Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 47

– Видишь надпись золотыми буквами. Это изречение из Корана «Да напоит райских юношей, Аллах Милосердный, струёй чистой».

– А где фонтан Дияры? – спросил Павел

– Ах, ты знаешь эту легенду о польской наложнице? Да, она была прекрасна. Хан-Гирей голову потерял от её красоты.

– Дияру отравили? Это так?

– Кто ж сейчас тебе об этом расскажет? Возможно. В гареме травили соперниц беспощадно. А может, она сама умерла. Вольнолюбивая была, как все поляки. Тосковала о родной стороне, поэтому и зачахла. А вот и фонтан.

В мраморной стене были вырезаны в три ряда каменные чаши, вода по чашам стекала вниз, в ещё одну большую чашу.

– Он живой! – воскликнул Павел.

– Живой? – удивился Мусса.

– Ну, да! Он плачет.

– Кто, камень? – усмехнулся Мусса. – Разве камень может плакать? Глупости это все.

– Значит, духи ханов в мавзолее – не глупости, а слезы фонтана – глупости? – рассердился Павел.

Мусса тяжело вздохнул и недовольно покачал головой.

– Дело мужчины – война. А женщины только отвлекают его.

– А как же:

Фонтан любви, фонтан живой!

Принёс я в дар тебе две розы.

Люблю немолчный говор твой

И поэтические слезы.

Твоя серебряная пыль

Меня кропит росою хладной:

Ах, лейся, лейся, ключ отрадный!

Журчи, журчи свою мне быль…

– на этот раз процитировал Павел.

– Пушкина вспомнил? Я его не люблю, – отмахнулся Мусса. – Там гарем, – сказал провожатый, указывая на дальнюю часть дворца. – Не стоит мужчинам ступать на женскую половину, даже если уже много лет в нем никто не живёт. Не хорошо.

***

Павел поблагодарил Муссу. Попрощался с Ахмедом-Хаджи, подарил ему серебряный рубль. Старик так и сидел на том же месте, греясь на солнышке. Пожелал юноше удачной судьбы.

Мусса проводил Павла за ворота.

– А зачем ты сюда приехал? – неожиданно спросил татарин.

– По службе, – ответил Павел.

– Уезжай, – чуть слышно произнёс Мусса. – Беда идёт. Мне не привыкать, это моя земля. А для тебя она – чужая.

– Нет. Здесь и моя земля, – непонимающе пожал плечами Павел.

– Эх, что ты говоришь? – сокрушённо сказал Мусса. – Я – воин. Мои предки были воинами. Их кости лежат здесь. Их дух живёт в этих горах. Я горжусь ими. А ты чем можешь гордиться в Крыму? Что будешь защищать? Чьи могилы?

– У меня тоже предки были воинами, и я тоже ими горжусь, – твёрдо ответил Павел.

– Мой род владел землями Крыма сотни лет. Он был великим. Все здесь принадлежало моим предкам: каждый камень, каждая травинка…. До того, как русский царь пришёл сюда, – добавил он жёстко.





– Только, твои предки известны тем, что нападали на чужие земли, приносили горе и торговали людьми. А мои предки всегда с честью защищали свою землю. И сейчас я готов её защитить. Это – и моя земля.

– Да что ты такое несёшь, мальчишка! – разозлился Мусса, хватаясь за рукоять кинжала. – Не смей оскорблять память моих предков!

– Если я сказал что-то не верно, поправь меня, – стоял на своём Павел. – Какие подвиги совершил твой род? Разграбил какой-нибудь город? Сжёг несколько селений? Привёл в плен сотню невольников? А мои предки всегда стояли за землю русскую до последней капли крови. И я не посрамлю их память. Никуда не уйду!

– Эх! – безнадёжно махнул рукой Мусса, повернулся и быстро зашагал обратно по каменному мосту.

Белый город

– Стой! – крикнул проводник татарин.

Старика наняли в Бахчисарае, чтобы не сбиться с пути. Тощий, сутулый, в старом выцветшем халате. Когда-то зелёная феска выгорела на солнце до серо-жёлтой.

Денщик, сидевший на месте кучера, натянул вожжи. Пролётка встала.

– Привал! – объявил он. Спрыгнул на землю размять ноги. Достал мешок с овсом, намереваясь покормить лошадей.

– В чем дело? – спросил Тотлебен, приоткрыв дверцу.

– А, вон, ваше высокоблагородие, – указал денщик кивком на дорогу. – С час проторчим.

Чуть ниже четвёрка волов медленно тащила огромную телегу в которой лежал чёрный ствол большого корабельного орудия. Перед этой телегой ещё несколько таких же упряжек с орудиями. Они запрудили всю дорогу. По обочине не объехать: с одной стороны скала, с другой овраг. Столпилось множество повозок. Телеги, груженные мешками, сеном, дровами, пролётки, все больше с офицерами. В сторонке лежали штук пять верблюдов. Погонщик снял с них поклажу, чтобы дать животным передохнуть.

– А город далеко? – спросил Павел у проводника.

– Нет, – ответил тот, подтягивая засаленные шаровары. – На бугорок взберитесь – увидите.

– Пойдёмте, Павел Аркадьевич, взглянем на Севастополь, – предложил Тотлебен, с кряхтением вылезая из пролётки.

– А я, пожалуй, подремлю, – сонным голосом отозвался поручик Жернов. – Высплюсь, пока не трясёт.

– Какой красивый город! – воскликнул Павел.

С холма открылся вид на бухту. На изумрудной глади величественно стояли линейные корабли с убранными парусами. Пыхтели пароходики. Море под ясным куполом неба казалось вылитое из стекла. Где-то в дымке призрачно обрисовывались далёкий скалистый утёсы с башней маяка. Сам город раскинулся на гористом берегу. Местность вся изрезана балками и оврагами. Обыкновенных улиц, похожих на улицы в равнинных городах, таких, как в Москве или Петербурге, немного: пять – шесть. Остальное – холмы и косогоры, покрытые домиками, как пеньки опятами. Между ними идут кривые переулки без мостовых и тротуаров. Были даже очень крутые косогоры. Домики стоят один над другим, а улочки сбегали вниз, словно промытые дождевыми потоками. Где-то улица прерывалась широкой площадкой, даже деревца какие-то на ней росли, а где-то стремительно спускалась узким коридорчиком между каменных заборов. Среди мелких домиков, разбросанных по горам, выделялись своим величием верфи, казармы и батареи. К бухте вели ровные широкие бульвары с белокаменными красивыми домами. Аллеи утопали в зелени.

– Как же здесь здорово! – восторгался Павел. – А море какое чистое! И небо, словно умытое.

– Что ж вы хотели, Павел Аркадьевич? – снисходительно усмехнулся Тотлебен. – Крым – это вам не хмурое балтийское побережье. Не Италия, конечно…..

– Да, ну её, эту Италию! Боже, как же здесь здорово! – все никак не мог успокоиться Павел. – Что там за форты у входа в Бухту?

– Вот эти форты вам надо будет хорошенько изучить и промерить, – серьёзно сказал Тотлебен. – В виде подковы – Константиновская батарея, глубже в бухту – Михайловская. Константиновскую заложил ещё при адмирале Ушакове. Франц Павлович де Воллан. Знаете такого фортификатора?

– Конечно! Мы изучали его план обходного канала Онежского и Ладожского озера. Но не знал, что он ещё и Севастополь строил.

– Франц Павлович Одессу проектировал, здесь – только форты. Константиновскую батарею размечал. Потом Карл Иванович Брюно казематы возвёл.

– Карл Иванович у нас в инженерном училище читал лекции, – с гордостью вспомнил Павел.

– Так вот, ваш учитель и вторую батарею строил. Названа она в честь сына царя, Михаила. Отличное казематированное сооружение.

– Разрешите сделать замечание? Есть один недостаток в расположении Константиновской батареи.

– Вот, так, так! – удивлённо вскинул брови Тотлебен. – Докладывайте, прапорщик Кречен.

– Константиновская батарея уязвима с тыла. Ей необходимо прикрытие.

– И как же вы намеренны её брать? – заинтересовался Тотлебен. – Поведайте ваш план.

– Под прикрытием корабельной артиллерией я бы за батареей высадил десант с лёгкими полевыми пушками и овладел штурмом с тыльной части.

Тотлебен повнимательней вгляделся в узкую полоску берега, соединяющую батарею с материком.

– Согласен, – вынужден был признать он. – Вас хорошо подготовили, прапорщик Кречен. Ага, вижу, Северную сторону начали укреплять, да так и бросили. Видите, форт в виде звезды? По моему мнению: неудачно расположен. Я бы дальше от берега поставил.