Страница 12 из 22
Весь следующий день она лихорадочно проверяла пропущенные звонки и сообщения на мобильном, но, кроме рекламных агиток о предоставляемых кредитах и открывшихся новых медицинских центрах, ничего больше не было. «Мистер совершенство» не звонил. Не позвонил он и на следующий день, и на третий, и на четвертый. Вначале она затосковала. Придумывая ему в оправдание массу весомых причин, вплоть до похищения инопланетянами, хотя в голове, как заезженный мотив, крутилось только одно: «истинный джентльмен не позвонит только в одном случае – если он умер, во всех остальных случаях он просто не хочет». Потом призналась себе, что у нее самой проблемы с головой и иногда стоит брать инициативу в свои руки. Что ей по большому счету мешало попросить у него номер телефона? Ну так, на всякий случай. Мол, если душа запросит общения с высокодуховной особью мужского пола. Так нет же, возомнила себя эдакой Белль, которая в виде благодарности за спасение дала свой номер и, окруженная свитой из принцев голубой крови, отбыла в Версаль. Еще бы за хорошее поведение шоколадку ему подарила на прощание. Нет, только она могла упустить такого мужчину, а ведь он практически был в ее руках. Может, это была компенсация, посланная ей свыше, за Вини, или это было новое испытание, а она вся такая оптимистка в розовых перьях. Пожалуй, второе было ближе к истине. Когда тебе около сорока, пора объективно относиться к своим потенциальным возможностям. Выпоров себя морально и доходчиво объяснив себе, что Шер в свои восемьдесят выглядит лучше, чем она, Катя тут же утешилась тем, что она может смеяться, а та даже улыбается с трудом. Постепенно чувство обиды на саму себя стало сходить на нет, и она пришла к утешительному выводу, что этот вариант был просто не ее, и, как показывает жизненная практика, все, что случается, к лучшему. Хотя иногда этот тезис вызывал определенные сомнения. Удивительным было другое: последние дни вообще никто не звонил – ни в дверь, ни по телефону. Как‑то все сразу, одновременно забыли о ее существовании. Спасала работа. Дежурства были «атомными», иногда не было времени даже воды попить, не то что бередить душевные раны. В субботу им сдали пустую родилку, но дежурная бригада, умудренная жизненным опытом, расценила это как затишье перед бурей, и та грянула после обеда. Казалось, все беременные с доношенным сроком решили родить именно в этот день и именно в их родильном доме. Поток был нескончаем.
– Катерина Аркадьевна, там во втором родзале папа скандалит, требует ответственного, – толкая впереди себя стойку с капельницей, на ходу проворчала Евгения Анатольевна – старейшая акушерка родильного дома, которая знала все и про всех до десятого колена. – В первом уже подтуживает, а «ребенок», – что в переводе на человеческий язык означало «клинический ординатор первого года», – в приемном покое принимает «тазовое».
– «Тазовое» рожает? – спросила Катерина, задержавшись перед входом во второй родзал.
– Так кто же его там знает? – нейтрально ответила Евгения Анатольевна и скрылась за соседней дверью.
– Сколько можно здесь ждать доктора? – эти слова принадлежали невысокому полному мужчине лет пятидесяти с огромным животом, тремя подбородками, большими залысинами и жировыми отложениями на затылке в виде объемных складок. – Я спрашиваю, сколько еще я буду здесь ждать доктора?
Его лицо демонстрировало высочайшую степень недовольства, и казалось, еще чуть‑чуть – и из его головы через все отверстия повалит крепкий пар, как из закипевшего чайника.
– Я доктор, – представилась Катерина, стараясь сохранить спокойствие и вложить в голос всю доброжелательность, на которую только была в этот момент способна. – Ответственный доктор этой смены. Что вас интересует?
– Моя жена, – и он показал пальцем на беременную девицу, едва достигшую фертильного возраста, с хорошеньким вульгарным личиком, – у нее вчера вечером болел живот, а она до сих пор еще не родила. Я вас спрашиваю, почему?
– Уважаемый… – Катя запнулась, – как я могу к вам обращаться?
– Павел Александрович.
– Уважаемый Павел Александрович, ваша жена еще не рожает. Вчера у нее были подготовительные схватки, и они могут длиться две-три недели. Вашу жену полностью обследовали, ее состояние и состояние вашего ребенка замечательное, но время рожать еще не пришло, а для экстренного родоразрешения показаний нет, поэтому сейчас запишем кардиограмму малыша и будем переводить вас в дородовое отделение.
– Что значит не рожает? Живот же болел? Болел. А то, что сейчас не болит, это еще ничего не значит! И что значит, нет показаний для родоразрешения? Так найдите, она должна родить сегодня, и родит, нравится вам это или нет. Поставьте капельницу, или что там у вас делается, не мне вас учить. И если вы, лично вы не хотите иметь неприятностей, то вы тут же займетесь своим делом, а не будете праздно разгуливать по коридору. Вы же не думаете, что я ничего не вижу…
– Я ничего специально делать не буду, – медленно чеканя каждое слово, произнесла Катерина, – нравится вам это или нет, – повторила она его слова. – А если вы еще попробуете мне или кому‑нибудь из медперсонала угрожать, я вызову охрану, и вас выдворят за пределы родильного дома.
– Котик! – раздался приглушенный голос со стороны кровати, где, натянув одеяло до самых бровей, лежала будущая мама. – Котик, пусть эта тетка уйдет, я ее боюсь.
– Рыбка моя! – «беременным» коршуном ринулся к ней любящий муж и защитник. Катерина не стала дожидаться итогов саммита между «котиком» и «рыбкой» и выскочила из палаты.
– Катерина Аркадьевна, «тазовое» поднимаем в операционную, первые роды, предполагаемый вес плода – четыре с половиной, – бойко отрапортовала Вера Васильевна, второй дежурный врач в бригаде.
– Хорошо, – кивнула Катерина. – С кем идете?
– С клинордом, хорошая девочка.
– Если что, я подключусь, – произнесла Катя, с удивлением глядя на двигающуюся по коридору маршевым шагом Людмилу Михайловну.
– Не успела предупредить, – быстро зашептала Вера Васильевна. – Этот скандалист из второй палаты еще до общения с тобой орал здесь, что весь город поднимет на уши, и вот, пожалуйста, «уши» уже здесь. Вон как Чингачгук скачет. Все. Уже в образе. Сейчас мир спасать будет.
Ни с кем не поздоровавшись, с выражением лица, будто от нее сейчас зависит по меньшей мере жизнь всего человечества, не сгибая колен – шагом парадного караула, Людмила Михайловна промаршировала в родильный зал номер два.
– Сейчас вылетит и будет вопить, что нужно срочно бежать в операционную, – тяжело вздохнула Вера. – Я тебе, Кать, искренне сочувствую, и хоть нас еще не звали, я от греха подальше пойду мыться, – и она тут же скрылась в небольшом коридорчике, ведущем в оперблок.
Людмила вышла из родзала чуть раньше, чем предполагала Катя, и немного позже, чем предсказывала Вера. Была она тиха, тошнотворно деликатна и предупредительна. Отозвав Катерину в сторонку, Людмила, оскалившись в счастливой улыбке и с бесноватым огнем в глазах, всем своим видом старательно демонстрировала, как ей повезло, что именно сегодня ответственным врачом дежурит «лучшая из лучших» – Катерина Аркадьевна Шереметина. И понеслось. Ах, как она высоко ценит не только профессиональные, но и те человеческие качества, которые присущи только ей, Катерине. Те же «мелочные недоразумения», которые были между ними, это всего лишь недоразумения, и они «выеденного яйца не стоят», и вообще – даже если что‑то и было, то все в далеком прошлом, а кто старое помянет, тому глаз вон, они же все одна дружная семья. Жарким полуинтимным шепотом Людмила долго и нудно, перемежая свою речь льстивыми эпитетами доказывала, что родоразрешение девицы из второй палаты должно состояться именно сегодня.
– Люда, у меня к тебе три вопроса, – Катя холодно смотрела куда‑то поверх головы заведующей дородовым, потому что один вид ярких синих теней под блондинистой челкой и лихорадочный блеск глаз на искаженном нездоровым возбуждением лице вызывал у нее острую нехватку воздуха. – Первый: каким образом ты собираешься ее родоразрешать, учитывая, что у этой абсолютно здоровой девочки срок беременности чуть больше тридцати шести недель? Соответственно, к родам она не готова, так же как и ее ребенок, значит, только кесарево, тогда вопрос второй. За что и по каким показаниям ты пойдешь ее оперировать? И третий: кто будет оформлять историю родов? Ведь у тебя с ними, как я понимаю, нет официального договора на роды, и ты не являешься их индивидуальным врачом.