Помагифлексим?

В летней школе всегда имелось, чем заняться. Она представляла собой некое подобие летнего лагеря, где все жили в маленьких соломенных домиках в самой западной части Безмолвного леса рядом с парком. Они стояли очень обособлено от школы, от дороги, да и от города в целом. Учащимся предлагалось целыми днями бродить, выискивая полезные объекты: камни, растения, насекомых. Ундина читала книжки, изучая различные зелья и заклинания, о которых им не рассказывали на уроках. Лулу посещала различные кружки и даже поучаствовала в создании нового по подготовке юных волшебников к учёбе в ИШДОМС. Его посещали маленькие детки от семи до десяти лет. В ком-то из них уже пробудилась магия, а у некоторых – ещё нет. Кружок подходил для всех.

И, конечно же, почти каждый вечер она проводила с Оскаром Макгайром. Уже в последствии она вспомнила, где видела этого бледнолицего вампира. На ритуале сифов, когда ей было шесть лет. Он стоял в толпе и насмехался над дядей. С тех пор он почти не изменился, за исключением того, что сменил причёску. Вместо хаотично свисающих сосулек теперь у него была чёлка, полностью закрывающая левый глаз.

Оскар приходил по вечерам в школу готовиться к зельеваренью. Как он сам говорил, по всем остальным предметам у него была оценка за седьмой класс, то есть за третий курс по параметрам ИШДОМС, кроме зелий. Лулу иногда помогала ему. А после наступления темноты они прогуливались до кладбища. Вампир работал там смотрителем за мёртвыми. С ним было интересно общаться, поскольку он жил уже давно и многое повидал, даже не покидая границы Андеадлинга.

Лулу узнала, что Оскар – непьющий кровь вампир. Оказалось, что он просто на дух не переносил кровь человекоподобных. Он пил кровь животных типа белок, кроликов и птиц, а его любимым лакомством была мунинга – растение, по трахеям ксилемы которой вместо сока текла жидкость, по химическому составу напоминавшая плазму крови. Помня уроки Асана Басама, Лулу понимала, к чему была необходимость в таком заменителе.

А ещё его дядя – сам граф Дракула. Вот он-то действительно имел устрашающий облик и не одобрял дружбу Оскара со смертными, приятелей из числа которых у Оскара было более, чем предостаточно.

Его сестра Готика – тоже урождённый вампир. А вот сам Оскар ещё сто тридцать семь лет назад был оборотнем, несмотря на все вышеперечисленные факты. И поэтому он до сих пор иногда остро реагировал на Луну в полной фазе. Как же так вышло? Вот что он сам о себе рассказал.

Я родился от смешанного брака вампира и оборотня в 1863 году. Даже сейчас такой союз может удивить простого обывателя. Что уж говорить про девятнадцатый век. А если ещё и учесть, что оба они были мигрантами из стран Европы: папа – из Шотландии, а мама – из Румынии, то это вообще удивительно: как вышло так, что они встретились в нужное время в Андеадлинге, и у них родилось двое детей: я и моя сестра Готика.

В те времена вампиров не любили. Мой отец был простым часовщиком, имел свой небольшой магазинчик, на цокольном этаже которого мы жили. И когда спустя целых пятьдесят лет жители Старого Андеадлинга заподозрили, что он женат на вампирше, против моей матушки начались гонения. Да, прям такие натуральные, какие рисуют в фильмах: с вилами и факелами. Я не запомнил этого события, но однажды наш магазин-дом просто подожгли, и мама погибла. Тогда мне было несколько месяцев от роду, а Готике – пятьдесят лет. Она запомнила это время лучше, но со мной не делится деталями, чтобы «не травмировать психику».

Мы вынуждены были перебраться в другой район Старого Андеадлинга, тот, который поближе к Арене. Да, тот самый, который нынче именуется Мёртвым кварталом. Там мы открыли новый магазин, и папа снова начал мастерить часы, как ни в чём не бывало. От мамы осталась лишь небольшая фотография в медальоне, который я всегда ношу с собой. В одной створке его – папа, а в другой мама.

Так мы и жили. Готика пряталась целый день в доме, на втором этаже, который был больше похож на чердак. Она медленно взрослела, и когда я пошёл в школу, она напоминала по развитию едва ли семилетнюю девочку. Но я её всё равно любил. И сейчас люблю. Мы часто играли. На чердаке находилась огромная куча вещей, которые мы напяливали на себя, и представляли, что это театральное представление.

Школа, в которую я ходил – максимально деревенская. Там изучались только самые необходимые навыки и не больше. Возможно, потому что даже сами учителя многого не знали. То, что я был оборотнем, некоторых одноклассников пугало. Но так как я вёл себя довольно прилично, то конфликтов не возникало. У меня даже имелись друзья.

Прелинг, кстати, тогда ещё никакой не устраивали, если тебя это очень интересует. Потому что оборотней, населяющих Андеадлинг в те времена, было так мало, что они даже не смогли бы образовать полноценную стаю. Моим вожаком был отец. Он учил меня охотиться, ориентироваться по Луне и звёздам, контролировать свою волчью форму в обычное время. Это были незабываемые уроки.

Словом, я жил, и моя жизнь ничем не отличалась от жизни Андеадлингского подростка в девятнадцатом веке. И, как это водится, в возрасте четырнадцати лет, я впервые влюбился. Её звали Ангелина. Она была просто волшебной. Но, она входила в число тех, кого пугало то, что я оборотень. Она-то была человеком. Я пытался добиться её всеми способами: дарил подарки, писал стихи, сколотил из сосны гитару и сочинил для неё балладу, звал её во всевозможные красивые уголки Безмолвного леса. Но, как это водится, я ей был не по нраву. В конечном итоге она выбрала какого-то деревенщину Маврикия и ходила с ним везде. А я оставил эти бесплодные попытки до поры до времени, хоть и продолжал тайно вздыхать по ней и провожать глазами каждый раз, когда видел.

С Готикой мы наших игр не прекращали. Продолжали рыться на чердаке нашего домика, находя каждый раз то игрушку, то книжку, то украшение какое. А однажды Готика нашла человеческий пистолет с единственной пулей в барабане. И мы решили поиграть в русскую рулетку. А что? Для нас обычные человеческие пули опасности не представляли. На мне всё заживало, как, простите, на собаке, а от Готики вообще рикошетило, она же вампир. Ну и, что называется, дострелялись.

Единственная пуля в барабане была серебряной. Первые два выстрела оказались холостыми, третий же – оказался с пулей. Серебро очень быстро отравило мой организм. И я, ожидаемо, погиб. Своих похорон я не помню. Мне жаль отца. Даже не могу представить, каково это: потерять любимого сына навсегда. Мы не увиделись с того момента ни разу.

Что произошло дальше? А дальше моя жизнь разделилась на «до» и «после».

Глава II

декабрь 1877 года

Оскар очнулся в замкнутом и мрачном пространстве. Было нечем дышать, пахло землёй. Парень догадался, что находится внутри гроба. Неужели он выжил? Рана же была сквозной, кажется.

Он чуть присел и пощупал висок. Так и есть. При таком выстреле ему должно было вынести мозги с противоположной стороны и размазать по стене. Он содрогнулся от этой мысли. Тем не менее он пока что жив. А значит наиболее вероятно то, что его закопали живьём.

Осознав это, Оскару вдруг стало дурно. Сколько кислорода тут осталось? Надо что-то делать. Самое логичное поведение – дубасить ногами и руками по крышке гроба, надеясь, что кто-то сверху услышит. Так Оскар и сделал.

Неизвестно сколько часов он провёл в тщетных попытках сбить крышку гроба или привлечь громкими звуками людей снаружи, но в какой момент, когда парень уже почти отчаялся, он вдруг услышал сверху какую-то возню. Пара минут – и свет ударил ему в глаза. Оборотень зажмурился. Сперва вокруг всё стало белым, что ничего нельзя было понять. После долгого заточения под землёй, его глаза никак не могли привыкнуть к такому яркому окружению.

Наконец парню удалось осмотреться. Он действительно находился на кладбище. Над ним зависло зелёное улыбающееся лицо с красной козлиной бородкой. Васильковые глаза его смотрели в разные стороны. Один – как будто даже на него, а другой косил куда-то вправо. Когда первичный страх Оскара отошёл на второй план, это лицо расплылось в улыбке и спросило: