Страница 47 из 63
— Какие преимущества нам даст брак с прусской принцессой? — Я отложил портреты в сторону, откинулся на спинку кресла, уставился в потолок и начал рассуждать сам с собой, перебирая в воздухе пальцами правой руки. — В обозримом будущем Пруссия, не получив земель на западном берегу Эльбы вряд ли от нас куда-то денется. Повоевав с Французами, Австрияки все равно рано или поздно придут к мысли, что если не получается откусить кусок с той стороны, то остаются османы и пруссаки, поэтому Берлин так или иначе будет искать нашей поддержки. С другой стороны цесарцы. Учитывая, что подавлять венгерское восстание мы точно в этот раз не пойдем — скорее наоборот поможем мадьярам, — жить австрийской империи осталось не так уж долго. Имеет ли смысл в такой ситуации брать в жены австрийскую принцессу? Как не парадоксально — да. При развале Австрии, имея принца с австрийской кровью в жилах, можно будет отжать какой-нибудь кусок пожирнее. Ту же Словакию, например. Создать отдельное Словацкое королевство… А может даже и еще и Чешское… С лояльными правителями… Заманчиво.
И буквально через пару недель после описанной выше попытки разобраться с потенциальными невестами, оказалось, что все уже решено за меня.
— Собирайся, ты едешь в Берлин, — через две недели после заключения мира между Швецией Пруссией и Францией, огорошил меня новостью император.
— Зачем? — От неожиданности я чуть не свалился с лошади. Александр вытащил меня на конную прогулку под предлогом того, что я слишком много времени провожу за письменным столом. И в общем-то никаких важных разговоров вроде бы не предполагалось.
— Знакомиться с будущей женой, — судя по ухмылке императора, мое вытянувшееся от удивления лицо выглядело очень забавно.
— А почему все-таки Пруссия, а не Австрия? — После короткой паузы я немного пришел в себя и задал самый главный вопрос.
— Это часть сделки между нами, французами и пруссаками. Неофициальная, понятное дело.
— Рассказывай, — тяжело вздохнул я. Все прошлые размышления моно было с легкостью смывать в унитаз. Который правда еще не изобрели.
Оказывается, Варшавский мир имел под собой гораздо более глубокую подоплеку, чем мог разглядеть посторонний наблюдатель. На первый взгляд Наполеон признавал свое поражение и откупался от двух стран кусками раннее захваченных территорий, однако при ближайшем рассмотрении все было несколько хитрее. Пруссия и Швеция — не смотря даже на потерю первой своей столицы — отнюдь не желали так быстро выходить из войны, резонно предполагая, что на длинной дистанции смогут отхватить гораздо больше, но тут на них начала давить Россия. Отношения России и Англии в свете того, что британцы зажали Ионические острова и учувствовали в заговоре против Александра переживали не самые лучшие времена — а реально практически достигли точки замерзания — и в Петербурге всерьез начали поговаривать о возможном объявлении войны королю Георгу. Благо войны порой начинались и по меньшим поводам. Вступление России в войну стало бы для Пруссии и Швеции просто смертельным, это был как раз тот случай, когда оба королевства могли такой поворот и не пережить, тем более что за последние десять лет они и так уже потеряли не менее половины своей территории каждый.
В итоге в относительном плюсе — или минусе, с какой стороны смотреть — оказались все. Франция получила возможность вздохнуть более спокойно, причем не на короткой дистанции, а на длинной: Швеция и Пруссия отходили в зону влияния России, и уже мы брали на себя обязательство придерживать их за штаны в случае обострения у них в будущем милитаризма. Вышедшие из войны коалицианты получали по куску территории и формальный — что не так уж мало — статус победителей, а Россия — расширения сферы влияния и как маленький, но приятный бонус — остров Рюген в бессрочную аренду по фиксированной ставке. Мой же, получается, брак должен был стать символом выхода отношений между двумя государствами на новый уровень. Просто, как говориться, и со вкусом.
Ну и как говорят англичане, the last but not the least — последнее по порядку, но не по важности — французы за посредничество и давление на Пруссию и Швецию на переговорах передали нам несколько мелких французских островов в Карибском море за кое-какие дорогие Наполеону и ушедшие России в качестве контрибуции золотые и бриллиантовые цацки. Практически даром, в общем-то. Пикантности ситуации добавляло обстоятельство, что все эти новоиспеченные Карибские владения были заняты англичанами, и очевидно, что Наполеон не увидел бы их никогда как свои ушей, поэтому и отдал нам с чистой совестью… Ну а между Россией и Англией, таким образом, возникали новые точки напряженности, что, с другой стороны, на общую ситуацию не влияло почти никак.
— Но ты не бойся, — все с той же ухмылкой резюмировал Александр. — Прямо завтра никто свадьбу устраивать не собирается. Шарлотте еще только шестнадцать, пару лет подождем, а ты можешь пока наслаждаться свободой.
Будто бы самому Александру свадьба сильно мешала наслаждаться свободой…
Глава 20
— Клац! Клац-клац! Клааац-клааац-клац! — Трещотка аппарата ожила и начала выдавать последовательность точек и тире. Сидящий на ключе паренек, — личинка телеграфиста — заинструктированный по самое нехочу, от неожиданного звука аж подпрыгнул на месте, после чего быстро сориентировавшись начал записывать передаваемое сообщение в блокнот. До аппарата, который сам пишет на протягиваемой ленте мы пока не доросли. Впрочем, и так получилось хорошо. Гораздо лучше, чем я даже мог рассчитывать.
До визита в Германию, который запланировали на начало осени, я успел поприсутствовать на открытии первой в России — и в мире естественно — телеграфной линии, которая соединяла Александровский дворец в Царском Селе, считавшийся главным обиталищем императора, и Зимний, где помещалась императорская приемная. Почему был выбран именно такой маршрут — Бог знает, видимо захотелось Александру — а финансировала эксперимент казна — иметь возможность более оперативно получать последние сведения и при необходимости попинывать столичных чиновников, не покидая загородной резиденции. На очереди было соединение Зимнего и Петропавловки, Михайловского замка, а также с приемными кабинетов правительства. Одновременно прорабатывалась возможность проброски линии в Кронштадт — для этого нужно было как-то изолировать провод, пока не совсем понятно как — и прорабатывалась трасса прокладки телеграфа в Великий Новгород. С прицелом дальше на Москву, естественно.
Причем, если первые линии были, так сказать, правительственными, с ограниченным количеством пользователей, то междугородние линии предполагались общественными. Так чтобы ими мог воспользоваться любой желающий.
— Ну что там? — Я в нетерпении спросил и расшифровывающего послание телеграфиста. Стоящий рядом с пареньком Петров промолчал, только нахмурив брови.
— Его императорское величество спрашивает какая погода над Зимним дворцом, — спустя пару десятков секунд слегка заикаясь от волнения выдал парень.
— Над всем Санкт-Петербургом безоблачное небо, — сама собой вырвалась знаменитая фраза, отчего у Василия Владимировича сами собой от удивления взлетели брови. Нет, ученый конечно же не знал подробностей гражданской войны в Испании, которая начнется — или не начнется, теперь уже и не скажешь точно — через сто двадцать лет. А вот гуляющие по небу над столицей тучки знаменитый электротехник видел своими глазами. Пришлось выдумать на ходу пояснение, — кодовая фраза, означающая что у нас все хорошо.
Прокладка телеграфных линий оказалась на практике тем еще геморроем. Казалось бы, что проще поставить столбы и провесить на них провода, однако нет. На первых парах пришлось отправлять солидной численности военные команды для патрулирования свежепостроенных инфраструктурных объектов, а иначе дорогую медную проволоку местные крестьяне начали беспощадно срезать для своих хозяйственных нужд. Попытки ловить воров и беспощадно пороть ни к чему в итоге не привели: видимо сам вид бесхозно висящей вещи возбуждал в местных самые низменные чувства, бороться с которыми у них не получалось. Даже не смотря на риск получить, как результат, плетей. Не знаю, как решили этот вопрос в той истории, но тут мы в итоге разделили всю трассу, по которой стояли телеграфные столбы на участки и повесили ответственность за них на тех же крестьян. Пообещали, что пропавший провод — вернее его цену — будет компенсировать та община на территории которой была совершена кража, и не важно, кто на самом деле скоммунизил медь.