Страница 13 из 14
Я видел, она всё понимает, всё поняла даже без объяснений с моей стороны. Без слов и без поцелуев, но я хотел и слова, и поцелуи. Поэтому я притянул её к себе и прижал к стене, но она вдруг уперлась мне в грудь руками решительно и отвернулась.
– Не-не-не… и не думай! Ты что…что ты! Богдаша! Я…. – она засмеялась. – Я не подхожу тебе, – и оттолкнула меня с силой.
Хотя я не был уверен, действительно она меня не хочет или только думает, что я почему-то не подхожу ей. С чего это я не подхожу? Чем это я, спрашивается, так нехорош?
Я отпустил её, конечно.
– Нехорош? Да напротив, ты слишком хорош, Курилов, – улыбнулась Таня, переводя всё в шутку. – Ты… даже не понимаешь. Ты щас втюришься, а потом… станешь жалеть, что связался с такой… Я не подхожу тебе. Уж поверь мне, я это знаю точно.
– Что ты выдумала-то?! – крикнул я ей вслед, когда она поспешила по коридору от меня. – Тань!
Но она только помотала головой, обернувшись.
– Ёлку приходи наряжать завтра, слышь? В три! – сказал я.
– Ёлку?.. – Таня остановилась. – А кто ещё придёт?
– Ну кто, Марк, девчонки обещали.
– Приду, ладно! А… игрушки есть? И мишура какая-нибудь?
– Тань, откуда игрушки? – улыбнулся я, разводя руками. – Вот ёлка есть.
– Тогда в час давай встретимся, за игрушками сходим, – сказала Таня уже у двери.
Не подходит мне? Вот глупости какие…
На другой день мы пошли покупать ёлочные украшения, гирлянду, дождик, мишуру. Чего другого, а ёлочные украшения в магазинах были в ассортименте, как говориться. И мы, как молодые супруги, встречающие первый совместный Новый год, выбирали игрушки и прочую чепуху для украшения комнаты. К тому же Таня настояла, чтобы мы купили мандаринов и апельсинов на уличном лотке.
– Ведь все забудут, потому что решат, что кто-то купил, вот и останемся без мандаринов, а какой Новый год без мандаринов? – она улыбнулась, а мне захотелось поцеловать её сейчас же в этот смеющийся рот. Вот она много улыбается и смеётся, но в глазах остаётся синий лёд, как в океане возле берегов Антарктиды. Почему? Что там такое в этих глубинах и почему она решила, что мне не подходит?
Мы пришли в общежитие, Таня поднялась к себе, переодеться, я пошёл к себе.
– Не придёшь через пять минут, пойду за тобой, – сказал я. – Я вчера так твоих соседок достал, что они тебя выселят в коридор, если я ещё приду.
Таня засмеялась:
– Тогда я к тебе приду жить. И буду мелькать у тебя перед глазами, – она показала пальцами перед глазами, как показывал Женя Лукашин во всеми любимом новогоднем фильме.
– Значит, буду надоедать твоим соседкам, чтобы поскорее ты ко мне переехала.
– Да ну тебя, Богдашка, придумал ты мороку себе. С Каринкой бы встречался, она по тебе уж скоро высохнет вся.
– Да встречался я уже с Каринкой, ты и не заметила, – я махнул рукой.
Ну чего, спрашивается, ломается? Кого ищет? Марк, конечно, жених завидный, но Марк, «не по этой части», так что рассчитывать на него в этом смысле невозможно, да и не те у них отношения. А я хоть завтра и на всю жизнь, потому что в одном она права, я влюбился крепко, как никогда.
Пришла наряжать ёлку в довольно уродливом джинсовом комбинезоне, но на ней даже эта дрянь смотрится отменно. Дверь не заперта, весь блок свободен не только на праздники, но на все каникулы.
– А мои соседки уехали сегодня тоже по домам, – сказала Таня, когда я сказал про своих соседей.
– Да общага, наверное, полупустая остаётся на каникулах всегда, – сказал я, обернувшись. – А ты чего домой не поехала? Это мне… через полпланеты пилить…
Таня коротко взглянула на меня.
– Нет, я к себе не поеду теперь уж…
– С родителями поссорилась?
– Да нет, что ты… просто…
– Жених там? Поэтому я тебе не подхожу? Ты его ещё любишь?
Таня побледнела.
– Люблю… что значит «ещё»? – немного с вызовом ответила она. – Кого-то или любишь или не любишь, не может быть «ещё»… просто… всё. И мне лучше там больше никогда не бывать, не напоминать о себе.
– Он что, женатый? Я знаю, бывают такие м…ки, девушек с пути сбивают, а с жёнами не разводятся. И ты такого любишь? «ещё»? или «по-прежнему»? или «всё так же»? как лучше звучит?
– Чего ты злишься? Какое тебе дело? Я сказала, что не подхожу тебе, я встречаюсь с женатыми, и не с одним, чтобы ты знал! И много чего ещё ты не знаешь, хочешь, расскажу, сразу полегчает, что не связался со мной?
– Ну расскажи! – воскликнул и я с вызовом. Очень даже любопытно, что такого она может рассказать о себе, что меня отвратит от неё.
– Не буду… – Таня отвернулась. – Всего не расскажешь, а не всё рассказывать и смысла нет, получается ложь…
– Ты расскажи, а я уж отделю зёрна от плевел, – сказал я.
– Вряд ли, – она взяла мишуру и стала крутить её в руках, а та отбрасывала серебряные лучики на неё. – Лучше… давай, как будто до сегодняшнего дня ничего не было, а? вот совсем. Ты ведь тоже кого-то любил?
– Конечно, маму с отцом.
– Да ну тебя, Боги! – вот тоже прозвище мне выдумала, Марк в своём стиле, эта в своём. – Вот ты ровесник моего брата, так он какой-то взрослый был всегда, сколько я его помню, а ты… мне кажется я старше тебя.
– Я глупый, по-твоему?
Она подошла ближе и заглянула мне в глаза своими удивительными глазами.
– Нет, Боги, ты – чистый. А я – нет.
– По-моему, ты выдумываешь нарочно, интересничаешь, чтобы ещё больше завлечь меня. Вот я такая порочная, прям Кармен, а ты бойся меня любить. Так?
Таня засмеялась:
– Ну, пусть так.
Я протянул было руки, чтобы обнять её, но тут в комнату ввалились Марк с девчонками с двух сторон, сзади гудел Щелкун и Очкарик.
– Привет! А вы… что, вы начали уже?
– Да нет, это Лесоруб вон, к берёзке нашей подкатывает со своим топором – захохотал Щелкун. – Гляди, Танюшка, таким топором один раз махнёт, и нет берёзки!
Ну и хохотать, а потом засуетились, все, радостно и бестолково хлопоча. Возились долго, но весело, за стол уселись часов в восемь.
– Рано мы как-то? К полуночи все пьяные будем, – сказал Щелкун, и все опять засмеялись.
– А ты не пей, – сказала Оля.
– Ну да, и не ешь, – засмеялась Таня, а перед нами стол ломился от самой разнообразной еды. Не знаю, как насчёт, пьяные, но объедимся точно. Причём, если даже все только попробовать, и то свалишься с несварением.
Телевизора у меня не было, зато было радио и там, на «Европе плюс», которая была самой популярной станцией, играла музыка, которую все сейчас любили. Такой, как я люблю по этому радио почти не бывало, я привёз с собой плеер и кассеты, заездил их уже, конечно, Москва есть Москва, я купил новые недавно, и теперь у меня была целая фонотека, только батарейки, хоть и аккумуляторные, садились как-то чересчур быстро.
И мы, конечно, быстро опьянели, ну, исключая меня, потому что я очень устойчив к хмелю и мне, чтобы опьянеть, надо было бы выпить всё, что стояло на столе и без закуски, ну тогда, я, наверное, почувствовал бы что-то такое, что было сейчас с моими одногруппниками. Не пила только Таня, я заметил это, заметил и Щелкун:
– Ты что-то совсем не пьёшь, Танюшка, не в положении?
Она вздрогнула, чуть побледнев, и тут же засмеялась.
– Конечно, в положении, а то, как же!
А я подумал, что с этим у неё связано что-то особенное, может быть она… да нет, если бы она была беременная, мы все это сегодня увидели. Я видел обнажённую беременную женщину, одна соседка по коммуналке, неугомонная потаскушка, не могла пропустить ни одного мужика, не обошла и меня, не в моих правилах было отказываться…
– Да какое положение… все сегодня разглядели все подробности, – засмеялась Саксонка Карина.
– Ничего, Саксонища, на следующем занятии тебя станем рассматривать – напомнил Лиргамир. – Смотри, сама не сделайся беременная к этому времени.
Саксонка покраснела, смутившись, а остальные захохотали опять.
– Каринка, если у тебя такие же сиськи, как у Танюшки, я на тебе женюсь! – заявил Щелкун.