Страница 28 из 109
Весьма любопытный источник (не фактов, а скорее мифов) — показания некоего безымянного казака, данные им Кемпферу спустя девять лет после персидского похода Разина, — казак этот был взят в Персии в плен и, видимо, там и остался жить. Его рассказ производит в некоторых местах впечатление горячечного бреда, но надо быть снисходительными — спустя столько лет расхвастался человек, наверняка добрый иностранец угощал вином, слушая... Да и недаром говорят: «врёт как очевидец». Что-то казак мог просто забыть и перепутать. С другой стороны, точно опровергнуть его слова тоже невозможно — так мало у нас надёжных сведений, а официальных документов нет вовсе. Жаль только, Кемпфер записал рассказ не от первого лица, а в своём изложении.
Итак, казак «перепрыгивает» Решт и Ферабад и начинает с Баку:
«Там они предложили хану дать им место, чтобы жить в качестве подданных и помогать шаху против узбеков[49]. Две недели прошло, и на третью они начали торговать; они успокоили всех местных жителей, притворяясь простаками (продавая некоторые товары за безделицу). Хан отправил посланца к шаху, и три недели спустя они [казаки] также послали своих представителей и взяли от хана 500 (! — М. Ч.) человек всякого рода в качестве заложников. Они (видимо, казацкие послы. — М. Ч.) оставались там в общем шесть недель. Посланцы за посланцами прибывали от шаха с благосклонными обещаниями. Хан задерживал их с дружественными словами, забавляя и увеселяя их до тех пор, пока могла быть собрана достаточная армия. Никто из казаков не понимал языка страны, кроме Стеньки, который бродил каждый день, переодетый в старое платье, чтобы послушать, о чём рассуждают, так как он говорил на 8 языках. Он беспокоился, что посланцы не были отосланы назад с ответом. Хан старался в соответствии с персидскими обычаями учтиво развлекать его, обещая ему от шаха почести и халат (церемониальное одеяние). Стенька был слишком хитёр, чтобы быть обманутым, но отвечал притворством на притворство. Хан, собравший уже со всех частей страны 7000 человек, пригласил Стеньку Разина на следующий день пообедать с ним, и за это в знак почести он возвратил ему обратно его 500 заложников (так кого было 500 — казацких послов, или ханских заложников, или тех и других поровну? — М. Ч.).
Для большей безопасности обеими сторонами было решено, что никто не должен приносить с собой ножи или какое-либо другое оружие. На следующий день Стенька Разин приказал 500 своим людям привязать сабли на спины, спрятать их под одеждой и присутствовать на празднике, стоя в шеренгу, чтобы по данному сигналу каждый мог взять саблю со спины соседа и воспользоваться ею. Говорят, что Стенька, выходя на разведку, получил сведения о приказании персов своим собственным людям присутствовать на церемонии тайно вооружёнными таким же способом. Это было хорошим оправданием для него, что не он первым начал враждебные действия. Поэтому он пошёл с 500 своими людьми на праздник. Хан поставил свой шатёр в поле, примерно в 2 верстах от Астрабада, его сопровождали 700 человек, которые спрятали сабли и оставили огнестрельное оружие поблизости в потайном месте. Стенька оставил в резерве свыше 500 человек, которые должны были наблюдать движение персов и, когда представится удобный момент, выступить против них со своей пушкой. Стенька и с ним 11 человек уселись, остальные остались стоять в шеренге. После того как они немного насытились и, согласно обычаю страны, принялись за сладости, хан выпил за здоровье Стеньки и пожелал, чтобы тот выпил за здоровье персидского государя, что тот и сделал. При этом они начали непринуждённый разговор. Стенька восхищался одеждой хана и его прекрасной саблей, а хан восхищался Стенькиной одеждой, которая была из соболей самого лучшего сорта, а также его саблей, которую Стенька вынул и подал хану посмотреть. Хан, оглядев её, возвращает её Стеньке и также вынимает свою и подаёт её Стеньке. Стенька восхищается прекрасным оружием персов, которое делает честь их шаху, чьими слугами они являются. Разговаривая подобным образом, он играет саблей и подаёт условный сигнал старшине, который был русским священником и был одет в священническую одежду, с железным посохом в руке. Последний даёт своим людям благословение, после чего Стенька начинает избиение и собственной саблей хана отрубает ему голову и ещё пятерым другим людям. В это время 500 его людей выхватили свои сабли и напали на кызылбашей, некоторые из которых убежали и подняли тревогу в войске. Те не могли быстро вскочить на лошадей, потому что резервный отряд Стеньки начал стрелять в них из своей пушки, которую они тайно спрятали в удобном месте, чтобы задержать приближение войска. Все бывшие здесь были убиты, за исключением очень немногих, которым посчастливилось убежать».
Сюжет развивается красиво и динамично, как сказка. Числа тоже все сказочные: «пятьсот», «двенадцать» («Стенька и с ним 11 человек уселись» — прямо как 12 апостолов). Об убийстве казаками какого-либо хана больше упоминаний нет. Русский священник благословляет на убийство «железным посохом» — это всё тоже из каких-то былин.
После этого побоища казаки «атаковали Астрабад, предали мечу всех мужчин, ограбили город и увезли 800 женщин вместе с добычей с собой на остров, где стояли их суда, в 48 часах пути оттуда. Там они держали этих женщин три недели. Но так как многие казаки умерли в результате излишеств и оргий, которым они предавались с женщинами, и так как море сделалось очень бурным, что они сочли наказанием за их дебоши; поскольку они намеревались покинуть остров и не могли ни взять женщин с собой, ни оставить их без провизии, они решили их всех прикончить и этой жертвой умилостивить море».
Опять-таки звучит безумной выдумкой и ни один источник этого не подтверждает, хотя такое дело, наверное, должно было бы как-то где-то отозваться... (Мы подробнее остановимся на этом гипотетическом массовом убийстве в главе об «утоплении княжны»).
В сводке 1670 года астраханский житель сообщал: «Слышал он от кизилбаш, что воровские казаки Стенька Разин со товарыщи пограбили многие шаховы городы». Какие именно «городы», кроме упомянутых, — неизвестно. И в какой-то момент грабежи почему-то прекратились. Интересно, что почти никто не пытался ни толком высчитать, когда же казаки ушли в море, ни обосновать причину ухода. У Логинова есть на этот счёт версия: «...разъезды принесли вести: от Назвина подходит шахское войско, а в Новошехре мастера под началом голландских корабелов мастерят галеры. Видать, крепко допекло шаха казацкое самоуправство. Связываться с шах-севенами никому не хотелось, атаманы приказали завтра быть готовым в море уходить». Весьма правдоподобно. Возможно также, что на стругах уже не было места для «дувана» — пленники, коровы, козы, горы «живота»: шёлк, парча, кружева, бархат, меха, одежда, обувь, серебро, золото, драгоценные камни, янтарь, кораллы, оружие, хрустальная и серебряная посуда, вазы, чаши из полудрагоценных камней, дорогие книги, резные шахматы и нарды, настенные и настольные украшения, сушёные и свежие фрукты, мясо, табак, вино... (Разин и себя не обидел, в частности, повсюду возил за собой довольно громоздкую красивую игрушку — миниатюрную копию «Царьграда» (Константинополя); очень ею дорожил, наверное, хотелось когда-нибудь в Турции побывать, он ещё молодой...)
Но почему-то на Дон с добром не поехали. Жадность обуяла? Из сводки (показания некоего астраханца): «И зимовали де они от Фарабата в ближнех местах и окола Фарабата разоряли деревни». Оттуда же: «...и меж Гиляни и Фарабата на острову зделали деревянной городок и землёю осыпали». А вот письмо англичанина Томаса Брейна своему товарищу по бизнесу из Шемахи от февраля 1669 года (Крестьянская война. Т. 1. Док. 98): «А казаки ныне на острову в Хвалынском [Каспийском] море окрепилися, а, чаю, вскоре на море выйдут, желаю, чтобы полковник с караблями своими приехал и их разорил». Может, они просто опоздали, было уже холодно и водный путь закрылся? (Та часть Каспия, где они находились, зимой не замерзает. Но замерзает устье Волги). Тогда выходит, что они таки очень долго просидели в Реште — а это значит, что шах какое-то время действительно не знал, что с ними делать.
49
Это единственное упоминание об узбеках во всех источниках, относящихся к персидскому походу. Видимо, имеются в виду воинственные тюркские племена.