Ушастый призрак

Дверь купе захлопнулась с мягким щелчком, отсекая меня от коридора, уже пустого. До отправления поезда одна минута. Вряд ли ко мне сейчас кто-нибудь подсядет.

Выходили здесь многие, а садилась я одна. До места, куда я взяла билет, можно было доехать на автобусе за два с половиной часа. А поезд шел почти шесть. Болота... Ветку проложили в обход.

Я бросила на полку рюкзак и взглядом спросила своего не то телохранителя, не то сторожа:

— Как тебе, ушастый?

Пес повел носом, вспрыгнул на полку напротив и устроился там, вытянув лапы. Ему как раз хватило.

Я разглядывала его, не стесняясь посторонних, которые могли бы удивиться — чего это девушка в пустоту пялится, долбанутая или обдолбанная?

Он... вот, сто процентов — точно так же рассматривал меня.

— И что, нравлюсь?

Пес тяжело вздохнул.

— Можешь не продолжать. Ну... любовь не всегда взаимна. Это я к тому, что ты мне как раз нравишься. Во-первых, люблю собак. Во-вторых, всегда хотела овчарку, правда, больше кавказца. Но и бельгиец очень даже неплохо. Ну и в-третьих, ты, как ни крути, спас мне жизнь в том переулке. Еще раз спасибо. И, в связи со всеми этими странными делами, у меня к тебе три вопроса.

"Только три?" — собачий взгляд недоверчиво мигнул.

— Пока три, — уточнила я. — Как тебя зовут, чем кормить и что ты, вообще, такое?

Пес вздохнул, совсем по человечески, спрыгнул с полки и сунул мне под руку лобастую черную голову.

— Погладить? — Сообразила я. Это было несложно, жест пса оказался дивно красноречив, просто для альтернативно одаренных.

Я протянула руку и, ожидаемо, ощутила пустоту. И?.. Но пес точно хотел именно этого.

Ладно, попробуем. Ролевика удивить заявленной условностью еще сложнее, чем ежа голым афедроном. Сколько раз протягивали в чистом поле веревку и вешали табличку: "Непреодолимая стена..." Я провела рукой по призрачной голове раз, другой. Пес прижмурился. Похоже, я делала что-то правильное или хотя бы приятное ему.

Поезд вздрогнул и медленно, словно нехотя потянулся прочь от вокзала. Перрон, освещенный яркими светодиодными фонарями заскользил назад. Показался мост.

Хорошо. Теперь уж точно никто не войдет. Если только проводник, но билет у меня в порядке и я даже купила его на свое собственное имя. Так было нужно.

Поезд увозил меня не только от отца и Багрова. Он увозил меня от мамы. Если на меня и впрямь поставили метку, в Яголду нельзя.

За размышлениями я не сразу поняла, что переменилась. И только спустя несколько секунд до меня дошло: рука уже не проваливалась в пустоту. Под ней была теплая и твердая голова, покрытая короткой черной шерстью.

— Э-э... — протянула я. — Это, так понимаю, ответ на второй вопрос? Чем тебя кормить? Прикосновениями, да?

В купе по-хозяйски постучали.

Я запаниковала, было, но почти сразу успокоилась — до нужного мне города поезд не останавливался. И что мне сделают? С вагона выпихнут на полном ходу? В крайнем случае, проводнику можно дать на лапу.

— Одно мгновение, — пропела я, взглядом призвала мое, теперь уже точно мое чудовище к порядку и открыла дверь.

Проводник, полный мужчина в мятой форме равнодушно скользнул взглядом по мне и по купе. Если на чем и задержал, то на второй, незанятой полке.

— Билеты предъявляем, — казенным голосом сообщил он.

Я послушно протянула билет и паспорт.

Проводник присел за столик, развернул здоровенную портянку, похожую на кассу для первоклассника, оторвал от моего билета корешок и сунул в один из кармашков. Все это спокойно, деловито. Словно ноги его не были по колено погружены в тело бельгийской овчарки, насколько я шарила в породах, черного малинуа.

— До Верска? Будем там в половине четвертого утра. Вас будить?

— Да я не усну...

— Хорошо. Чай?

— Да, это будет здорово, — кивнула я и полезла за кошельком.

— Чай горячий, возьмите обязательно, — неожиданно сказал проводник, — что-то похолодало. И по ногам у вас дует.

— Не заметила, — отозвалась я, — но чай, конечно, возьму.

Едва дверь закрылась, я торопливо протянула ладонь к псу. Он чувствовался под пальцами как самое настоящее млекопитающее биологического рода — собака, вида Canis familiaris.

— Интересное ты явление природы, — заметила я. — Ногам, значит, холодно. То есть, ты и от него подпитался. А... если я рядом с тобой усну, ты меня досуха не выпьешь?

Карие глаза посмотрели на меня с немым укором. Типа: "Как вы могли, барышня!"

— То есть, я должна тебе просто поверить. Без объяснений. Хм... А почему?

Это был, конечно, вопрос.

ГЛАВА 7

Его настоящее имя я никогда не спрашивала. Так же, как и он — мое. И это было правильно — все, что происходит на полигоне, там и остается. Великая война, вечная вражда, такая же вечная любовь. Предательство, обязательно грязное, какое же еще... Горящие города и рухнувшие империи. Всему этому было не место в обычной жизни. Поэтому, как только звучал гонг финала, мы закрывали краны "игровых" эмоций, оставляя только одну: "Классно отожгли!"

И вот сейчас я собиралась совершить вторжение в святая святых, личное пространство. Собственно, уже совершила, когда спросила в переписке его адрес в реале. И на голубом глазу сообщила, что собираюсь свалиться ему на голову. Кстати, была почти уверена — пошлет он меня вежливо и культурно, но изобретательно и далеко.

Не послал. Сам, похоже, удивился этому, но спросил, когда я собираюсь а, услышав, что уже еду, оч-чень выразительно хмыкнул.

Вы когда-нибудь ездили в такси с большой призрачной собакой? Экзистенциальное переживание. Таксист пса не видел, но то, что я топчусь у задней дверцы, как королева всех тормозов, засек.

— Девушка? Какие-то проблемы?

— Никаких, — буркнула я, — воздухом дышу. Напоследок. Я оплачу по счетчику, не беспокойтесь.

— Да я и не... А почему — напоследок? Это дорога в Заречье, а не Трасса 60.

— Точно? — Я посмотрела на него строгим взглядом, как завуч на хулигана, — фирма гарантирует, что мы все прибудем на место целыми и невредимыми, без внешних, внутренних и психических повреждений.

Ответный взгляд нужно было фотографировать и выкладывать в сеть. В нем сотым кеглем было прописано, что с психическими повреждениями я могу не морочиться, хуже уже не будет.

Он бы, может, дал по газам и смылся... но я достала из кармана две пятисотки и бунт на корабле умер.

В чем проблема?

Собака в машину не садилась. Топорщила загривок и смотрела на "Приору" ошалевшими глазами. Это при том, что поезд вызвал только легкое недоумение.

В конце концов мне это надоело, я взяла пса за ошейник и просто затащила за собой. Он подчинился. С таким видом, будто знает точно: я везу его к корейцам. На суп кэджангук.

— Спятить можно, — вслух пожаловалась я.

Водитель, нужно отдать ему должное, промолчал. Но до места нас довез с таким ветерком, словно за нами гнались души всех изведенных на суп собак.

Дверь Хукку открыл сразу, не задавая идиотских вопросов: "Кто там". Иначе я бы зависла. Вот как отвечать, "я" или "мы"?

— Рани, — сказал он, — Проходи... — вгляделся в полумрак на лестнице и добавил, — ...те.

Видеть его в футболке и джинсах было непривычно. В "аутентичном" прикиде шаман смотрелся куда солиднее Сейчас его не то, что за удочкой, за леской можно прятать! Только светло-русые тяжелые волосы, сильно ниже лопаток, да глаза почти без радужки, с темным "давящим" взглядом были от прежнего Хукку.

Девчонки за такими не бегают. А вот женщины постарше теряют голову лихо. Хотя — не моя печаль. Хватит и того, что наш внезапный визит не создал проблем.

Мы прошли. Точнее — протиснулись в крохотную прихожку ровно на два шага вдоль и полтора поперек, куда хозяин умудрился запихать не только шкаф для одежды, но и полку для обуви. Закрытую. Наглухо.