Степан Разин

Народная легенда объясняет, почему он молчал. «Песни и сказания о Разине и Пугачёве»: «Стенька начальству раз сам дался, руки протянул, и заковали его в железы. После положили и зачали пытать: и иголками кололи, и кошками били, — ничего не берёт. Стенька знай только себе хохочет. Вот и выискался один знающий человек и говорит: “Да вы чего бьёте-то? Ведь вы не Стеньку бьёте, и не он у вас в кандалах, а чурбан. Он вам глаза отвёл, да и хохочет”. Сказал этот человек такое слово, — глядит начальство, ай в самом деле не Стенька лежит, а чурбан. Ну, после Стенька уж не мог вырваться; положили его при том человеке, стали бить, — пробрали. А то бы он вовсе глаза отвёл».

Были ли сторонние очевидцы допросов? Русские если и были, об этом ничего не известно. Некоторые иностранцы были свидетелями казни (которая тоже началась с пыток). Вряд ли их пускали на допрос. Но что-то слышать они могли — например, от подьячих, которые должны были допрос записывать. Лейпцигское периодическое издание «Десятилетние исторические известия Грегориуса Винтермоната, или Правдивое описание всех достоверных историй, которые произошли со времени прошлой новогодней лейпцигской ярмарки до нынешней пасхальной ярмарки 1671 г. везде и всюду на свете», «продолжение восьмое»: «[Разина] Привезли в Москву 2 июня и тотчас же доставили прямо в судилище, где был разведён огонь. Как только они туда прибыли, главаря мятежников вздёрнули на дыбу и дали ему 18—20 ударов кнутом, но он не обратил на это особого внимания. Он держался мужественно также и в то время, когда его положили спиной в огонь и стали жечь, а боярин Долгоруков и некоторые другие спрашивали его при этом о различных вещах». Анонимное «Сообщение...»: «Есть у русских такой род пытки: они выбривают у злодея макушку и по капле льют туда холодную воду, что причиняет немалые страдания. Говорят, когда Стеньку и брата его обрили, Стенька сказал: “Слыхал я, будто только людей учёных обривают в священники, мы с тобой оба неучёные, а всё же дождались такой чести, и нам обрили макушку”». Рейтенфельс: «В темнице его били кнутом, жгли огнём, капали ледяную воду на голову и подвергали ещё многим другим утончённым пыткам. Тело его было уже всё изъязвлено, так что удары кнута падали на обнажённые кости, а он всё-таки так пренебрегал ими, что не только не кричал, но даже не стонал...»

Наиболее конкретно излагает дело английский купец Томас Хебдон (в письме английскому торговому представителю в Риге[82]): «Разин был привезён между 9 и 10 часами утра и тотчас же предан пытке: сверх 30 ударов плетьми он был пытан огнём. Вчера [5 июня], в понедельник, его снова пытали, но недолго». В письме Горяйнова говорится, что допросы проводились каждый день с четырёх утра до четырёх дня.

Однако постепенно выясняется, что на некоторые — а может, и на все — вопросы Разин всё-таки отвечал (это и неудивительно — он не был сверхчеловеком). Хебдон: «Но в чём признался он, пока подлинно неизвестно. Ходят разные слухи, однако докучать пересказом их не стану». Анонимное «Сообщение...»: «Обоих мятежников предали пытке, но в чём признались они, никому не ведомо, известно лишь, что Стенька горько сетовал на смерть брата своего, повешенного ранее по приказанию Юрия Долгорукого. <...> Вот на какую причину разжигания им мятежа ссылался Разин под пыткою на дыбе: он, дескать, желал отомстить за смерть брата, казнённого, по его разумению, незаконно». «Северный Меркурий», июль 1671 года: «На одни вопросы он отвечал очень дерзко, на другие же совсем не давал ответа. А именно речь шла о том, чтобы он выдал неких знатных людей, имевших с ним связь. Всё это ещё остаётся тайной». «Голландский Меркурий», 1672 год: «И он все эти жестокие пытки перенёс. Во время этих пыток господин боярин Долгоруков задавал ему вопросы. Лишь на некоторые вопросы он давал решительные ответы, но на все остальные хранил молчание... Хотели ещё обвинить бывшего патриарха Никона в том, что он будто бы был подстрекателем Разина».

Да, показания на Никона он давал. Мы уже цитировали наказ архимандриту Чудова монастыря, который должен был объявить Никону о переводе его в Кирилле-Белозерский монастырь. «Да на то же ево зломыслие и в деле явилось: как Стенька Разин привезён к Москве, и в то время в роспросе у пытки, и со много пыток и огня сказал. — Приезжал к Синбирску старец от него, Никона, и говорил ему, чтоб ему идти вверх Волгою, а он, Никон, в свою сторону пойдёт для того, что ему тошно от бояр; да бояре же переводят государские семена. И тот де старец из-под Синбирска ушол. А сказывал де ему тот старец, что у Никона есть готовых людей с 5000 человек, а те де люди у него готовы на Белоозере. И тот старец на бояю был, исколол своими руками сына боярского при нём, Стеньке... Да и брат Стеньки Фролко с пыток говорил те же речи...» Никон отвечал, как записано в его деле (Крестьянская война. Т. 3. Док. 290): «Которые де казаки у него были, и тех де казаков присылал к нему Степан Наумов со стрельцами; а с кем имяны, тогот он не упомнит. А к Разину де к Синбирску старца никакова он не посылывал и про 5000 человек людей не приказывал, и вверх Волгою Разина звать не веливал».

Далее, есть документ о том, что Разин дал показания на атамана Асая Карачурина. Выпись из приказа Казанского дворца керенскому воеводе И. Чубареву (Крестьянская война. Т. 3.

Док. 316): «В прошлом де во 179-м году вор изменник Стенька Разин, как привезён был к Москве, и в то число говорил с пытки в ызмене и воровстве на кадомскаго татарина Асайку Карачюрина. А в какой измене говорил и что ево Асайкина измена, и то писано в деле вора Стеньки Разина и ево роспросные речи в приказе Казанского дворца». Этот документ был написан в связи с челобитной внука Карачурина о возвращении ему поместья деда. «И против сего челобитья в розыскном деле полуголовы московских стрельцов Алексея Лужина, как он розыскивап во 179-м году, написано». То есть показания Разина на Карачурина ещё и проверяли.

0 других ответах Разина ничего не известно, но логично предположить, что они были. Зато чудом сохранилась бумажка, на которой царь собственноручно написал свои вопросы (Крестьянская война. Т. 3. Док. 77. Между 2 и 6 июня). Вероятно, это лишь черновик «для себя». Вопросы не имеют систематического характера — по-видимому, после того, как до сведения царя довели основные показания Разина, он захотел уточнить некоторые частности. Понять эти вопросы не так-то легко. Наиболее подробно они проанализированы в работе В. И. Буганова «“Розыскное дело” Степана Разина»[83] — будем обращаться к ней в тех случаях, когда сами не сможем разобраться.

Всего вопросов десять. Первый: «О князь Иване Прозоровском и о дьяках: за што побил и какая шюба?» Ох и наделала же разинская шуба шуму, если царь интересовался ею даже после смерти Прозоровского. Надо полагать, на этот вопрос Разин ответил. С чего бы он стал щадить память Прозоровского? О дьяках — вероятно, имеются в виду те из астраханских «приказных людей», что были убиты при взятии Астрахани.

Второй вопрос: «Как пошёл на море, по какому случаю митрополиту ясырь присылал?» Это тоже понятно. Помните, когда Разин возвращался из Персии, он украл с учуга Басарга рыбу, но с какой-то непонятной целью оставил там «рухледь» и пленных. Вот и царь тоже не понял, и мы не поймём, видно, никогда; Буганов никакой вразумительной версии тоже не высказывает.

Третий вопрос: «По какому умыслу, как вина смертная отдана, хотел их побить и говорил?» Кого «их» — совсем непонятно: Разин столько народу «хотел побить» и «побил», что гадать почти бесполезно. Е. А. Швецова, составитель и комментатор «Крестьянской войны», пишет в комментарии к документу № 77, что вопрос «касается причин восстания в 1671 году». Но вряд ли этот, самый важный, вопрос не был задан Разину сразу, и в царской бумажке он записан после сплетен о шубе. Буганов считает, что речь идёт об эпизоде, когда перед первым появлением в Астрахани Разин принял от Львова и поцеловал царскую грамоту, а в вопросе царя слышится возмущение: почему же после этого так нехорошо себя вёл. Ничего не можем сказать ни за, ни против этого мнения.

82

См.: Маньков А. Г. Записки иностранцев о восстании Степана Разина. М., 1968.

83

Отечественная история. 1994. № 1. С. 28—42.