Страница 13 из 22
Я обречённо вздохнул. Посторонился, освободил проход в кафе, запустил в зал ароматы улицы.
Сказал:
— Заходи. Покормлю тебя.
Девочка нерешительно улыбнулась.
Какие у неё длинные ресницы.
— Проходи, не стесняйся, — сказал я. — Побудешь до утра со мной: на улице ночью холодно. А днём кто-то наверняка тебя узнает: сомневаюсь, что ты пришла издалека. А может, явится и твоя мать. К утру она тебя наверняка хватится.
Никто из работниц и завсегдатаев кафе девочку не узнал. В ответ на мои расспросы все лишь пожимали плечами. Ни утром, ни днём о мелкой никто не спрашивал.
При дневном свете пижама девочки выглядела неуместно. Пришлось мне пожертвовать ребёнку свою рубашку. Подпоясал ту верёвкой, превратил в платье — пусть у местных женщин и не принято ходить по улице с голыми ногами.
До самого вечера девочка вертелась рядом со мной в зале. Вела себя тихо, никому не мешала. Рвалась помогать поварихам — я не пустил; несколько раз она прибралась под столами.
Хозяйке кафе мелкая понравилась. Персоналу не мешала. А вот моё настроение с каждым часом становилось всё мрачнее.
Когда за окном стемнело, я понял, что родственниц девочки сегодня уже не увижу.
Уши им откручу, когда встречу!
Я нахмурился, посмотрел на улыбчивое лицо девочки.
И что мне с ней делать?
— Эй, мелкая, — сказал я. — Подойди.
Девочка выполнила мою просьбу. Вышла из угла, замерла в шаге от меня. Сверкнула зубами.
— Твоя мамка не спешит тебя забирать. Походу, ей сейчас не до поисков. Занята очень. А значит, ты снова будешь ночевать здесь. Или вспомнила, где живёшь?
Мелкая затрясла головой.
— Ладно, — сказал я. — Потерплю тебя до утра. Но только… нужно же мне тебя как-то называть. Давай придумаем тебе имя. Временное. Пока не вспомнишь настоящее. Хорошо?
Девочка кивнула.
Я осмотрел её с ног до головы. Прикинул, кого она мне напоминает.
Худая, круглолицая, остроносая, с блестящими глазами.
— Будешь Мышкой, — сказал я. — Как тебе такое прозвище?
Мелкая повела плечом.
— Нравится, — сказала она.
— Вот и договорились.
Родственницы не явились за девочкой и на следующий день.
Тогда я сказал разносчицам, явившимся утром на работу:
— Мышка пока поживёт здесь. Будет вам помогать.
— Нечего ей здесь делать! — сказал одна из женщин.
Я без замаха легонько ткнул её кулаком в ухо.
Она отлетела к стене, закатила глаза, осела на пол.
«Что может быть более обыденным, чем бить женщину?» — подумал я.
Ещё недавно такая мысль показалась бы мне кощунственной. Ведь я был всего лишь некромантом и тёмным властелином. И никогда не рассматривал женщин, как объекты для применения физической силы. Использовать их жизни для призыва демона или для преобразования энергии — это нормально, по-научному. Но бить! — моя эльфийская часть натуры не смогла бы такого понять. А вот теперешний я за время работы вышибалой расквасил уже не один десяток женских лиц. И не терзался из-за этого факта угрызениями совести.
— Это ты хорошо придумала, Кира, — сказала мне вторая разносчица. — Девочка нам здорово пригодится. Если хозяйке не понравится твоя идея, скажи, что мы тебя полностью поддерживаем.
Я кивнул.
— Хорошо, что могу рассчитывать на вас, девчонки, — сказал я. — Сегодня же поговорю с хозяйкой. Не думаю, что она станет спорить с коллективом. Ценю вашу поддержку.
Хозяйка кафе выслушала мою просьбу.
— Платить ей не буду, — сказала она.
— Ладно, — сказал я. — Деньги Мышке не нужны, только еда.
Женщина почесала подбородок. Сощурила глаза.
— Хорошо, — сказал она. — Но помни: здесь у нас кафе, а не приют. Будет мешаться под ногами — вышвырну её на улицу. Ты за неё отвечаешь. Если девчонка что натворит, вычту расходы из твоего жалования. Согласна?
— Договорились.
— Отправь свою Мышку к поварихам. Они найдут ей работу.
С того дня я ночевал в кафе вместе с Мышкой.
Раздобыл для неё тюфяк. Когда персонал расходился по домам, бросал его на пол около тёплой печки — в трёх шагах от моего ложа.
По ночам, когда мы оставались в кафе одни, мелкая не умокала ни на минуту. Болтала без умолку, точно радиоприёмник, обо всём, что увидела и услышала за день. Но ничего не говорила о своём прошлом: ни о том, где раньше жила, ни о своей семье.
Я быстро уставал от её детских рассказов и расспросов — обычно ещё до полуночи усыплял Мышку импульсом магии. Не создан я для общения с детьми. Ради пары часов тишины перед сном жертвовал даже ценными крохами маны.
Вскоре осознал, что девчонка стала для меня проблемой.
Понял это не в ту ночь, когда убил позарившуюся на неё… педофила. Педофилку? Или правильно сказать: педофильшу? Не представляю, как это слово звучит на местном языке. Ни я, ни мой предшественник не слышали его от других.
Да и сам тот случай показался мне странным. Но порадовал: помог мне вновь заполнить резервуар для маны. И позволил не нарушить при этом клятву.
Педофил…льша явилась в кафе вечером. Предложила разносчице за девочку золотую монету. Однозначно — ушлёпок, пусть и женского пола!
Ночью, когда усыпил Мышку, я ворочался на своём ложе. Всё ещё жалел о том, что присутствие в зале посторонних помешало мне избавиться от извращенки. И превратить её никчёмную жизнь в ценную ману, которой у меня в запасе оставалось не так много.
Хорошее настроение мне вернули шорохи, что донеслись из зала.
Извращенка вернулась — вскрыла замок двери служебного хода…
Её высушенное заклинанием тело я отнёс в ближайший переулок. Бросил своре собак. Той самой, которой не досталась Мышка.
Мышка стала для меня обузой, когда я решил, что из Оргоны пора уходить.
Это случилось вчера. За пару часов до того, как Мышка нашла в зале карауку. Я беседовал с подвыпившими горожанками и вдруг осознал, что оставаться в кафе, в этом городе больше не хочу.
Провинциальный городишко дал мне всё, что мог.
Здесь стало скучно.