Страница 4 из 10
На самой верхней полке я нашла хрустящий сверток, а в нем – нарядное белое платье с лифом, расшитым шелком. Платье пожелтело от времени, и сильно помялось, но главное то, что верхняя юбка из ажурной полупрозрачной ткани!
Ткань легко отошла, когда я ее рванула. Быстро сунув платье обратно в шкаф, я соорудила у себя на голове сложную и наверняка убого выглядящую конструкцию из этого полупрозрачного бело-желтого ажура. Пусть через нее плохо видно, зато мое лицо тоже никто не разглядит.
— Теперь выводи меня, — шепнула я Рику.
— Не выйдет, — покачал он головой.
— У тебя есть другой план?
Служитель вздохнул обреченно и открыл дверь.
Я шумно вдохнула и понадеялась, что эта идея не так безрассудна, какой кажется. В конце концов, не для того же Великий Дракон дал мне второй шанс на жизнь, чтобы меня тут же убили?
Громила не заметил в «лларе Эуле» ничего странного; он, как мне кажется, вообще на меня не посмотрел, только гавкнул: «Скорее!». Понимая, что с «вуалью», в таком длинном платье, да еще и в темном коридоре я точно заблужусь или споткнусь, я пошарила впереди рукой и нащупала Рика. Мальчишка сообразил, в чем дело, и, взяв меня под руку, повел по коридору к Святилищу.
Ступая за ним, я лихорадочно обдумывала план действий. Я сделаю вид, что помолилась за умирающего Блейна, и уйду… если, конечно, меня отпустят. А если не отпустят, что тогда? Я запомнила, где находится вход в тайный ход, ведущий из Хранилища в комнату ллары Эулы. Надо будет улучить момент, как-то отвлечь людей Блейна и скрыться в том ходу вместе с Риком, а потом бежать из храма, бежать со всех ног!
От одеяния ллары я избавлюсь, платок сниму, и никто не поймет, что я имела к обману в Святилище отношение. Главное, чтобы Рик хорошенько спрятался… Ллара Эула, исчезнув, подвергла мальчика опасности, а я постараюсь вызволить его из беды.
Вчера за завтраком драконова невеста рассказала мне о жизни в храме. До моего появления она была здесь единственным пладом, все остальные обычные люди. Постоянно здесь находятся она да Рик, все прочие здесь временно: это несколько человек, которые трудятся в храме определенный срок во искупление грехов, парочка выздоравливающих благодаря заботам и молитвам ллары, да порой бродяги ночуют.
В общем, защитить нас некому. Да и кому вообще может прийти в голову идея нападать на безоружных служителей культа Великого Дракона? Только злобным бессовестным типам вроде того, что конвоирует нас в Святилище…
Путь до места назначения показался мне очень коротким, я его не запомнила, и немудрено – через такую-то «вуаль» мало что увидишь!
— А-а-а, вот и вы! Явились, наконец, — бросил один из мужчин, ожидающих нас в Святилище; я мельком поглядела на эти темные фигуры и тут же отвернулась, чтобы они в свою очередь не стали внимательнее рассматривать меня. — Поторопитесь со своими молитвами. Опоздаете – и никакие молитвы вам потом не помогут. И что это у вас на лице?
У меня дрожали руки, дрожали ноги, и голос, заговори я, тоже бы дрожал. Поэтому за меня ответил Рик:
— Таинство ритуала требует особых условий. Нужно заглянуть в себя, прежде чем смотреть на других, особливо болезных и умирающих, нужно отрешиться от мира, и…
— Кончай трепаться. Пусть твоя ллара приступит уже к делу.
— Пропустите ее к огню и боле не тревожьте. Воззвание к Священному огню – самая сложная часть ритуала.
Я тихонько вздохнула и, отпустив потную дрожащую руку юного служителя, медленно пошла к ступеням, ведущим к каменной круглой плите. Там, на этой плите, ровно горел огонь, причем горел сам по себе, ничем не подпитываясь.
Мне стало еще жутче. Я нащупала носком ботинка (туфли для меня так и не нашлись, зато мне отлично подошли старые ботинки Рика) край первой ступени, и ступила на нее. Затем на вторую… Поднявшись на третью, я замерла.
Священный огонь страшен даже пладу… Что, если он накинется на меня за то, что я притворяюсь лларой? Я, возможно, совершаю святотатство. Но лучше это, чем запереться в комнате и притвориться, что меня не касается то, что происходит снаружи.
Я опустилась на колени перед огнем, благо что ширина третьей ступни позволяла, и взмолилась – не умеючи, коряво, но искренне:
— Великий Дракон! Я не твоя невеста и не имею права взывать к твоей силе, но у меня нет другого выхода. Исцели этого человека, Блейна, кем бы он ни был. Исцели не ради его самого, а ради Рика, ллары Эулы и всех тех людей, что живут в этом храме. Они не заслуживают того, что с ними собираются сделать.
Затем я, ведомая смутным знанием, протянула руку в самое пламя… и ощутила благодатное тепло. Мгновение-другое я смотрела в огонь, смотрела на свою руку в нем, и ничего не ощущала, и ни о чем не могла думать, кроме как об этом огне и его всеобъемлющем тепле.
Очнувшись, я прижала руку к груди, поднялась и развернулась.
Из-за «вуали» мне мало что было видно, но, по крайней мере, я знала, что сначала нужно спуститься по ступеням. Как только я спустилась, ко мне подошел Рик и – вот же сообразительный мальчишка! – начал громко говорить, куда надо идти и что делать.
— …Вперед, моя ллара! Эньор Блейн ждет вас в углу. Только вы можете заставить его сердце забиться снова.
— Оно еще бьется, ты, маленький паршивец! — возмутился кто-то из мужчин, но его заставили умолкнуть его же товарищи. Видимо, представление их проняло.
— Это фигура речи, — напыщенно ответил служитель; свою роль он играл превосходно.
— Заткнитесь все! — велел самый высокий из мужчин, и отступил в сторону, пропуская меня к телу своего господина.
Блейна уложили прямо на полу. На нем была одна только ночная рубашка; она пропиталась потом и некими жирными пятнами. Даже через импровизированную вуаль я видела, насколько плачевно состояние этого человека: кожа в красных прожилках, пальцы раздутые, живот выпученный, шея и лицо отекшие, длинные черные волосы слиплись от пота. Мужчина дышал часто и поверхностно, ему не хватало воздуха; его синюшные губы вяло шевелились. Тот, кто хотел убить этого человека, выбрал для него медленную, мучительную и грязную смерть.
Это было страшное и отвратительное зрелище; меня замутило от мерзкого запаха.
Что же мне делать? Коснуться его и сделать вид, что молюсь? Но где коснуться? Рик, кажется, намекнул на сердце.
Решившись, я склонилась над умирающим, разорвала на нем рубашку, чтобы обнажить грудь, и, превозмогая брезгливость, опустила ладонь слева.
Тепло объяло мою руку, и я ощутила, как дернулось сердце под моей ладонью, ощутила так ярко, словно держала его в руке. Оно дернулось снова, а потом Блейн открыл глаза, зеленые, как трава, кажущиеся особенно яркими на контрасте с покрасневшими белками, судорожно вздохнул и закашлялся.
Из его рта вылетел темный сгусток; я увернулась от него. Чья-то рука вцепилась в мою руку, обернувшись, я увидела Рика. Мальчик помог мне встать, затем мы снова посмотрели на отравленного.
Эньор Блейн задышал легче, лег набок, и его начало рвать на каменный пол Святилища.
Все мы, присутствующие, какое-то время безмолвно наблюдали за всем этим, затем люди Блейна разразились радостными (на мой взгляд, безумными) криками. Громила, тот самый, который угрожал нам, подошел ближе и сказал миролюбиво:
— Вот так бы сразу, ллара, а то ерепениться вздумали… это ж ваш долг – людям помогать!
— Вот именно – людям, а вы звери, — прошептал зловеще Рик.
— Что ты сказал, малец? — беззлобно уточнил громила.
Служитель взял себя в руки и громко заявил:
— Ллара устала! Я уведу ее.
«Ллара» и впрямь устала так, словно мешки ворочала. Опершись о руку мальчика, я пошла к выходу из Святилища. Мы прошли совсем немного, когда встретили запыхавшуюся ллару – уже настоящую – и встали, как вкопанные. Совсем рядом, там, за поворотом, шумно радовались исцелению своего господина мужчины, и в любой момент-то кто-то из них мог выйти к нам и обнаружить обман.