– Да? – Тетя Мэгс коснулась своей шеи. Ее взгляд упал на мою перемотанную левую руку. – Что произошло?
– У моего кулака случилась незапланированная встреча с зеркалом. Семь лет невезения. Или семнадцать? Никогда не могу запомнить.
– Não, obrigado[22], – отмахнулся я от пакетика с обедом, предложенного Беатрис. Я похлопал по фляжке в кармане пальто. – Сегодня на жидкой диете. Чао.
Я ушел, даже не взглянув на нежный, смущенный взгляд Беатрис. Иначе бы расклеился. Я не мог смотреть ни на кого из них с их лицами, полными надежды на отношения как в настоящей семье.
Они не спасли меня тогда. И не смогут спасти сейчас.
Выйдя на улицу, я потянулся за фляжкой. Первый глоток выжег часть воспоминаний-снов. Второй глоток, и я почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы Джеймс во время разговора не заподозрил, что несколько минут назад я был на грани срыва.
– Мистер Пэриш, – поприветствовал он, открывая для меня заднюю дверь седана. – Вы готовы, сэр?
– У меня есть выбор? – Я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. – Еще один день в цирке.
Моим первым уроком в тот день был английский. Мисс Уоткинс, худая, похожая на мышку женщина с пышными каштановыми волосами и в очках, приветствовала нас, прочитав отрывок из «Нагишом» Дэвида Седариса. Класс взвыл от смеха.
– В этом модуле, – сообщила миссис Уоткинс, – мы будем изучать искусство мемуаров. Будете читать произведения великих писателей – Седариса, Джеймса Болдуина, Эрнеста Хемингуэя, Майю Анжелу, Джоан Дидион – и синтезировать искусство письма с особой художественной формой автобиографии.
Я чуть выпрямился.
Ладно. Кажется, есть один урок, который я действительно смогу пережить, не выколов себе глаза карандашом от скуки.
– Вы будете писать эссе об изученных новеллистах, а также я предоставлю вам возможность рассказать и ваши собственные истории. – Мисс Уоткинс тепло улыбнулась. – Ни чью жизнь нельзя назвать обычной.
Как бы сильно нам этого ни хотелось.
После многообещающего начала дня с английского все пошло под откос, а занятия оказались безбожно легкими и бессмысленными. Я пережил этот день, не спалив школу дотла – небольшая победа. Но когда настал черед последнего урока, математического анализа, желудок скрутило от незнакомого ощущения.
Я не нервничаю из-за парня. Только не я. Никогда.
После всего, через что мы прошли вместе с моим сердцем, я не мог допустить на нем даже малейшей травмы. Достаточно того, что оно все еще билось. Но, черт возьми, в ту секунду, когда я взглянул на Ривера Уитмора, пульс участился, а по спине пробежали мурашки. Как крошечное напоминание о том, что значит быть живым.
Я снова занял пустое место рядом с ним, пряча забинтованную руку в кармане пальто. Ривер отказывался со мной разговаривать и даже не смотрел в мою сторону, но я чувствовал его настороженность; постукивающий карандаш и дергающаяся нога, как азбука Морзе, сообщали мне, что я проник ему под кожу.
Сорок пять мучительных минут я вел себя хорошо, наслаждаясь близостью Ривера. Его запахом. Древесный аромат одеколона с нотками бензина после автомастерской. Мощное, пьянящее сочетание, которое наводило на неуместные мысли.
Больше, чем обычно.
Сделай одно доброе дело. Всего одно. И, может быть, кошмары оставят тебя в покое.
Я бросил маленький, идеально сложенный квадратик бумаги на стол Ривера.
– Что это за хрень? – прошептал он.
– Блиц-опрос, – ответил я. – Я тебе нравлюсь? Выбери «да» или «нет».
– Ты, черт возьми, серьезно?
– Расслабься. Это мой номер телефона.
Но Ривер не расслабился. Его глаза округлились, а по мускулистой шее пополз настоящий румянец.
– На хрен он мне сдался? – зло спросил он, хотя его голос прозвучал более хрипло, чем мгновение до этого.
– На случай, если понадобится помощь с учебой. Если оценки начнут снижаться, а тебе будет грозить исключение из команды, позвони горячему новенькому парню и попроси помочь тебе подготовиться к тесту, как раз успеешь до большой игры.
Ривер смял бумагу в кулаке, и я подумал, что он сейчас бросит ее обратно в меня.
– Хороший стереотип. Ты умышленно пытаешься вывести людей из себя или это происходит само по себе?
– Я от природы одарен. Некоторые могут сказать, что слишком.
Риверу было не до смеха.
Я тяжело вздохнул.
– Послушай, я, очевидно, не силен в этом. Я хочу поговорить с тобой. Извиниться. Но оставляю это на твое усмотрение, – быстро добавил я, когда он начал было протестовать. – У тебя есть мой номер, так что можешь позвонить, если будет интересно узнать, что я хочу сказать. Или если захочешь… поговорить. Обо всем.
Ривер с мрачным выражением лица вертел бумажку в пальцах.
– Или можешь выбросить ее, – предложил я. – Или сжечь. Или написать номер на стене душевой для мальчиков и подписать: «Хочешь хорошо провести время, звони…» Реклама наше все.
Ривер уставился на меня так, словно у меня выросла вторая голова, а затем рассмеялся.
– Ты чокнутый.
– Постоянно слышу это слово, – отозвался я, его улыбка заставила и меня улыбнуться.
Прозвенел звонок и разрушил момент. Класс начал собирать свои вещи, пока мистер Рейнольдс бубнил о предстоящем домашнем задании. Ривер собрал свои вещи. Он не сказал больше ни слова и надел свою форменную куртку.
Мой номер телефона отправился в карман.
Миллер, нахмурившись, наблюдал, как я протискиваю стул с высокой спинкой в дверной проем Хижины.
– Он ни за что не влезет.
– Мне все так говорят, – ответил я и развернул огромный белый стул боком, чтобы он проскользнул в узкую дверь. Я сел, лучезарно улыбаясь своим друзьям. – Идеально, верно?
22
Нет, спасибо (порт.).