Степан Разин

Один горожанин был сожжён заживо за то, что у него нашли какое-то «заговорное письмо»; Милославский пытался протестовать, но ему было велено не поднимать шуму; возможно, и шубами шантажировали. Он вместе со своими приближёнными был впоследствии переведён воеводой в Казань, потом оборонял Киев от турок, словом, прожил долгую благополучную жизнь.

Гетман Дорошенко, как уже говорилось, бесславно окончил карьеру в Вятке, но его врагу Многогрешному, другу Москвы, повезло ещё меньше: в 1672 году он был обвинён Москвой же в измене и сослан в Сибирь, потом, правда, освобождён и даже использован на дипломатической службе. Вот уж, наверное, оба пожалели, что не сошлись в своё время с Разиным. Воевода Юрий Долгоруков, предполагаемый личный враг Разина, в основном занимался дипломатией, получил множество постов и наград, но был убит восставшими в 1682 году, только не казаками, а стрельцами. «Кровопийца» Одоевский также занимал множество постов и умер спокойно в своей постели. Уцелевшие разинцы разбрелись кто куда, некоторых не выдали и с Дона. Афанасий, пасынок Разина, жил в Черкасске под опекой Фрола Минаева. Всё, конец? Как бы не так...

1673 год, ноябрь — отписка полкового воеводы Хитрово в Посольский приказ (Крестьянская война. Т. 3. Док. 261): «На Донце собралось воровство великое, ворует прежних воров Стенькины станицы Разина Балаклейчка города Ивашко Миюзской, а да с ним же собралось тех же станиц воры многие...» 1675 год, июнь — донской станичный атаман Яков Данилов докладывает в Посольском приказе, что снова собирались казаки идти на Волгу, и по распоряжению Яковлева их казнили (Крестьянская война. Т. 3. Док. 280): «А слышал де он, Яков, что те казаки были наперёд сего в воровстве с Стенькою Разиным». Тот же год, ноябрь — «расспросные речи» в Посольском приказе стрелецкого сотника Я. Григорова и стрельцов Ф. Игнатьева и П. Петрова о том, что было на Дону, когда Москва потребовала выдать казака Семёна Буянку — он «воровал» вместе с Иваном Миюзским (Миусским) — и Яковлев на кругу сказал, что надо выдать (Крестьянская война. Т. 3. Док. 284):

«И казаки де на Корнила кричали и говорили ему. — Повадился де он их к Москве возить, бутто азовских ясырей, связав; полно де и той ему удачи, что Разина отвёз. А если Буянка отдать, то и по достального казака присыпки с Москвы ждать будет... и кричали и говорили. — Вам де в том чинитца выслуга, и берут ковши и соболи, а Дон тем разоряют. А Фрола де Минаева бранили матерны и говорили, что де ево, на руку посадя, другой раздавят... А те от казаков крики были не от пьяных, для того наконуне всякого круга бывает казаком крепкой заказ, чтоб ничего не пили, были готовы в круг, и ходят в круг не пьяни». Тем не менее Яковлева выбрали возглавлять зимнюю станицу в Москву, он не хотел ехать с плохими новостями (всегда старался ездить только с хорошими и добровольно слагал с себя атаманские полномочия, когда хороших новостей не было, — пусть Самаренин отдувается). «И казаки на него шумели и говорили. — Естьли он не поедет, и они де ево и с пасынком ево Родионом окуют, и как он возил Разина, так над ним они учинят. И казаки де в кругу приказывали ему с криком, чтоб он, приехав к Москве, говорил немного, а только б говорил, чтоб ратных людей от них вывесть, а у них де и без ратных людей войска много. И после того дни приходил Корнило к стольнику ко князю Петру Хованскому и плакал...

И в тех де черкаских во всех городках по станичным избам казаки все говорят, что хотят собрався идти великого государя на ратных людей, которые в ратном городке, и воевод и всех начальных людей и стрельцов московских побить всех, а городовым стрельцом дать волю. И збираютца в Паншин изо всех городков для того на думу. А естьли де пришлёт великий государь на Дон рать большую, и они де замирятца с Озовом и поднимут Крым... И говорят де такие речи все казаки по всем казачьим верхним городкам в станичных избах, сходясь по утрам и в ыные времена не пьяны». Тем не менее и после этого инцидента Яковлева вновь избирали атаманом; в 1679 году Посольский приказ требовал от него пресечь попытки атамана Ивана Соловья идти пиратствовать на Волгу.

Весной 1682 года острогожский полковник И. Сасов писал курскому воеводе П. Хованскому, что «воровские» казаки собираются на реке Чёрной Калитве (Крестьянская война. Т. 3. Док. 299): «А знамёна де у них, воровских казаков, большие комчатые и дорогильные, а прапорец де у них с чёрным пластаным орлом под золотом. А сказывают они де, донские воровские казаки, что те знамёна и прапорец Стеньки Разина...» Возглавлял этих казаков атаман Иванов и дошёл аж до Коротояка, где был осенью разбит правительственными войсками. В том же году царицынский воевода К. Козлов писал в Москву, что на Дону голодно и вот-вот «воровские казаки» снова пойдут брать города; обошлось без войск, мятежников усмиряли сами донцы во главе с Фролом Минаевым. И тогда же — мы об этом уже упоминали — произошёл бунт стрельцов в Москве: в нём участвовали и астраханские стрельцы из тех, кто был в войске Разина и отделался ссылкой или тюрьмой. Собирали круги, сбрасывали своих командиров «с роскату»... В 1683 году отряд мятежного атамана Скалозуба пытался взять Царицын, но не сумел. В 1688-м во время очередных волнений на Дону казаки-раскольники заявляли, что хотят быть «как Стенька Разин».

Афанасий Разин воевал, в 1684 году был в плену у крымцев, его выкупили; от отца он, во всяком случае на словах, не отрекался. Год 1690-й, «расспросные речи» в Нижегородской приказной избе драгуна В. Таркова об очередных «воровских казаках» (Крестьянская война. Т. 3. Док. 314): «А Стенькин сын Разина Офонька в то время жил у Фрола ж Минаева и говорил ему, Фролу. — Я де, собрався с воровскими казаками, все крови отца своего отолью сего лета. И хотел он с ним, Фролом, ехать к Москве. И Фрол де ево с собою не взял...» В 1707 году, во время восстания донского атамана Кондратия Булавина, острогожский полковник И. Тевяшев сообщал в Разрядный приказ: «А при нём, атамане Булавине, были: один называетца полковником, прозвище Лоскут, сходец с Валуйки, про которого сказывают, что он был при Стеньке Разине лет с 7». Булавинцы тоже хотели быть «как Стенька». В 1744 году, при императрице Елизавете Петровне, Тайная канцелярия разбирала дело капитана Б. Тютчева, который в пьяном виде болтал, что Саратов — разинский город и живут в нём разинцы; разбирались всерьёз (в деле 40 листов), в итоге капитана не посадили, но в чине понизили. А ещё через 30 лет бледной тенью Разина явился Пугачёв; ну а уж потом казаков окончательно из «вольных людей» превратили в опричников, нагайками разгоняющих студенческие демонстрации. Что бы на это сказал Степан Тимофеевич, интересно?

О, разумеется, он не умер, а если и умер, то временно и отчасти. Валишевский: «Но проклятие тяготило на нём; он не мог более продолжать своих подвигов, он не мог даже умереть.

Его не хотели принять ни вода, ни земля. Он живёт вечно. Некоторые думают, что он всё ещё блуждает в населённых предместьях или дремучих лесах, помогая беглым арестантам или бродягам без паспорта. По другой версии он заключён в пещеру и там искупает свою вину. Через сто лет после его предполагаемой смерти он был узнан русскими матросами, которым удалось бежать из плена у туркменов, на берегу Каспия. Он говорил с ними и объявил, что вернётся в Россию ещё через сто лет и вновь начнёт свои подвиги. Он сдержал своё слово и назвался Емельяном Пугачёвым».

В народных легендах бессмертие Разина тоже не награда, а наказание и несчастье. «Песни и сказания о Разине и Пугачёве»: «Стенька дотронулся до кандалов разрывом-травою — кандалы спали, потом Стенька нашёл угол еде, нарисовал на стене лодку, и весла, и воду, — всё как есть, да, как известно, был колдун, сел в эту лодку и очутился на Волге. Только уж не пришлось ему больше гулять: ни Волга-матушка, ни мать сыра земля не приняли его. Нет ему смерти. Он и до сих пор жив. Одни говорят, что он бродит по городам и лесам и помогает иногда беглым и беспаспортным. Но больше говорят, что он сидит где-то в горе и мучится».