Страница 1 из 12
Эльвира Осетина
Ты принадлежишь мне!
Пролог
– Кажется, их было пятеро или семеро, я точно не помню, слишком пьяная была, – я чешу нос и щурюсь, изображая задумчивость.
На самом деле я все прекрасно помню – их было шестеро, и я была не пьяная, а под кетамином, в народе его еще называют «наркотиком насильников». Вообще-то это препарат для наркоза и обезболивающее. Но он нередко вызывает страшные галлюцинации, поэтому жертва во время изнасилования и физически, и ментально пребывает в самом настоящем кошмаре. Вот и я побыла в том кошмаре. Я все понимала и все видела, ощущала, но… все мои чувства и эмоции были утрированы, усилены в десятки раз.
Это мне потом уже объяснили в больнице… Да-да, мои насильники были столь любезны, что даже в больницу меня доставили, в частную клинику, где заплатили врачам за молчание и за то, чтобы с меня убрали все следы их безудержной страсти. Он – вожак стаи этих выродков – так и сказал. Я очень хорошо запомнила его слова, а еще ярко выраженный сарказм, с которыми он произносил эту фразу. Ну а мне обеспечили хороший и качественный уход за телом. Вот только душу оставить в покое не желали. Приходили каждый день, проверяли, не решила ли я там вздернуться ненароком? Не решила ли позвонить кому-нибудь и пожаловаться – родителям или подругам, к примеру? Или не дай бог, в полицию заявление накатала?
Нет-нет. Им это было неинтересно. Они хотели и дальше со мной играть… На этот раз уже в любовь.
Больные ублюдки…
Мажоры только-только вошли во вкус, и им понравилось… очень понравилось.
И если бы не случай, я не представляю, что бы сейчас со мной было…
Пауза затягивается. Бросив взгляд из-под ресниц на лицо моего нового психотерапевта, я мысленно морщусь.
Жалость – вот что я вижу в его взгляде.
Нет, все же было ошибкой прийти к мужчине. Раньше я всегда выбирала женщин, стеснялась такое обсуждать с мужчинами. Но женщины слишком сильно меня жалели, хоть и старались поначалу делать вид, что не испытывают этого непрофессионального чувства. Однако я всё равно замечала…
И вот, спустя два года после очередной не самой удачной терапии, я решилась на мужчину… и что я вижу? Опять жалость.
М-да, вообще-то я не этого хотела от квалифицированного специалиста-мозгоправа, а работы над моей головой. И желательно качественной.
Но почему-то именно жалость сильнее всего выбешивает. Вроде уже тринадцать лет прошло. И мне бы смириться. Но жалость… Странно, но даже когда кто-то осуждающе качает головой, слушая по телевизору рассказ очередной жертвы изнасилования, и приговаривает: «Сама виновата, нефиг шляться где попало», я почти никак не реагирую. Потому что знаю – им никогда этого не понять. И дай бог, чтобы они или их дети не поняли. Понять можно, лишь пройдя через это.
Но жалость… Эта эмоция в глазах людей меня уничтожает. Я начинаю себя чувствовать прокаженной, смертельно больной. Словно меня уже похоронили. Словно мне уже недоступна жизнь обычной счастливой девушки, смотрящей на мир огромными глазами и ждущей своего принца на белом коне. Хотя мне всего лишь тридцать лет. Я не смертельно больна. Я здорова… физически. Шрамы давно зашили, да и не так уж много их было. Мои насильники были осторожны. Убивать меня никто не хотел. Всего-то лишить девственности… во всех возможных местах. С несколькими мужчинами одновременно. Всего-то показать мне, что я такая же грязная, как и они. Сломать и заставить забыть, что такое доброта и любовь; уничтожить надежду на счастливое и светлое будущее.
Во рту першит от горечи собственных мыслей.
Ну уж нет! Хватит! Это невыносимо. Только не слезы… слезы делают из меня слабое ничтожество, а я сильная! Сильнее многих! И все благодаря уроку, который мне когда-то преподали. Жестокому, чудовищному, но уроку!
Не верить, не любить, не надеяться, не ждать, а брать жизнь в свои руки. Из рабыни превратиться в хозяйку!
Как там говорится в пословице? Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее? Я криво усмехаюсь. В другой поговорке говорится немного иначе – «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее, или инвалидами».
А моя личная поговорка звучит так – «Все, что нас не убивает, делает нас сильными инвалидами».
Я беру сумочку и, встав с кресла, молча иду к двери. За сеанс я заплатила еще на входе, поэтому здесь меня больше ничего не держит.
– Подождите, – слышу я голос психотерапевта. Обернувшись, с раздражением и злостью смотрю на него. – Сядьте, мы еще не закончили.
Изогнув бровь, идеально откорректированную, в лучшем салоне красоты славного города Новосибирска, я растягиваю губы в кривой усмешке и властно-надменным тоном, отточенным долгими годами в должности главного помощника генерального директора, отвечаю:
– Закончили.
И повернув голову, иду дальше. Но слышу еще один вопрос:
– Чего вы на самом деле хотите?
Я берусь за ручку двери и на краткий миг замираю. Но затем, тряхнув головой, выхожу.
Нет, не здесь и не сейчас. Да, я уехала ради этого в другой город – столицу нашей любимой родины, но все же, все же… Нет. Не могу.
Уже в такси я долго размышляю о вопросе психотерапевта. И понимаю, что не могу на него ответить. Чего я хочу на самом деле? Забыть о том, что со мной случилось тринадцать лет назад? Нет, я не хочу. Жизненные уроки забывать нельзя. Так чего же я тогда хочу? Выйти замуж и нарожать кучу маленьких ребятишек? О нет, спасибо… дети – это точно не моё. Как и стирка, уборка и забота о муже. У меня со стиркой и уборкой справляется приходящая домработница Галина Дмитриевна. А забота о муже? Я уже настолько привыкла жить одна и ни о ком не заботиться, что не смогу терпеть на своей территории кого-то еще. Пыталась не раз завести нечто вроде длительных отношений, но максимум меня хватало на неделю. Да, рекорд – целая неделя.
Так чего же я тогда хочу?
Я тоскливо вздыхаю, рассматривая незатейливый осенний Московский пейзаж за окном, краем сознания отмечая, что эта осень в столице выдалась необычно жаркой и сухой. И понимаю, что хочу я только одного – избавиться от своей ненормальной тяги к сексу с незнакомцами.
Но сейчас признаться в этом доктору, еще и мужчине, я не в состоянии. Потому что эта болезнь, по моему мнению, неизлечима. Нет, это не нимфомания, нечто другое. Оргазм я не всегда испытываю. Последнее время вообще перестала чувствовать хоть какое-то удовольствие. По большей части лишь отвращение и ощущение, словно вывалялась в помоях. Но остановиться не могу… Я как наркоманка, пристрастившаяся к наркотику. Привычная доза уже давно не вставляет, и её приходится увеличивать. Но из-за этого сильно страдает качество. И найти качественный секс каждый день, да с разными мужчинами, порой и с несколькими одновременно, довольно сложно…
И это очень сильно мешает моей карьере.
На моих губах опять появляется невеселая улыбка.
Потому и хожу до сих пор не в заместителях генерального, а лишь в помощницах, причем таких, которые по командировкам разъезжают.
Устала я мотаться по всей нашей необъятной матушке России. Хочется уже собственного уютного кабинета. Секретаршу с кофе по утрам. Или лучше секретаря.
Прикрываю глаза и представляю, как я бы зажигала с этим самым секретарем… Ну а что, любому начальнику нужно вечером сбросить стресс.
Да и Афанасий Игоревич уже давно намекает, чтобы я на попу присела, потому что на заводе я ему гораздо нужнее, чем неизвестно где. Эх… Но в родном городе, хоть он и миллионник, я не смогу искать каждую ночь нового партнера. Слишком велик риск нарваться на неприятности. Потому и катаюсь по разным городам в поисках приключений на свои нижние девяносто.
Но где наша не пропадала? Везде пропадала…
Поток моих не слишком радостных и достаточно аморальных мыслей прерывает телефонный звонок с рабочего номера. С отточенной профессиональной белозубой улыбкой я беру трубку и бодро отвечаю: