Страница 10 из 26
Но тут произошел непредвиденный кризис. Волна новой эмиграции внесла два изменения: дала авторов, желающих писать по-новому, и читателей, желающих читать – то актуальное и интересное, и непременно по-русски. И повсюду саван стал рваться, и из-подо льда стали пробиваться цветы. Скажем, стихи Олега Ильинского[48] куда ближе к Гумилеву, чем к Георгию Иванову. «Денис Бушуев» Сергея Максимова[49], как и названное выше «Преступление и наказание», не только психологический, но и детективный роман (имеем в виду главным образом его первую, наиболее удавшуюся часть). «Девушка из бункера» Л. Ржевского[50] полна самой живой актуальности, не боящейся современных и политических тем. «Мнимые величины» Н. Нарокова[51] от начала до конца держат читателя в напряженном любопытстве перед рядом поставленных ему загадок.
К этой же струе относятся и те романы, из-за которых сейчас сыр-бор загорелся: «Две силы» И. Л. Солоневича и «Рука майора Громова» Михаила Бойкова. Вовсе напрасно говорить о них, что они «легкое чтение» и т. п., как с чрезмерной скромностью признает М. Бойков. О романе Солоневича во всяком случае. Его герои – живые люди с интересной и индивидуальной психологией, а картины быта в нем ценнее, чем в десятках эмигрантских романов. Попытки снобов из «прогрессивной» старой эмиграции их критиковать с точки зрения жизненной правильности просто смешны: не стоит им придавать значения. Они нам, новым эмигрантам, будут говорить о жизни в СССР! Только этого, в самом деле, еще недоставало.
Другую часть не публики, а критиков, возмущает самый жанр этих вещей, как будто по-русски нельзя писать детективные и приключенческие романы. Да почему же собственно? Даже если бы их до сих пор и не писали, отчего же нельзя попробовать?
Что до обвинений в несерьезности и просто замалчивания со стороны критики, хочется вспомнить совет архиерея из одного из лесковских рассказов: «Не устрашайтесь!». Давайте, будем писать, как нам сердце подсказывает. Если мы больше нравимся публике чем престарелые наставники, всегда наводившие на нас одну лишь скуку, и вызывавшие уважение разве только тем, что, желая «ученость свою показать», говорят очень непонятно, то этого пока с нас и довольно. Потомство уж разберет, кто был прав, кто виноват в нашем споре. И, может быть, его суд будет для нас более снисходителен, чем таковой нынешних властителей русского Парнаса из кафе «Ротонда» и всяких прилегающих к нему областей.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 17 ноября 1955, № 304, с. 3.
На зыбкой почве
Само по себе, оно бы радостно, что в Советском Союзе стали теперь интересоваться литературой второй эмиграции. Хотя некоторые тенденции в разработке данной темы решительно неприятны. Например, о чем мы уже упоминали прежде, стремление смягчить «вину» новых эмигрантов, якобы оказавшихся за границей случайно и против их воли, и уж тем более мол не боровшихся никогда активно против советской власти.
К несчастью, почва к тому подготовлена была отчасти уже в Зарубежьи. Я бы мог, скажем, назвать имя уже покойного поэта и критика, тщательно скрывавшего свою службу в РОА, и с успехом унесшего свой секрет в могилу. Сдается, – таких случаев было много… Еще бы! Правда, в годы после войны, могла стоить жизни, а в более позднее – принести всяческие неудобства.
Особую неутомимость проявляет в исследовании прозы и поэзии второй волны В. Бондаренко – см. его статьи в московском журнале «Слово», № 10 за 1991 год, «Казненные молчанием» и в московской же газете «Русский Рубеж», № 11, за тот же год и «Архипелаг “ди-пи"» (эта последняя перепечатана в мюнхенском альманахе «Вече» № 42).
Однако при освещении им вопроса, встает под его пером целый ряд неясностей.
Они относятся, в первую очередь, ко хронологической классификации. Навряд ли можно, – хотя для нас было бы и лестно! – причислять к нашей второй эмиграции И. Л. Солоневича и его семью. Их бы надо или выделять в особую промежуточную группу, или бы уж скорее считать за продолжение первой эмиграции.
собственно к послевоенной эмиграции (которую американцы пытались наглухо отделить от нашей, рассматривая нас как изменников родины, а тех как ни в чем не скомпрометированных искателей свободы). На деле-то они, положим, быстро слились с нами. Стоило бы все же отметить, что Коряков на первых порах являлся активным врагом, критиком и обвинителем второй волны, и лишь гораздо позднее с нею более или менее примирился.
Кроме того, предлагаемый Бондаренко термин дипийская литература весьма спорен и чреват недоразумениями. Обозначение Ди-Пи, то есть displaced persons имело чрезвычайно широкое применение. Оно прилагалось не только к беженцам из советской России времен Второй мировой войны (о которых в узком смысле и толкует автор), а равно и к старым русским эмигрантам из Прибалтики, Польши, Румынии, Чехословакии, с Балкан, и даже из восточной части Германии. Эти последние, между прочим, иногда даже писали про нас (например, И. Сабурова[52] в книге, которая так и называется «О нас» или Н. Чухнов в книге «Смятенные годы»), но – как бы со стороны.
Более того, тот же термин displaced persons обнимал беженцев из числа коренного населения Прибалтики, Польши и всех стран восточной и центральной Европы. А это уже выводит нас далеко за рамки русской литературы и культуры (в числе литературных памятников других народов, пострадавших от большевиков есть и весьма примечательные как романы румына В. Георгиу[53]).
Для наименования нашей литературы, литературы второй российской эмиграции, хотелось бы найти иное слово.
Тем более, что в устах старой эмиграции, в частности во Франции, это выражение, ди-пи часто произносилось с оттенком презрения и недоброжелательности, делающими его употребление, в качестве литературоведческого термина, не совсем удобным.
Положим, Б. Ширяев назвал свою замечательную книгу «Ди-Пи в Италии»; но или он вкладывал в это заглавие иронический смысл, или не ощущал его пейоративного звучания.
С особой горечью читаю я в статьях В. Бондаренко сочувственные, почтительные упоминания имени страшного человека, встреча с которым некогда едва не окончилась для меня гибелью[54]. В годы Второй мировой он был внедрен большевиками, в составе целой группы, в немецкую полицию на оккупированной зоне России, с заданием истреблять или по меньшей мере ущемлять русских антикоммунистов, каковых советская власть рассматривала как потенциально себе опасных, а также всячески толкать немцев на жестокости и несправедливости, дабы озлоблять против них местное население.
Почуяв опасность разоблачения, этот господин перебежал на сторону красных; сообщники его были выявлены и ликвидированы.
После же войны он всплыл в Италии, где, вкравшись в доверие к англичанам, энергично содействовал выдаче власовцев и бойцов кавказского легиона. Много еще черных дел на совести у этого Иуды; о чем есть письменные показания покойных, и о чем бы нашлись устные свидетельства живых. Но непонятное покровительство ему известных американских учреждений связывает языки.
Сей субъект, может быть, и должен почитаться за героя советского шпионажа и за ветерана чекистской разведки. Но выступать в роли представителя второй эмиграции, глубоко антикоммунистической по своим настроениям, он определенно не имеет ни малейшего права!
Очень жаль, что он сумел ввести в заблуждение В. Бондаренко. Хотим надеяться, что тот, хотя бы и с опозданием, одумается и разберется в своей ошибке!
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 22 февраля 1992, № 2168, с. 2.
48
Олег Павлович Ильинский (1932–2003) – поэт. С 1944 жил с родителями в Германии, с 1956 в США. Публиковал стихи и эссе о русской литературе в журналах «Грани» (Франкфурт-на-Майне), «Новом журнале» (Нью-Йорк) и многих других изданиях русской эмиграции. Автор пяти сборников стихов.
49
Сергей Сергеевич Максимов (наст. имя Пасхин: 1916–1967) – советский писатель, поэт, драматург. В эмиграции жил в Германии и США. Входил в редколлегию журнала «Грани» (Франкфурт-на-Майне). Наиболее известное произведение – роман «Денис Бушуев».
50
Ржевский Леонид (наст. имя Леонид Денисович Суражевский; 1905–1986) – писатель, литературовед. В 1930 окончил литературно-лингвистическое отделение педагогического факультета 2-го Московского государственного университета. Преподавал в Орехове, Туле, Москве. В 1941 защитил в качестве кандидатской диссертации составленный им двухтомный словарь языка «Горя от ума». Защита состоялась 28 июня, а 1 июля ушел на фронт в звании лейтенанта. Был помощником командира дивизионной разведки, попал в плен. В 1941–1943 в лагерях для военнопленных. В 1943 был освобожден и служил лектором для учителей на оккупированной территории. После 1944 жил под Мюнхеном и взял псевдоним Ржевский, в 1950–1953 жил недалеко от Франкфурта-на-Майне, где был редактором журнала «Грани» (1952–1955). В 1953–1963 преподавал в Лундском университете в Швеции. В 1963 он переехал в США, где ему предложили место профессора в Оклахомском университете. Позднее профессор славянской литературы в Нью-Йоркском университете. Член американского Пен-клуба. Публиковал книги а также статьи в журналах «Мосты» (Мюнхен), «Новый журнал» (Нью-Йорк), «Грани» (Франкфурт-на-Майне), «Литературный современник» (Мюнхен), «Воздушные пути» (Нью-Йорк), «Континент» (Париж), «Посев» (Мюнхен).
51
Николай Нароков (наст. имя Николай Владимирович Марченко; 1887–1969) – писатель. Окончил Киевский политехнический институт, затем работал в Казани. Принимал участие в деникинском движении, попал в плен, но сумел бежать. До 1932 преподавал в школе математику, затем как бывший участник Белого движения был арестован и осужден на несколько лет. С 1935 жил в Киеве, откуда в 1944 эмигрировал в Германию. В 1950 переехал в США, где жил в Монтере (Калифорния) вместе с сыном, поэтом Николаем Моршеном, преподавал русский язык. Сотрудничал в «Новом журнале» (Нью-Йорк), газетах «Русская мысль» (Париж) и «Новое русское слово» (Нью-Йорк). Опубликовал книги «Мнимые величины» (Нью-Йорк, 1952), «Могу» (Буэнос-Айрес, 1965).
52
Ирина Сабурова (наст. имя Ирина Евгеньевна Кутитонская, в замужестве Перфильева, затем баронесса фон Розенберг; 1907 – 1979) – писательница, поэт. Родилась в семье офицера. Училась в Риге. Воевала в Белой армии. Была замужем первым браком за поэтом Александром Михайловичем Перфильевым. Печататься стала в рижской газете «Сегодня» в 1922. Писала стихи, прозу, сказки, делала переводы зарубежных прозаиков. Публиковалась в журналах «Балтийский альманах» (Рига), «Наш Огонек» (Рига), «Для Вас» (Рига), «Для всех» (Рига), «Новая нива» (Рига), «Новая неделя» (Рига), «Иллюстрированная Россия» (Париж), газетах «Маяк» (Рига), «Двинский вестник» (Рига), «Русский вестник» (Рига) и «Правда» (Рига). С 1946 жила в Германии. Работала в Мюнхене на радиостанции «Свобода» (с 1953). Сотрудничала в газете «Новое русское слово», была секретарем редакции ежеквартального журнала «Голос Зарубежья». Издавала стихи А. М. Перфильева. Автор книг «Тень синего марта» (Рига, 1938), «Королевство алых башен» (Мюнхен, 1947), «Корабли Старого города» (Мюнхен, 1950), «Разговор молча» (Мюнхен, 1956), «Копилка времени» (Мюнхен, 1957), «Счастливое зеркало» (Мюнхен, 1966), «Королевство» (Мюнхен, 1976), «После…» (Мюнхен, 1961), «О нас» (Мюнхен, 1972).
53
Константин Виргилий Георгиу (Constantin Virgil Gheorghiu; 1916–1992) – румынский писатель, священник Румынской Православной Церкви.
54
Речь идет о Н. Н. Рутченко-Рутыче (1916–2013).