Страница 8 из 18
– Нет никакого парня, – устало признаюсь я.
– Тогда зачем эпиляция? – с улыбкой спрашивает он, и я готова расплакаться. Эпиляция для тебя, Адам. А еще для того, чтобы я почувствовала себя взрослой и возбуждающей. Как же глупо. Господи, до какой степени глупо.
– Ни для чего, – бормочу я себе под нос. – Прости, если напугала тебя, и прости за то, что ждал меня. Но тебе лучше пойти домой, у меня все болит, и я мечтаю, чтобы этот день поскорее закончился.
Адам неожиданно обнимает меня и целует в макушку:
– Не злись на меня, Эмма. Ты есть и всегда будешь самым близким человеком в моей жизни.
Мне хочется, так хочется в это верить. А еще я хочу, чтобы он остался. Настоял на том, чтобы провести вечер вместе. Но он просто прощается:
– До завтра! – и уходит.
Я поднимаюсь домой. Квартира абсолютно пуста. Папы, как всегда, нет. Холодильник забит едой из нашего ресторана, но я практически никогда к ней не притрагиваюсь, с тех пор как родители развелись. Детское воспоминание всплывает в голове. Папа приносит с работы гору еды и десерты, я кручусь вокруг него в ожидании вкусняшек. А рядом мама, которая, не выдержав, начинает громко кричать:
– Зачем ты ее откармливаешь? Ты не видишь, как сильно она поправилась?
Папа устало закрывает глаза и тяжело вздыхает. Я не знаю, что он ответил, так как быстро скрылась в своей комнате. Но ссора была сильной. Мама кричала, голос отца едва был слышен. Он всегда был мягче, она была строже. В тот день она впервые ушла из дома. Помню, папа постучался ко мне и позвал ужинать. Я смотрела на еду на столе, на мамин пустой стул и на расстроенное лицо отца. В тот вечер я поела лишь затем, чтобы не расстраивать его сильнее. Но с тех пор я не могу спокойно смотреть на контейнеры из нашего ресторана. Мама вернулась на следующий день, но ненадолго. Очень скоро они развелись. И я знаю, что во многом камнем преткновения стала я.
С громким стуком захлопываю холодильник и, схватив наполовину съеденную банку «Нутеллы», иду к себе в комнату. Завтра я точно сяду на диету. А сегодня привет, Netflix, привет, моя любимая ложка! У самой в глазах слезы. Адам влюбился. И не в меня, конечно, не в меня.
Глава 4
Следующие несколько дней Адам сам не свой. Его итальянская подружка не отвечает на звонки и сообщения.
– Она вообще не читает сообщения? – спрашиваю я.
Он качает головой:
– Нет.
Я молчу. Очень сложно скрыть радость и надежду.
– Может, для нее это было лишь развлечение на каникулы? – тихо говорю я. Адам резко поднимает голову и, глядя мне в глаза, уверенно заявляет:
– Нет, Эмма. Не может быть. Ты просто не понимаешь, насколько мы. я. она. – он замолкает, явно не зная, как именно продолжить. Меня так злит его уверенность в своих чувствах к ней.
– Адам, люди разные. Что для тебя было важным и значимым, для нее могло быть очередным приключением!
Он не отвечает, молча достает сигарету и закуривает. Мы стоим перед школой в ожидании звонка, и я действительно хочу поддержать его. Но у меня плохо выходит, ведь Адам хочет услышать, что его итальянка даст о себе знать. Обязательно ответит на звонок и объяснит свое отсутствие. Я же не могу и не хочу говорить ему неправду. Считаю, если девочка пропала, то она явно его не заслуживает. Очень хорошо, что она так скоро убралась из его жизни. Конечно, меня радует ее неожиданное исчезновение, однако грустный и злой вид Адама лишь подтверждает, что она сильно запала ему в душу. Это бесит и вызывает ревность. Он места себе не находит, уверен, что с ней что-то случилось, отчаянно пытается найти оправдание ее поступку.
– Адам, давай честно? В двадцать первом веке бесследно люди пропадают лишь в том случае, если хотят пропасть. Даже если с человеком что-то случилось, он все равно найдет способ об этом сообщить. В конце концов, даже если она умерла! Кто-то из родственников может ответить на звонок и сообщить об этом. Так что хватит себя накручивать. Похоже, когда закончились каникулы, закончились и ее чувства к тебе!
Адам со злостью отшвыривает окурок:
– Прекрати, Эмма. Хватит быть стервой. Да, я не звонил и не писал тебе, но она ни при чем! Я сам не звонил и не писал. И я извинился. Миллион раз! Прошу тебя, хватит меня воспитывать и попробуй понять. Я, черт возьми, вовсе не идеальный. И тоже совершаю ошибки. И хватит рассказывать мне о нюансах курортных романов! Я сказал, что она так просто бы не пропала. Значит, ты должна мне поверить.
Первый раз в жизни Адам говорит со мной в таком тоне, первый раз в жизни отчитывает и смотрит на меня с раздражением. Я жду, когда он извинится, но вместо этого он поправляет лямку рюкзака и направляется к зданию школы. А я смотрю, как он исчезает в толпе, и не знаю, что мне делать.
– Подруга, ты перегнула палку, – рядом появляется Полин, которая еле стоит на высоченных шпильках. – Я знаю, ты ненавидишь эту итальяночку и готова сжечь ее на костре как самую главную ведьму. Но не забывай, что для Адама она ангел, спустившийся с небес. И он не готов слушать о ней гадости.
Я делаю протяжный вздох и взрываюсь.
– Так она сама пропала! Будто я заставила ее провалиться сквозь землю, – восклицаю я. – Пропала, не пишет, не звонит. А он ищет ей оправдания. Ей нет оправданий! Мы живем в век соцсетей. Люди не исчезают бесследно!
Полин кладет руки мне на плечи и успокаивающе произносит:
– Вдох-выдох, Эмма. То ты как амеба бесчувственная, то взрываешься на пустом месте. Мне плевать на эту девочку, я не защищаю ее. Адам тоже в итоге поймет, что она повела себя как сука. Но он должен понять это сам. Ты не видишь, что все твои слова имеют обратный эффект? Он защищает ее и придумывает новые оправдания. Ты должна говорить ему все с точностью наоборот. Чтобы он сам разозлился и подумал: какого черта происходит.
Я стараюсь взять себя в руки, но выходит плохо.
– Я больше ему слова не скажу! – решаю я. – Особенно после того, как он наорал на меня!
– Но ты, правда, ведешь себя как обиженный ребенок. «Ты мне не звонил две недели, а-а-а-а, дайте поплакать!»
– Прекрати, Полин! – говорю я с раздражением, и она, выпятив подбородок, заявляет:
– Это ты прекрати! Хватит ныть, Эмма. Хватит быть в его распоряжении двадцать четыре часа, семь дней в неделю. Дай ему отдохнуть и соскучиться по тебе! Прекращай требовать его внимания.
Я оставляю подругу на тротуаре перед школой и, не произнося больше ни слова, захожу в широкие ворота. Я знаю, что Полин права. Но я сейчас слишком злюсь на себя и на Адама, чтобы выслушивать ее нравоучения. Позже я перед ней обязательно извинюсь.
Я избегаю Адама уже три дня. Все свободное время провожу с Полин и Полем. Он сейчас ведет себя нормально, не издевается, не вставляет свои глупые шуточки. Так что Поль мне абсолютно не мешает. В обеденный перерыв мы решаем зайти в Le Bon Marche[1] и поесть в кафе La table, которое находится в La Grande Epicerie на первом этаже магазина. Мне нравится это место, тут стеклянный потолок, благодаря которому зал утопает в свете, к тому же вокруг так много зелени: растения в горшках на каждом шагу и даже огромные деревья, растущие прямо из пола.
– Я буду пасту с соусом песто и салат цезарь, – говорю я.
Полин хмурится:
– А как же твоя диета?
– К черту! Я голодная, сегодня проспала и даже не успела позавтракать.
– Как хочешь, просто потом не ной, что у тебя лишние килограммы.
– Полин, что я могу поделать, если еда зовет меня, как океан Моану? – решаю я отшутиться, и Поль усмехается.
– Как по мне, ты в отличной форме и диета вовсе не нужна, – вставляет он.
– Давай, Поль! Продолжай, больше комплиментов, я жду! – с иронией в голосе говорю я, и он, хитро сверкнув глазами, наклоняет ко мне голову и заявляет томным голосом:
– Думаю, после тебя завод по производству самых прекрасных девушек закрыли.
1
Le Bon Marche («Ле Бон Марше») – первый в мире универмаг, в прошлом носивший название Au Bon Marche (что означало «по хорошей цене»), был открыт в 1838 году. Он состоит из двух отдельных зданий, расположенных через дорогу. В одном – отделы гастрономии, товары для дома (La Grande Epicerie de Paris), в другом – бутики (Le Bon Marche Rive Gauche). В романе «Дамское счастье» Эмиль Золя описывает торговый центр, прототипом которого был Le Bon Marche. Стеклянную крышу здания проектировал Густав Эйфель. (Здесь и далее примечания автора.)