Страница 9 из 33
– Буланыш, ничего не чуешь?
«Ветер не тот».
– Да понимаю я, а вдруг… Ладно, давай-ка к роще.
«Поспешать?»
– Поспешай, но с оглядкой!
Горемычную гнедуху Алеша отпустил, ослабив ей подпругу, но больше не мешкал. Рощицу обогнули быстрой походной рысью, проскочили неширокий, заросший увядшей медвянкой лужок, перемахнули пологую балку, и тут задувший наконец в лицо ветер донес отзвук не то клича, не то песни. Вроде той, что тянут перед боем степняки. Эти запросто могли снять всадника стрелой, только откуда бы им здесь взяться? Великая Степь далеко. Разбойники?..
– Буланыш, теперь чуешь?
«Они и есть. Звери. И люди».
– Повернуть не хочешь?
«Убивать хочу».
– Ишь какой! Поглядим, может, и убьешь.
Дальше пробирались с удвоенной осторожностью. Буланко близкой опасности не чуял, но куда идти, теперь знал точно, да и ветер раз за разом приносил все более отчетливые звуки, которые больше не казались песней. Еще в богатырские времена довелось Алеше послушать, как воют захваченные охотничьей страстью волколаки, и сейчас он узнал, не мог не узнать… Так вот от кого в таком ужасе уносила ноги гнедая! По всему выходило, что выли на другом конце очередной рощи, достаточно густой, чтобы до поры в ней схорониться.
– Буланыш, надо поглядеть. Сперва только поглядеть.
«Как скажешь».
Если от тварей ушла обычная лошадь, богатырский конь и подавно уйдет, но незнамо как объявившуюся здесь нечисть нужно хотя бы сосчитать. Был бы чаробой, можно было б и словечком-другим перекинуться, а так как бы и впрямь стрелу не словить. Выходит, мурин был волколачьим? Если нет, то в здешних краях нечисти в этом году – словно медом намазали… или кровью?
– Сколько их, не разберешь?
«Не понять пока. Разные они…»
В способности Буланко пробраться сквозь сухие заросли, не хрустнув и веткой, Охотник не верил. Пришлось спешиться и, пригнувшись, двинуться вперед самому. Осторожно ступая, почти скользя, Алеша прошел несколько шагов и чуть раздвинул колючие упругие ветки. Открывшаяся картина была, мягко говоря, невеселой.
Роща выводила в пологую лощину, за которой начиналась невысокая каменистая гряда с отвесными стенами. Вершину ближайшего холма, упиравшегося дальним краем в крутую скалу, украшали грязно-белые, изглоданные непогодой глыбы. У подножия среди валунов вперемешку валялись человечьи тела в легких доспехах и конские туши. Вглядевшись, китежанин узнал все те же синие, обшитые красным чепраки. Кони были с заставы и погибшие, надо думать, оттуда же. Хотя нет, не все! Среди тел ратников Алеша разглядел кого-то в грязной овчине, да и на склоне, чуть выше места побоища, валялась парочка таких же грязнуль. Живые тоже имелись, да такие, что у Охотника рука сама к мечу потянулась.
В разбойничьих ватагах место любой дряни сыщется – в этой самым приметным был здоровенный, локтей шесть, не меньше, волосатый бугай, для полного счастья облаченный в ржавые пластинчатые доспехи. Такую, украшенную причудливыми косичками голову, правда отрубленную, Алеша прежде уже видал, и принадлежала она таежной белоглазой чуди. Надо же куда вражина забрался… Впрочем, от Тригорья до Вольного полуострова не так и далеко, а в это воровское кубло в свое время кого только не заносило. Потому и разметать пришлось…
Из-за широченной чудиновой спинищи показалась человеческая рука в богатом, шитом золотом рукаве и повелительно ткнула пальцем в сторону еще одного здоровяка с бараньей башкой; судя по всему, наговоренного переворотня, такого же, как Иванушка. Баран кивнул, дескать, понял, и заодно почесал себе лоб меж заменявшими шлем рогами. Черная косматая шерсть служила ему сразу и одежкой, и доспехами, но штаны все же имелись, как и внушительная булава с длинным и толстым древком. Но выл-то у них кто? Ага, вот же он, тоже чудин загородил. Морда волчья, скрытая видавшей виды железной маской-намордником. В лапах явно тяжелый посох с причудливым навершием, за спиной – эдакий «птичий насест» с перьями и черепами. Шаман волколачий, тут не ошибешься, но стаю-то свою он куда девал?
– Буланыш, – окликнул оставшегося позади друга Алеша, – волков сколько? Один или больше?
«Один… Гадкий».
Значит, один. То ли с вожаком разлаялся, то ли стая где-то полегла, один колдун выжил и пристал к разбойничкам, а те и рады, но атаман у них должен быть бедовым. Чудь с волколаком-колдуном в узде держать не всякий сможет, да и в баранью башку чего только не взбредет. Вновь мелькает темно-зеленый с золотом рукав. Похоже, это и есть атаман, остальные – обычные головорезы в коже, овчине и выцветших тряпках. Копья с крючьями, щиты щербатые… Голодранцы. Сносных доспехов не видать, луков тоже, а ведь ратников с лошадьми клали лучники. Ага, вот вы где, холера пыльная! Чуть в стороне трое несомненных степняков с луками наготове выцеливают кого-то среди глыб на вершине холма. Значит, там засели выжившие, и мертвые разбойнички на склоне – их работа.
Сколько же тригорцев уцелело и сколько способно драться? Коней погибло раза в два больше, чем всадников, а Свирята обмолвился об усиленных разъездах. Получается, как раз такой нарвался на шайку и то ли сил бедняги не рассчитали, то ли в ловушку угодили, то есть опять-таки просчитались. Укрылись на вершине холма, а уйти не могут: коней нет, враги обложили с трех сторон, а позади – стена, на такую под стрелами не забраться. И что с ними, невезучими, теперь делать? Не бросать же!
За камнями, будем считать, трое. Если больше – нам же лучше, но закладываемся на троих. Разбойников без атамана изначально должно быть двенадцать, у них так заведено, число, говорят, счастливое… Дохлых вроде бы трое, остается девять; из них в драке самые опасные – чудин, волколак и, если он хоть что-то смыслит, баран. Ну и лучники, этих надо класть первыми.
Была бы тут волколачья стая, Алеша трижды бы подумал, но сейчас, если действовать с умом, все сложится, а без ума он действовать закаялся. Со Стояном и десятком воинов было бы надежнее, но пока туда-сюда обернешься, здесь все полечь успеют, и что с того, что душегубы свое получат? Месть местью, но выручить своих всяко лучше – выручить и надавать по ушам за глупость. Если уж связался с медведем, делай это так, чтоб ты его, а не он тебя!
Отпустив ветку, Алеша скользнул назад, к вытянувшемуся в струнку другу.
– Ну, Буланыш, будем бить! – решительно сказал он, доставая из саадака лук и стрелы.
«Бить!»
– Первыми – лучников, а там разделиться придется…
Медлить китежанин не собирался, но разбойнички все равно взялись за дело раньше. Мелькнуло плечо так и торчавшего за чудью атамана, после чего белоглазый задрал голову и коротко рыкнул, похоже – передал приказ. В ответ стрелки проорали что-то по-своему и вскинули луки, карауля любое движение на вершине холма, а остальные рванули по склону вверх. Пришлось и Алеше поторопиться, разорившись аж на три лучшие стрелы. Вдох, и – раз, и – два, и – три!
С луком Охотник умел управляться получше этих шакалов, и третья стрела сорвалась с тетивы, когда первая только-только нашла свою цель. И лишь последний степняк успел понять, что происходит, но отпущенного ему времени хватило только голову повернуть к валящимся в бурьян собратьям… А теперь – вперед! Теперь главное быстрее домчаться.
Хороший всадник с конем – единое целое, но один против троих, против таких троих, всяко хуже, чем двое на трое. С чудью и атаманом Алеша решил драться пешим: и на склоне так удобнее, и занятый Буланышем волколак со спины не зайдет.
– Твой – шаман… волк с палкой, – уже на скаку велел богатырь. – Не подставляйся только!
«Собью и стопчу…»
– Сперва волка с бугаем разделим! Как велю, сбросишь…
Лощину Буланко перемахнул в несколько прыжков, времени достало лишь лук убрать да проверить, как выходит из ножен меч, душегубы же не успели и до трети склона добраться. Пятеро во главе с то и дело потрясавшим своей булавой переворотнем поднимались первыми, главарь с явно охранявшими его чудью и шаманом – приотстали. И хорошо, на них-то Алеша и нацелился. Почуяв неладное, чудин с волколаком почти одновременно обернулись и уставились на несшегося на них богатыря.