Степан Разин

В. М. Шукшин: «Шёл тяжеловатой крепкой походкой. Ноги — чуть враскорячку. Шаг неподатливый. Но, видно, стоек мужик на земле, не сразу сшибёшь. Ещё в облике атамана надменность, не пустая надменность, не смешная, а разящая той же тяжёлой силой, коей напитана вся его фигура... Голос у Степана грубый, сильный, а когда он не орёт, не злится, голос его — родной, умный, милый даже... Он вроде всё подсмеивается, но слышно, что — любя, открыто, без никакого потайного обидного умысла. Красивый голос, вся душа его в нём — большая, сильная. Где душа с перевивом, там голос непростой, плетёный, там тоже бывает красиво, но всегда подозрительно. Только бесхитростная душа слышится в голосе ясно и просто». Да уж — политик с бесхитростной душой... Зато харизма, видимо, была, и немалая. Историк XIX века С. М. Соловьёв простодушно пишет: «...один из тех стародавних русских людей, тех богатырей... которым обилие сил не давало сидеть дома...»[30] Историк начала XX века Н. Н. Фирсов: «Это несомненно был один из тех самородков, которые иногда выбрасываются из таинственных недр народной жизни на её поверхность и поражают наблюдателя преимущественно какою-то истинно богатырской неукротимостью воли»[31].

По характеру он у советских авторов, конечно, добр и человеколюбив, хотя и не без жестокости. В. М. Шукшин: «Но — весь он, крутой, гордый, даже самонадеянный, несговорчивый, порой жестокий, — в таком-то жила в нём мягкая, добрая душа, которая могла жалеть и страдать. Это непостижимо, но вся жизнь его, и раньше, и после — поступки и дела его — тому свидетельство. Как только где натыкалась эта добрая душа на подлость и злость людскую, так Степана точно срывало с места. Прямо и просто решалось тогда: обидел — получи сам. Тогда-то он и свирепел, бывал жесток. <...> Он только мучился и злился, везде хотел успеть заступиться, но то опаздывал, то не умел, то сильней его находились... И сердце его постоянно сжималось жалостью и злостью. <...> и живёт-то она, эта душа, и болит-то — в судорожных движениях любви и справедливости». Из книги В. М. Шукшина: «Если в понятие интеллигентности входит болезненная совестливость и способность страдать чужим страданием, он был глубоко интеллигентным человеком»[32]. (Вот только зачем же было в таком случае придумывать ему немотивированное убийство женщины в лесу?)

У Каменского Разин такая же чистая душа (но поэту простительно): «...хотелось ему, как в детстве, так и теперь — и будет потом — бродить одному с гуслями по берегам, распевать песни кумачовые, жить где-нибудь в землянке у реки и по вечерам грустинно смотреть с высокой горы в синедальнюю глубь долины, созерцая мудрость тишины... хотелось Степану стать проповедником, странником по всей земле, и чтобы по его думе устраивалась жизнь человеческая, полная добра и красоты, полная звона семицветных радуг во славу любви единой. Но ни в детстве, ни теперь — и не будет потом — никогда не думалось Степану быть атаманом да вершить столь великие и беспокойные дела столь огромного множества людей».

Думалось или не думалось, болела душа или не болела, а надо было действовать: отряд набрался достаточно велик. По донесениям правительственных разведчиков, Разин сообщил Сукнину, что идёт на Яик (и просил подкрепления). Для этого нужно было выйти на Волгу, постараться добыть там ещё судов, миновать Царицын, Чёрный Яр и Астрахань, спуститься по Волге в Каспийское море и оттуда пройти к устью Яика. В мае 1667 года разинцы волоком перетащили струги на Волгу (примерно в том месте, где находится Волго-Донской канал). И началось пиратство — поначалу не столько ради «зипунов», сколько ради стругов для охоты на зипуны.

И тем не менее первым предприятием Разина на Волге считается нападение именно на «сизого орла государева» — крупный речной караван, ходивший дважды в год из Нижнего Новгорода в Астрахань: часть судов в нём принадлежала московскому правительству, часть — патриарху Иоасафу II, а часть — лично царю. Возможно, однако, что этому акту пиратства предшествовал другой, о котором сообщал Хилков терскому воеводе И. Ржевскому 1 мая (Крестьянская война. Т. 1. Док. 42): ещё в апреле ему пожаловались купцы Луковников и Васильев и «иные де товарыщи иноземцы тезики[34] и индейцы[35] во стругах с товаром», которые шли в Астрахань и «о урочище у Двунадцати Колков» на них «наехали воровские казаки в стругах человек с 70, и те воровские казаки за ними гонялись и из ружья в них стреляли, а никого не убили. А взяли де у них струг один с товары и с людьми. А людей де на том стругу взяли они, воровские казаки, 3-х человек индейцев да 3-х человек татар...».

Ограбление каравана, конечно, нашумело больше. Там было множество судов с купеческими товарами, в том числе большое судно купца Шорина, везущее казённый хлеб, а также судно со ссыльными — беглыми стрельцами и «гулящими людьми». Караван сопровождал отряд стрельцов под начальством дворянина Степана Фёдорова, сами купцы и приказчики были привычны к грабежам, хорошо вооружены, смелы. Но пираты оказались проворнее. А. Н. Сахаров: «Разин выпрыгнул на головное судно одним из первых. С саблей в руке бросился к стрельцам. Так страшен был Степан в своём неистовстве, что даже не сопротивлялись стрельцы. Побросали сабли и пищали на палубу». Н. И. Костомаров: «Стенька сам взошёл на патриарший насад, перебил руку монаху-надзорщику и приказал повесить на мачте трёх человек, вероятно за то, что показали охоту сопротивляться». С. М. Соловьёв: «Ладья с государственным хлебом шла ко дну, начальные люди лежали изрубленные, с почернелыми от огненной пытки телами, или качались на виселицах, старинный соловецкий богомолец сам переломил руку у монаха патриаршеского». Кто же всё-таки сломал руку монаху? Бог знает...

А вот ещё документ — фрагмент большой сводки (Крестьянская война. Т. 1. Док. 106), сделанной в феврале 1670 года в приказе Казанского дворца (эта сводка просто клад: в ней пересказывается масса событий, непосредственные донесения о которых утеряны или неполны):

«Да майя в 13 день [ 1667 года] писали... и с Саратова воеводы, что воровские де атаман Стенька Разин со товарыщи пошли на Волгу и на нагорной де стороне многие струги и насады поймали и гостя Василия Шорина и многих промышленных людей погромили, и хозяева тех судов у них, казаков, в полону. И с тех де насадов и стругов живот всякой, и деньги, и ружьё, и запасы грабили и имали к себе. Да с тех же насадов пошло в казаки работных людей человек до ста. Да тех же воров атаман Стенька Разин со товарыщи патриарших двух человек дворян, да Василья приказчика Шорина Федьку Черемисина да работника, да казанского митрополита дворянина повесили, да синбирскаго сына боярского Степана Фёдорова да синбирских стрельцов трёх человек в воду посадили и иных де многих хозяев и работников бьют и вешают безпрестанно... Да июня в 15 день в роспросе сказал нижегороцкой поп Ондрей Титов да балахонского уезду Заузольской волости крестьяне Ондрюшка Иванов да Оничко Яковлев с товарыщи, 20 человек. — Были де они на лодьи гостя Василия Шорина, которая ладья с государевым хлебом, и ныне де от воровских казаков потоплена... Да Васильева де приказщика и работного человека срубили да двух человек ранили... всех порубя, отпустили куды хто хочет. А которые люди повешены по насадом, тех не велели они снимать. А которые ссыльные люди посланы были в Астарахань с Кузьмою Керентовым, и тех людей его казаки росковали. И те де ссыльные люди всяким людем чинят всякое разоренье, мучат и грабят пуще прямых донских казаков. А его де, Кузьму Керентова, с женою и з детьми и со всеми людьми, пограбя весь живот и запасы, сняли платье до нага, оставили с государевой казной на песку. А струги лехкие побрали себе и по всем де насадом и по лодьям и по стругам по большим и малым всякой живот и судовые всякие припасы пограбили и многих людей мучили и до смерти побивали. А им де и всяким людем и их братье, работником, сказав, дали волю, кто же хочет на низ, велели плыть за собою».

30

Соловьёв С. М. История России с древнейших времён. М., 1961. Кн. VI. Т. 11,12.

31

Фирсов Н. Н. Разиновщина как социологическое и психологическое явление народной жизни. М., 1920.

32

Шукшин В. М. Вопросы самому себе. М., 1981.

33

См.: Савельев Е. Степан Разин и народные песни о нем. Новочеркасск, 1910.

34

Купцы из Средней Азии.

35

Индийцы.