Страница 14 из 23
Я резко вдохнул и выпалил:
– Я люблю, когда ты называешь меня сеньоритой…
Эвелин откинулась назад и села на пятки.
– Какого черта?..
– Погоди, дальше что-то типа: твое прикосновение. О-ла-ла…
Я не мог вспомнить всех слов; потому что тысячу раз пересматривал только момент из клипа, где Шон Мендес сидел на мотоцикле. Но безумие поглотило меня, и я встал на четвереньки.
– Тебе следует бежать. Я продолжаю к тебе возвращаться…
Эвелин вскочила на ноги.
– Какого черта ты творишь?
– Пою тебе серенаду. – Очевидно же. – Тебе не нравится?
– М-м-м, нет. Боже, ну почему нужно обязательно так странно себя вести и все портить? – Эх, вопрос на миллион долларов…
– Тьфу, неважно.
Эвелин распахнула дверь, и я выскочил вслед за ней из чулана, поймал ее за лодыжку и громко запел. Я встал на одно колено и взял ее за руку, словно умоляя, пока веселящаяся толпа с телефонами в руках наблюдала за мной.
Записывали нашу любовь.
Лицо Эвелин исказилось от ярости и стыда. Она вырвала руку из моей хватки.
– Боже, да ты чертов псих!
Она пронеслась через гостиную в сторону кухни.
Я поднялся на ноги и поклонился под редкие аплодисменты, как вдруг сквозь музыку пробились тихие звуки и прервали разговоры.
Кто-то играл песню Coldplay «Yellow». Не просто играл. Творил с ней что-то нереальное.
Я повернул голову и увидел парня в джинсах, футболке и шапочке, который в углу бренчал на гитаре. Его голос был хриплым и переполненным эмоциями. Аудитория вокруг него пришла в восторг – маленький оазис спокойствия, в то время как я стоял в бурлящем водовороте вечеринки, обуреваемый хаосом собственных мыслей.
Голос парня был ниже и грубее, чем у Криса Мартина, и придавал песне иную глубину, делая ее другой и в некотором роде совершенней.
И кроме небольшой группки случайных слушателей, остальные это упускали.
Бутылка текилы, теперь пустая, валялась на ковре. Я подбежал, схватил ее и запрыгнул на обеденный стол лицом к гостиной. Мои блестящие ботинки заскользили по полированному красному дереву. Мне удалось устоять на ногах, но бутылка разбилась о гладкую деревянную поверхность и рассыпалась по столешнице блестящими осколками.
Отвратительный поступок, но зато это помогло мне привлечь всеобщее внимание.
– Все заткнитесь на хрен!
В темной гостиной воцарилась удивленная тишина. Я шикнул ближайшему от аудиосистемы чуваку, чтобы он вырубил звук. Теперь можно было послушать, как парень в углу вкладывает в музыку всю душу.
К моему удовлетворению, гости притихли. Люди хлынули из кухни и заднего двора, чтобы послушать. Появился раскрасневшийся Ченс, который с фырканьем желал знать, что я сотворил со столом его родителей. Но я едва ли заметил его присутствие. Зажглись зажигалки. Мягкая подсветка телефонов осветила темноту, записывая настоящее чудо. Парень полностью обнажил душу. Выпустил свои эмоции наружу, позволяя всем присутствующим их услышать.
Песня закончилась на последней спокойной ноте, и воцарилась тишина. На несколько идеальных секунд комната затаила дыхание.
Я выдохнул.
– Да это же охрененно!
Мои слова вызвали аплодисменты и одобрительные возгласы, снова разорвавшие тишину. Осколки стекла под моими ботинками царапнули полированное дерево.
Потому что именно это мое призвание. Все разрушать.
Но исправить все, что я испортил за свою жизнь, было невозможно, да и я давно отказался от попыток. Умиротворение после песни испарилось и больше не сдерживало меня, а потому я позволил безумию взять верх. Единственное, что можно было сделать, подсказывал мой замутненный, пропитанный текилой разум, – это продолжать двигаться дальше. Бросаться с головой в безумие. Может быть, я благополучно приземлюсь. А может, и нет. С таким же успехом можно и потанцевать.
– Чувак! Какого хрена ты творишь?
Ченс выпучил глаза, когда увидел, как я отбиваю чечетку по разбитому стеклу, бросая вызов судьбе, предлагая ей позволить мне поскользнуться и упасть. Разрезать себя на кусочки зазубренными осколками и почувствовать настоящую боль вместо завывающей агонии, постоянно живущей в моем сердце.
– Я пою и танцую под дожде-е-ем… – напевал я.
Неплохо. Прямо как Фред Астер, если бы он был семнадцатилетним парнем, утопающим в выпивке и ненависти к себе.
– Родители меня на хрен прикончат! – бушевал Ченс. – Кто-нибудь, помогите мне снять этого придурка со стола.
Он попытался меня поймать, но я оттанцевал подальше, не сбиваясь с ритма, пока из кухни не появился Ривер Уитмор. Его красивое лицо было спокойным, уголки губ опущены. Каким бы уязвимым я его не видел в кладовке, все осталось там.
– Шоу окончено, – прорычал Ривер низким голосом, полным угрозы. Мужественный, уверенный и чертовски сексуальный. – Проваливай к черту.
Я опустился на колено, прижав одну руку к сердцу, а другой потянувшись к нему.
– Какое прекрасное чувство, я счастлив опять.
Но Ривер больше не играл. Его сочные губы скривились, и он сначала ударил меня по руке, а затем схватил меня. Регулярные побеги от санитаров за год в лечебнице добавили мне ловкости. Я увернулся от хватки Ривера и спрыгнул со стола в неизвестность… Как кот с девятью жизнями (часть из которых уже потрачена), я приземлился на ноги, перемахнул через диван и запрыгнул на кофейный столик.
– Просто пою и танцую под дожде-е-м… – Песню я закончил феерично, опрокинув пивные бутылки и раздавив ботинками еще больше стекла.
– Ты труп, ублюдок, – прорычал кто-то у меня за спиной.
Я резко развернулся и наткнулся на Фрэнки Дауда. Его нос был заклеен белым пластырем. Он наставил настоящий чертов полицейский электрошокер на красивого парня, похожего на зверя в черной футболке и с покрытыми татуировками руками. Между ними стоял музыкант в шапочке.
Фрэнки сделал выпад. Огромный татуированный парень с ловкостью бойца выбил электрошокер из рук, затем схватил Фрэнки за футболку и потащил сквозь толпу. Они свалились на ковер рядом с моей импровизированной сценой.
Ривер и Ченс тут же переключили внимание на двух парней, вцепившихся друг в друга на полу. Они разняли их, но Фрэнки вырвался из рук Ченса, тяжело дыша, и в растрепанной одежде.
– Сдохни, тварь! – орал Фрэнки, белый пластырь покраснел от крови. – Ты труп, слышал меня?! – Он схватил с моего стола разбитую пивную бутылку и направил ее на парня с татуировками. – Я убью тебя, ублюдок!
Ривер и Ченс попытались успокоить Фрэнки, но тот помахал своим оружием, удерживая их на расстоянии, а затем кинулся на здоровяка. Толпа ахнула, когда на предплечье заалел порез.
Парень с татуировками даже не поморщился. Он медленно взглянул на кровь, стекающую по руке, затем снова на Фрэнки.
– Это была ошибка. – В его голосе звучало обещание расправы.
В воздухе чувствовалось напряжение, как в гудящих высоковольтных проводах, протянувшихся от каждого присутствующего. И хотя высокий, хмурый псих несомненно представлял весьма сексуальное зрелище, его ранение могло серьезно подпортить вечеринку. А убийство Фрэнки было бы еще хуже.
Ни один из них не заслуживал неминуемого насилия, но меня же оно не пугало. В тот момент, когда внутри вновь ожили тени прошлых кошмаров, я хотел этого.
Я спрыгнул со стола и встал между парнями. Распахнул перед Фрэнки пальто и разорвал рубашку, обнажая грудь.
– Вот сюда, – прошипел я, похлопывая по месту над сердцем. – Бей прямо сюда. Ну же. Сделай это. Сделай это!
Толпа застыла, как в поставленном на паузу кино. Глаза Фрэнки расширились от шока, пока я молча бросил ему вызов, гадая, действительно ли он меня ударит.
Музыкант положил руку мне на плечо, его голос был тихим и спокойным.
– Эй, парень. Перестань. Эй…
Его успокаивающее прикосновение и мягкая интонация голоса проникли в хаос моих мыслей. Я позволил ему оттащить меня назад, пока Ривер забирал у Фрэнки бутылку.