Страница 17 из 23
Проклятье…
Он лениво прислонился своим высоким телом к дверной раме, будто хозяин этого чертова места. Несмотря на теплый день, на нем было серое шерстяное пальто поверх зеленой рубашки в цвет глаз. Серебристые волосы были откинуты со лба и уложены густыми волнами.
Он был дьявольски красив. Так горяч, что замирало сердце и текли слюни. И справиться с этой реакцией оказалось невозможно.
Мои глаза, разум и тело пришли к одному и тому же выводу, и я был беспомощен отрицать это.
Холден внимательно осмотрел класс, пока его взгляд не остановился на мне. Между нами как будто пробежал ток, и эта связь мгновенно пронеслась по позвоночнику к паху.
– Вам чем-нибудь помочь? – поинтересовался мистер Рейнольдс, тепло улыбаясь. – Урок уже начался…
– В этом богом забытом кампусе все коридоры одинаковы, – проворчал Холден и сунул мистеру Рейнольдсу клочок бумаги. – Меня перевели.
Рейнольдс прочитал бумагу и нахмурился.
– Вы бросили Францию, чтобы приехать сюда? Есть какие-то особые причины?
– Cela ne m’apportait plus rien[21], – произнес Холден с безупречным акцентом. – Честно говоря, я тоже сомневаюсь, что и этому классу есть чем меня удивить, но… – Его взгляд, устремленный на меня, немного смягчился, – возможно, еще осталось, чему можно поучиться.
– Мы рады, что вы теперь с нами. – Рейнольдс с озадаченной улыбкой окинул наряд Холдена. – Снимайте пальто и можете ненадолго остаться, – поддразнил он.
– Нет, спасибо. – Холден прошелся по классу, не обращая внимания на преследующие его любопытные взгляды. Половина столов была пуста, поэтому, естественно, он сел рядом со мной.
Дерьмо…
Я смотрел вперед, сосредоточенный на уроке, но сердце колотилось слишком быстро. Холден развалился боком на своем стуле, даже не притворяясь, что не пялится на меня; я чувствовал, как его взгляд скользил по коже, посылая холодок по руке и шее.
Наконец, я повернулся к нему лицом.
– Тебе чем-нибудь помочь? – прошептал я.
– Мне нужно с тобой поговорить, – прошептал он в ответ.
– Ты перевелся в продвинутый класс математического анализа, чтобы просто со мной поговорить?
Он пренебрежительно махнул рукой.
– Я все это выучил уже много лет назад. У меня благие намерения.
– Ну да. – Я скрестил руки на груди, борясь со своим взглядом, который продолжал постоянно опускаться на его губы. – Ты совершенно испортил обеденный стол Блейлоков. Ченса на две недели закрыли дома. Ему даже чуть не запретили играть на матче в честь Осеннего бала.
Холден закатил глаза.
– Уверен, что это трагедия.
Я склонил голову набок.
– Ты всегда ведешь себя как придурок по отношению к совершенно незнакомым людям?
– Слово всегда ко мне не применимо, – парировал он. – И не нужно сильно переживать. Мистер Блейлок позвонил моему дяде, и у них состоялся милый разговор, в ходе которого было решено, что я заплачу за совершенно новый столик. И не из местного мебельного магазина.
– Значит, ты устроил настоящий бардак и теперь с помощью денег его устранил.
Холден нахмурился, сбитый с толку.
– А разве они не для этого нужны?
Я едва сдержал рвущийся наружу смешок.
– Понятие личной ответственности для тебя вообще что-нибудь означает?
– Смутно знаком с этим термином, – произнес он, его язвительное выражение лица немного смягчилось. – На самом деле, именно поэтому я здесь. Из-за тебя.
Пульс участился, и я сильнее напряг скрещенные руки, хотя и не мог сказать точно, пытался ли защититься от его слов или, наоборот, цеплялся за них.
– Повтори-ка еще раз?
– Хочу поговорить с тобой о том, что произошло на вечеринке. То, что я сказал в кладовке…
– Забудь об этом, – прервал его я и подался вперед, внезапно испугавшись, что весь класс нас слушает.
– Но я…
– Сказал же, забудь. Ничего не произошло. Я был пьян в стельку. И ничего не помню, так что просто забудь, черт возьми.
– Мистер Уитмор, – окликнул меня Рейнольдс с доски. – Раз вы сегодня такой разговорчивый, возможно, сможете поделиться и с классом. Не могли бы вы, пожалуйста, назвать мне все значения x, при которых f является непрерывным, но не дифференцируемым?
Холден откинулся на спинку стула с приводящей в бешенство улыбкой на губах. Я оторвал от него свой сердитый взгляд и изучил небольшой график с изогнутыми и V-образными линиями, а затем сделал кое-какие вычисления в блокноте. Точные ответы, которые никогда не изменятся.
– Минус два и ноль, – ответил я.
Мистер Рейнольдс просиял.
– Превосходно!
Многие ученики в классе тоже улыбнулись. Девушки восхищенно, парни с уважением.
– Слава королю, – пробормотал Холден. – Я удивлен, что класс не разразился аплодисментами.
– Так обычно и бывает, – возразил я. – Когда я на поле.
Холден выгнул бровь.
– Туше, Уитмор.
– И, мистер Пэриш, – громко позвал мистер Рейнольдс. – Как вы думаете, какое правило помогло Риверу прийти к такому ответу?
Холден не ответил, а я не отвел взгляда. Мы не могли оторвать глаз друг от друга, даже если бы от этого зависела наша жизнь, и в течение нескольких драгоценных мгновений мне было все равно, что кто-то о нас думает. Застенчивость улетучилась, и мы просто наблюдали друг за другом, губ коснулись улыбки, и что-то незнакомое зародилось в моем сердце.
– Мистер Пэриш?
Холден не сводил с меня глаз.
– Не всякая непрерывная функция дифференцируема, но любая дифференцируемая функция непрерывна.
– Очень хорошо! В этом году у нас отличное начало. Вы двое – перспективный дуэт.
Я быстро опустил взгляд на свой блокнот. Ко мне снова вернулась застенчивость, сжала мое сердце и захлопнула готовые открыться двери.
– Слышал? – задумчиво протянул Холден. – Мы дуэт.
– Нет, – отрезал я тихо и холодно. Не дуэт.
Как в математической формуле. Мы не можем превратиться во что-то другое.
Я больше ничего не сказал за все время урока. Одна часть меня чувствовала себя дерьмово из-за того, что я игнорировал Холдена, а другая половина отрицала, что мне на это не насрать. Он разгромил дом моего лучшего друга. Он был напыщенным придурком, который думал, что знает меня. Я ничего ему не должен.
Я повторял это снова и снова, чтобы заглушить другие нежелательные чувства. Например, сверхчувствительность моего тела к близости Холдена и постоянное желание на него посмотреть. Впитать в себя его образ. Как будто он был картиной с тысячью деталей, ожидающих, чтобы их обнаружили под всеми этими слоями…
Хватит.
Когда прозвенел звонок, я собрал свои вещи и попытался поскорее уйти, задаваясь вопросом, как пережить семестр, сидя рядом с Холденом. У двери образовалось столпотворение, пока Рейнольдс раздавал учебные пособия. Холден развалился на стуле, не прилагая ни малейших усилий, чтобы скрыть, за кем он наблюдает.
Я почувствовал досаду. Тот же самый привкус недовольства собой, которое испытал на вечеринке, когда мне захотелось схватить его за лацканы его модного пальто и…
Сорвать его?
Черт возьми, у меня не должно возникать таких мыслей и реакции на него. До Холдена у меня их и не было.
Не было или я их не слышал?
Не нужно об этом.
Пара учеников спросила меня о шансах команды «Центральных» в этом году на еще один чемпионат и смотрел ли я последний сезон Озарка. Я пробормотал несколько вежливых ответов и пожелал, чтобы чертова очередь ускорилась. Холден поднялся со своего места и стоял всего в нескольких шагах позади меня.
– Я слышала о твоей маме, Ривер, – тихо произнесла Анджела Рейес, застенчивая, тихая девушка. – Мне очень жаль.
Острая боль пронзила грудь. Я забыл о своей матери и в этом тоже винил Холдена. Он проник в мои мысли без приглашения и вытеснил оттуда все остальное.
– Ага, спасибо.
Я выхватил учебник из рук Рейнольдса и вышел на яркое солнце. Завернув за угол, прислонился к стене и скомкал бумажку.
21
Ей нечего было мне предложить (фр.).