Страница 20 из 28
– Очень приятно, – сказал он и, попытавшись сострить, добавил. – Читаете мои книги, у вас хороший вкус.
Обменявшись рукопожатиями, Владимир попросил сигарету у Саши. Тот суетливо достал пачку и зажигалку. Лутковский, внимательно смакуя эту хлопотливую моторику вокруг своей персоны, по-доброму сказал:
– Кстати, в магазине тусуется Марк Ленц.
– Ленц, – повторил Саша, – не знаю. А кто это?
– Хороший поэт. Мой друг.
– Нет, не знаю. Не читал, – с сожалением ответил Саша.
Лутковский невольно улыбнулся, но эту приятную для Владимира беседу прервал Кириченко:
– Ну что, поехали? – обратился он ко второму парню, молча стоявшему рядом. – Валера, заводи. Саня, Володя, по местам.
– А что снимать будем? – уже в микроавтобусе по-деловому спросил Саша.
– Вот Лутковский говорит, что парень этот не стрелялся, а от передоза умер. Снимем его комментарий у парадного. Там цветочки рассыпаны. Дашь общую панораму.
– А нахуя снимать репортаж, если это было не самоубийство? – удивлённо спросил Саша.
– Чтобы было дохуя. Володя говорит, что парнишка иконами обложился перед смертью и «золотой укол» себе вкатил. Короче, поднимем проблему. После можно будет еще на ток-шоу обмусолить этот случай. Экспертов привлечём.
Машина внезапно дернулась, и Кириченко грузно упал в проходе между кресел. Падение произвело впечатление и на пассажиров, находящихся в салоне, и на сам автобус. Всех резко подбросило в креслах. С верхнего стеллажа упала сумка с аппаратурой.
– Блядь, Валера! – визгливо прокричал Кириченко и проворно пополз на коленках по проходу. Он попытался подняться, опёршись руками об заднее сидение, но тут к нему подбежал Саша и довольно сильно пнул его под зад ногой.
– Поза-доза, Аркаша! – весело крикнул он и засмеялся.
– Блядь, Саня! – возмущённо проговорил Кириченко. – Я тебе хуй оторву.
– Блядь, рассядетесь наконец, – крикнул водитель Валерий. – Мы едем или нет?
Кириченко и Саша сразу смолкли и послушно расселись по местам. Владимира удивила эта реакция на выкрик темпераментного водителя. Он посмотрел на Кириченко, тот конфузливо развёл руками и тихо, доверительно прошептал:
– У него брат погиб в начале года.
Лутковский сочувственно пожал плечами и уставился в окно. Машина медленно пробиралась между знакомых домов. Владимир увидел Лидию Владимировну, восседающую на своём привычном месте и близоруко наблюдающую за двором. Дети пробежали по дороге и скрылись за каштанами. Возле гаражей несколько мужчин эмоционально о чём-то беседовали. Всё было как обычно, как всегда, как будто в мире ничего не происходило. И эту великую гармонию резко взорвал водитель Валера:
– Так значит, паренёк на ширеве затормозил, – грубо сказал он.
– Да, не стоит говорить о том, как он умер. По крайней мере, я озвучивать эти подробности не стану.
– А что тогда ты скажешь? – растерянно поинтересовался Кириченко.
– Скажу, что Олег Глота был хорошим парнем и погиб, защищая родину.
– Да ну… – скривился Кириченко.
– Постой, – перебил его Лутковский. Тихо, чтобы не слышали другие, он добавил: – Ты задашь мне наводящие вопросы. Я уклонюсь от ответа. Вот тебе интрига. Дальше наведёшь справки у ментов. Они тебе нарисуют детальную картинку.
12
Лутковский с досадой смотрел на отъезжающий микроавтобус со съемочной группой. Ему захотелось немедленно зайти домой и тщательно вымыться. Тяжёлое чувство вины перед Олегом накрыло Владимира сразу после интервью. Внешне всё выглядело нормально – ему задавали заранее оговорённые вопросы, он корректно отвечал на них, но именно эта благопристойность более всего и угнетала Владимира. Он отчётливо понял, что просто пиарился на смерти своего соседа. Это не был открытый цинизм Ленца с его подобранными на асфальте цветами для Ани. Это была его собственная подленькая натура, грызущая остатки своей же совести. Лутковский представил, с какой язвительной усмешкой встретит его Ленц, и ему расхотелось, возвращаться в винный погребок, где Марк, без сомнения, поджидал Владимира. Он решил вернуться домой и, отключив всевозможные контакты, попытаться заснуть.
Владимир зашёл в парадное и нехотя, через силу начал подниматься на свой этаж. Он отчётливо понимал, что дома, скорее всего, вместо сна его накроет полубредовое состояние с провалами в кошмары, или же он просто с закрытыми глазами будет беспокойно ворочаться в своих мыслях. Возможно, и даже наверняка, через какое-то время в дверь позвонит, а затем постучит ногой пьяный Ленц, не дозвонившись ему по телефону, который Владимир по приходу собирался отключить. «Впрочем, – вспомнил Лутковский, – телефона у Марка нет. А значит точно припрётся».
Владимир представил, как после наружного грохота и угроз Марка он предстанет перед возмущённым другом, изобразив на лице сонное, а скорее глупое выражение. И как после шуточных объяснений они продолжат пить…
Лутковский внезапно остановился. Он увидел дверь, за которой недавно жил Олег Глота. Эта обыденность неожиданно смутила Владимира. Он взволнованно посмотрел на тёмный дверной глазок и невольно улыбнулся болезненной, кривой улыбкой. Его как магнитом потянуло к этому испуганному пространству, в котором сейчас, в какой-то иной реальности жили люди. Лутковский протянул руку и ладонью прикоснулся к серому дерматину, после чего вытянул шею и застыл в неосознанном ожидании чего-то. Тут же он услышал отголосок человеческой речи. Говорила женщина, но настолько нечётко, что Лутковский невольно подставил ухо к самой двери и напряжённо вслушался в речь. На монотонное женское бубнение грубо отозвался мужской голос. Отчётливо послышалось звяканье посуды. Лутковский повторно улыбнулся, услышав эти звуки и голоса, и в этот момент у него зазвонил телефон. Громко зазвонил. Неожиданно громко. Лутковский вздрогнул и тут же услышал, вернее, ощутил, как там, за дверью мгновенно всё замерло. Испугавшись этой тишины, Владимир бросился вниз. Выбежав на улицу, он быстро зашагал в сторону винного магазина Ани, даже не сообразив сначала, что идёт именно туда.
Сделав несколько торопливых шагов, Лутковский почувствовал себя уже довольно пьяным. Спало неестественное напряжение, затормозившее его возле двери Олега. Также испарились впечатления после интервью, в процессе которого он старался максимально контролировать себя. Вместо этих мобилизующих ощущений пришла расслабленность, а вместе с ней его захлестнула беспечность нетрезвого человека, благополучно избежавшего опасности. Инцидент у дверей показался ему забавной детской шалостью. Он вспомнил, как детьми по нескольку раз звонили в двери и, убегая от гнева жильцов, присушивались, открыли те дверь или нет. Забегали и к маме Олега. «Как её зовут?» – Лутковский даже остановился, чтобы вспомнить её имя. «Как её там, тётя Таня, Валя… Точно, Валя. Тётя Валя», – Лутковский вспомнил некогда молодое лицо женщины, которая довольно лояльно относилась к жизни детей во дворе. Их сложная иерархия, обменные делишки, где дорогая вещь могла цениться гораздо ниже, чем грошовый пластмассовый солдатик, находили понимание и даже уважение у этой женщины. Впрочем, на детском горизонте Владимира тётя Валя появлялась редко, так как Олег был младше Лутковского на несколько лет, а это был существенный порог для короткого знакомства между детьми.
– Вован, привет. Ты что людей не замечаешь? – услышал Лутковский у себя за спиной. Он оглянулся и увидел знакомую компанию молодых людей, сидящих на лавочке. Это были друзья его детства – Тарас Притула, Костя Бычков по кличке Салямалейкум и Гена Варламов. Все погодки Лутковского. Все они учились в одной школе, хоть и в разных классах, кроме Лутковского, который навещал их эпизодически, когда приезжал к бабушке. Но, несмотря на нерегулярность этих встреч, та дружба была крепкая и настоящая – детская, нерасчётливая и неосмысленная.
Все трое держали в руках чашки, в которых, судя по запаху, был кофе, и внимательно рассматривали Лутковского. Владимир, смущённый этим вниманием, даже посмотрел, не расстегнута ли у него ширинка и, найдя свой гардероб в полном порядке, подошёл к друзьям.