Страница 8 из 17
— Скорее всего, — согласился Прохор и посмотрел на меня. — Лешка, официоз точно выдержишь?
— Выдержу, — кивнул я.
— А Вика и так про наше к ней отношение все… знает… — он перекрестился. — Мы потом отдельно к ней приедем и еще раз нужные слова скажем. Хорошо?
— Хорошо.
— За Петрова не переживай, ему уже Михаил Николаевич должен был позвонить.
Мы молча посидели с минуту, думая каждый о своем, а потом Прохор продолжил:
— Сегодня с Катей разговаривал, волкодавы после общих поминок отдельно посидеть собираются, нас с тобой зовут…
— Сходим. Заодно Екатерину свою оттуда к нам заберешь, ее приглашение на Новый год в силе.
— Ты уверен?
— Пафнутьевы точно не придут, Петрова в любом случае отправлю с родителями отмечать, как и Михеева к семье. Коляшку с Шуркой тоже постараюсь куда-нибудь отправить, Алексия останется. Ваня, ты тоже после поминок к жене и детям езжай. Вот мы и посидим немного вчетвером.
— Может, так будет и лучше, — согласился воспитатель.
А колдун благодарно кивнул…
С Алексией, приехавшей уже в одиннадцатом часу вечера и тут же побежавшей смывать со своего лица концертный «боевой раскрас», устроились в гостиной наших покоев.
— Как ты? — спросил я.
— Тяжко, — грустно улыбнулась она. — Люди-то ни в чем не виноваты, им праздник подавай, а у меня кошки на душе скребут. Кое-как отработала. У вас тут что?
Рассказал в том числе и о разговоре с отцом и Прохором.
— Да, завтра нам всем предстоит тяжелый день, — Алексия устало откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. — Лешка, до сих пор поверить не могу, все кажется, что сейчас откроется дверь и зайдет улыбающаяся Вика…
Отвечать не стал, просто пересел поближе к Алексии и обнял ее…
***
На стоянке Новодевичьего кладбища были в половине двенадцатого. Помня наказ отца и на автомате отмечая грамотную суету многочисленных дворцовых, перекрывавших периметр кладбища, вместе со всеми домочадцами и дедом Михаилом я вышел на стоянку. Там мы достали из машин цветы с венками и приготовились ждать появления государыни, цесаревича и великих княжон. Вскоре к нам присоединился Пафнутьев и многочисленные свободные от несения службы валькирии, одетые сообразно печальному поводу.
Еще утром, во время завтрака, Прохор с Ваней аккуратно провели со мной очередную «профилактическую» беседу и, удовлетворившись результатом, отстали, переключившись на Алексию. «Досталось» и Николаю с Александром, которые вчера вечером поведали мне, что слухи о гибели Вяземской уже распространились в Свете, и им двоим позвонили практически все наши друзья и просили передать мне соболезнования.
— В Новый год, в три часа утра, приглашают нас на Красную площадь на елку, — рассказывал Александр, — будут практически все, в том числе и курсанты с Джузеппе и Стефанией.
— Вы обязательно должны поехать, — я заставил себя улыбнуться. — И вообще, планируйте Новый год встречать с родителями, первого числа в любом случае в Кремле увидимся.
Братья переглянулись и неуверенно заявили:
— Как-то это не по-человечески…
— По-человечески. Возражения не принимаются.
— Хорошо… Леха, там Петрова звали, но он отказывается, а с ним и Кристина не идет. Еще Машу с Варей приглашали, но…
— Переговорю, — вздохнул я. — Раз будет Джузи со Стефанией, надавлю на общий престиж Российской империи и рода Романовых. Это же будет касаться и Петрова с его Гримальди.
Братья переглянулись, но в этот раз явно с довольным видом, и кивнули:
— Идеальный вариант!
…Императрица с цесаревичем и внучками прибыли через пятнадцать минут после нас, также разобрали цветы с венками, и мы все после обмена приветствиями направились в храм.
Не знаю, как можно было классифицировать этот очередной выверт моего сознания, но приказ вести себя как можно официальнее оно восприняло буквально: легкий транс, заставляющий подмечать и отстраненно анализировать малейшие детали происходящего вокруг, вплоть до траурной одежды присутствующих, расположения и скорости движения дворцовых с валькириями и других… перемещающихся в процессии обликов. Негативный эмоциональный фон не вызывал ответной реакции со стороны моей чувственной сферы. Я реально представлял собой автомат, четко и равнодушно отслеживающий происходящее как бы со стороны…
***
— Петрович, наш царевич начинает ощутимо… фонить… — дернулся Иван. — Как бы беды не случилось…
— Твою же!..
Белобородов долго не думал, он ускорил шаг, догнал четырех валькирий, шедших сразу же за Алексеем, его сестрами и братьями, и зло бросил:
— В сторону, девоньки!
Валькирии, чуть помешкав, послушно выполнили команду — они прекрасно знали, кем именно при великом князе состоит Прохор Петрович и каковы его возможности, а потому понимали, что просто так Зверь дергаться не будет.
А Белобородов уже пристроился к великому князю и, не обращая внимания на великих княжон, довольно громко зашипел:
— Алексей Александрович, Иван Олегович на вас жалуется, мол, фоните на весь погост и мешаете окружающим скорбеть надлежащим образом. Сынка, приходи уже в себя!
Молодой человек медленно кивнул:
— Я в порядке, не переживай.
Шедшая впереди и прекрасно все слышавшая императрица повернулась к идущему рядом старшему сыну и нарочито спокойным тоном приказала:
— Сашенька, проконтролируй…
Цесаревич отстал, перехватил цветы, взял за руку среднюю дочь и пристроился к Алексею с правой стороны, глазами показав Белобородову находиться с левой.
— Отец, повторяю, я в порядке.
— Очень на это надеюсь.
Перестал дергаться и Кузьмин — фон хоть и не исчез, но снизился до терпимых значений.
— Только бы до гнева дело не дошло, — пробормотал он. — Господи, все в руках твоих…
***
Происходившее в храме отпевание я запомнил фрагментами, автоматически повторяя слова молитвы и не отрывая взгляда от такого прекрасного, спокойного лица Виктории…
Когда прощался с Викой и просил прощения, только гигантским напряжением воли удержался от того, чтобы не завыть, и венчик с иконой целовал, практически ничего не видя перед собой от слез…
Наплевав на все предупреждения, вместе с братьями, Сашкой Петровым, Прохором, Иваном и Владимиром Ивановичем нес какое-то время гроб и только после настоятельной просьбы генерала Орлова уступил свое место ротмистру Пасеку…
Кинув горсть земли на гроб Виктории в склепе Печорских, в очередной раз почувствовал дикий стыд и полное моральное опустошение и на улицу вышел, еле волоча ноги…
В себя меня привел голос отца:
— Алексей, мне Михаил Николаевич сказал, что вы с ним и Прохором собирались твою маму проведать. Можно мне с вами?
— Конечно.
— Я бы тоже хотела навестить Лизоньку, — это была царственная бабка. — Алексей, ты не против?
— Почему бы и нет, — ответил я, апатия не отпускала. — Только дайте еще рядом с Викой побыть.
— Конечно-конечно…
***
Оказавшись в склепе Пожарских, Алексей, глядя на фотографию матери, поставил в каменную вазу розы.
— Здравствуй, мама! А мы вот Викторию похоронили… Твой сын оказался плохим защитником, он близких теряет…
Молодой человек замолчал и дождался, когда остальные поставят в вазу уже свои цветы.
— Отец, — продолжил он, — передай деду Николаю, что я завтра приеду в Кремль, и мы с вами обсудим подробности правила. Такое не должно повториться.
— Ты уверен? Не хочешь сначала в себя прийти? — спросил тот.
— Пожалуй, стоит, — кивнул Алексей. — Но разговор состоится все равно. И в первую очередь обсудим правило «Тайги», это, как оказалось, наше самое слабое подразделение. — Он посмотрел на императрицу. — Бабушка, не переживай, ты у меня в безусловном приоритете, как и отец.
— Рада это слышать, внучек, — важно кивнула та. — Но у нас третьего числа в Кремле бал, потом седьмого Рождество Христово, всякие другие новогодние мероприятия, и нам с твоим отцом надо быть… в форме.