Страница 16 из 37
— Девушка-Луна с серебристыми волосами, — тихонько шепнул Лучику на ухо Юрий. — Твоя мама очень красивая.
— Ага.
— Нам надоело гулять. Мы тоже с Ваней хотим рыбу половить, — Маша подошла к ним, поставила Ваню на землю и заодно отобрала у него венок. — Кто нам уступит свою удочку, тому украшение в подарок!
Лучик тут же вскочил.
— Мам, садись на мое место, я тебя сейчас всему научу!
— Спасибо, мой хороший!
Венок опустился на черные кудри. Юрий с явной завистью посмотрел на довольного мальчишку, но промолчал. Побоялся, что его обломают.
Ванька сунул нос в ведро с рыбой и чуть не опрокинул его.
— Мам-мам, смотри, сколько мы уже поймали! — Лучик раздувался от гордости.
Маша оказалась прилежной ученицей. Уже через пару минут она вытащила из озера свою первую плотвичку. Восторгу ее не было предела. Она завизжала, как девчонка, захлопала в ладоши, вскочила на ноги и даже станцевала какой-то импровизированный танец. Ваня и Лука тут же присоединились к ней, и они втроем, смеясь, закружились в быстром хороводе. Лордик прыгал и громко лаял.
Юрий с улыбкой смотрел за ними и думал, что уже сто лет у него не было такого замечательного выходного.
Маша встала в позу и уверенно продекламировала:
— Тепло на солнышке. Весна
Берет свои права;
В реке местами глубь ясна,
На дне видна трава.
Чиста холодная струя,
Слежу за поплавком, –
Шалунья рыбка, вижу я,
Играет с червяком.
Голубоватая спина,
Сама как серебро,
Глаза — бурмитских два зерна,
Багряное перо.
Идет, не дрогнет под водой,
Пора — червяк во рту!
Увы, блестящей полосой
Юркнула в темноту.
Но вот опять лукавый глаз
Сверкнул невдалеке.
Постой, авось на этот раз
Повиснешь на крючке!
— Некрасов? — наугад предположил Лука.
— Нет, опять Фет! — весело ответила Маша. — Никогда бы не подумала, что ловить рыбу — так круто! Спасибо, товарищ майор, что пригласили нас!
— Тебе спасибо, Марьванна, что приняла приглашение и украсила выходной стихами и зажигательными танцами, — серьезно ответил он. — Ну что, продолжим?
Они провели на берегу еще несколько часов. Расстелили покрывало, пообедали привезенной едой. А потом Ванька начал просто засыпать на ходу. Да и Маша раззевалась.
— Лука, предлагаю отвезти маму и Ванюшку домой на обеденный сон. А мы с тобой можем развести в саду костер, я тебя научу коптить рыбу. Запечем картошку, нажарим шашлыков. Как тебе такая идея? — спросил Юрий у парня.
— Супер! Я за!
В итоге в машине вырубились все трое — Лучик, Ванька и Лорд. Маша только поглядывала на них в зеркало заднего вида и устало улыбалась.
— Утомились рыбаки, — усмехнулся Юрий. — Бензин закончился.
Ему очень хотелось сказать Маше что-нибудь искреннее, теплое. Признаться, что ему давно не было так душевно и весело, как с ней и с ее мальчишками. Но слова почему-то застряли где-то в грудной клетке, под уродливым шрамом. Не умел он красиво говорить. Да и испугался, что его неправильно поймут.
Поэтому он попросил:
— Слышь, Марьванна, скажи, что ли, еще стих какой хороший…
И она, быстро глянув на него и отвернувшись в сторону, выдохнула:
— Хочется, чтобы было как раньше, в детстве:
Пальцы в известке и сладкой вате,
Чтобы чудовища прятались под кроватью,
А не внутри, где от них никуда не деться,
Чтобы на юг зелеными поездами,
Чтоб бесконечным казалось лето,
Чтоб не закуривать пятую сигарету,
А прибегать, если больно, к маме,
Чтобы она — красивая и в купальнике,
А у воды — пушистые камыши…
Чтобы всегда-всегда оставаться маленьким,
Вырастая большим*.
И он не смог придумать, что бы ей сказать после такого стиха. И промолчал.
* Стихотворение Виктории Манасевич
Глава 12. Большие детки — большие бедки
Зина Кирьянова была готова на все, чтобы остаться в семье Малинкиных. Ей не слишком-то везло в жизни. И то, что ее взяла к себе Маша, она считала просто даром небес. Самым огромным везением в своей не такой уж и длинной жизни.
— Ты думаешь, ты кому-то нужна в свои пятнадцать лет? — поучала ее Катя, старожил социального приюта. Ее уже два раза брали в семью, но через какое-то время возвращали обратно. — Это маленьких берут, чтобы любить. Усыновляют, записывают на свою фамилию. А нас берут или из-за денег, или чтобы мы как рабы вкалывали, или чтоб с мужиками спали. Так что ты не обольщайся. Мой совет — сиди в приюте и не высовывайся. Скажи, что в семью не хочешь.
Зина совсем недавно попала в это заведение после смерти своей матери, отравившейся вместе с сожителем паленой водкой. Отца у девочки никогда не было. Зато был Ванечка, младший брат, которого Зина очень любила. Но его после произошедшего несчастья поместили на обследование в детскую больницу. Так Зина оказалась совсем одна в казенном доме.
Буквально на следующий день после разговора с Катей девочку пригласили в кабинет социального педагога. Там сидели директриса приюта, сама социальный педагог и Мария Ивановна Малинкина, учительница русского языка и литературы из школы, где училась Зина.
Зина не была лично знакома с Марьванной, та не была ее учительницей. Но заочно Зина ее знала, как, впрочем, и все остальные ученики школы. Дело в том, что Марьванна была мамой самого настоящего негритенка. Темнокожий Лука был школьной знаменитостью, все его знали, и его маму, соответственно, тоже. Маша была необычная. Всегда, по поводу и без повода, читала ученикам стихи. Даже когда разнимала дерущихся старшеклассников на перемене. А еще она никогда не задирала нос и не смотрела презрительно, сталкиваясь в школьных коридорах с Зиной. Всегда здоровалась с ней доброжелательно и с улыбкой. А ведь в школе Зину считали «неблагополучной». Она плохо одевалась, плохо училась и никогда не сдавала ни на что деньги. За это ее ненавидели и одноклассники, и учителя.
— Зиночка, Мария Ивановна хочет тебя пригласить к себе в гости на выходные, — фальшиво улыбнулась директриса.
— Зачем? — с вызовом спросила Зина, скрещивая руки на груди, помня Катины наставления. — Мне и в приюте хорошо. Я никуда не хочу.
В приюте было плохо, очень плохо. Там такие же, как она, лишние, никому не нужные дети жили своей нехитрой недетской жизнью — делали вид, что учились, дрались и спали друг с другом, пили, курили, воровали в ближайших супермаркетах мелочевку. И мечтали о взрослой жизни, свободе и богатстве.
— Вот что, Зинаида… — начала директриса, нахмурившись.
— Можно, я поговорю с девочкой наедине? Пожалуйста.
Голос у Марьванны был неожиданно твердый. Две приютские дамы удивленно переглянулись и подчинились. Учительница дождалась, когда за ними захлопнется дверь, и лишь потом заговорила, заглянув Зине в глаза.
— Зиночка, я совсем недавно узнала, что у тебя в семье произошло такое несчастье. Очень жаль, что это случилось. Мне очень жаль твою маму, жаль тебя и твоего брата. Я знаю, это очень тяжело — терять родителей. Приношу тебе свои соболезнования и очень сильно тебе сочувствую.
Это были первые слова поддержки от взрослого, которые услышала Зина со дня смерти матери. Неожиданно для самой себя она громко всхлипнула. Марьванна протянула руку и осторожно погладила ее по волосам. Этот простой жест сочувствия поразил девочку до глубины души.
— Теперь насчет гостей. Не буду лукавить, расскажу тебе все, как есть. Дело в том, что я давно стою на учете в нашей опеке как потенциальный усыновитель. Я, к сожалению, по медицинским причинам не могу больше иметь детей, а мне очень хочется, чтобы у Луки был брат или сестра. Ты же знаешь Луку? Его все знают… Конечно, я не претендую на роль мамы для тебя, ты уже большая, да и маму свою ты никогда не забудешь. Но есть Ваня, мне сказали, ты к нему очень привязана. Он еще совсем малыш, и ему обязательно нужна мама. Нужна материнская любовь. Я бы могла… могла его полюбить, как своего. Мне сказали, что эти два года вы были неразлучны. Что ты заботилась о нем, пока твоя мама… болела. Я подумала, может, мы бы смогли с тобой подружиться. Мы бы поговорили, сходили поесть мороженного, погуляли. Узнали бы друг друга получше. Но, я ни в коем случае не хочу на тебя давить. Поэтому просто зову тебя в гости на выходные. Это тебя ни к чему не обязывает.