Возвращайся, сделав круг

– Ребята, позвольте вам представить милорда Тима.

Все присутствующие в рекреационном зале повернулись к нам. Около двадцати человек – и ни одной кислой физиономии. Похоже, все здесь следовали уже оформившейся традиции маяться дурью перед решающим боем, из которого можно и не вернуться.

– Тим, тот, что сейчас стягивает с себя проигранную рубашку, – это наш уважаемый капитан первого ранга Яано Мелио, лучший пилот Империи. Если хочешь приодеться – предложи ему сыграть в карты. Он не выиграл еще ни одной партии. Правда, тебе придется учитывать его специфический вкус…

Это был тот самый парень, которого я видел, когда только пришел в себя – высокий, статный блондин с длинными вьющимися волосами – настоящий бисёнен. Специфический вкус в выборе одежды на данный момент выражался в просторной «парусной» рубашке с кружевными манжетами и высоким воротником. А также – в узких атласных штанах, подвязанных широким поясом, что добавляло ему еще больше сходства с классическим биши. Рубашки, впрочем, он уже лишился и теперь демонстрировал всем болтающиеся на татуированной груди серебряные амулеты, увлеченно объясняя значение каждого сидящей рядом девушке лет тридцати.

– Прекрасная миледи, которой он сейчас вешает лапшу на ее не менее прекрасные ушки, – Сара, специализируется на координации телепортационных переходов и потакании маленьким слабостям сильного пола.

Девушка слушала красноречивые объяснения «первого пилота», открыв рот и хлопая ресницами. На секунду она отвлеклась и подмигнула мне. Я в ответ успел лишь нелепо помахать рукой.

– Тот коренастый парень, что толкает Яано в бок и бесконечно ворчит, – Шон. Техник, в прошлом – старатель. Не обращай внимания на его угрюмость – это лишь способ спрятать подальше в бороду свою бесконечно добрую наивную душу и никому не показывать.

Шона я тоже видел в рекреационном зале вместе с Яано, но дальше шли абсолютно незнакомые лица. Я порадовался тому, что они переоделись в «парадное» для этих посиделок – будь здесь двадцать человек в униформе, я бы вряд ли их различил.

– За этим столиком компания наших штурмовиков – можешь звать по позывным: «Чили», «Нотариус», «Старбак». Более тридцати боевых операций – ни одной царапины. Не везет ребятам.

Я зачем-то поклонился и похвастался.

– А мне ногу отрубили. Пия… В смысле, вот он и отрубил.

Ткнув Мона под ребро, я присоединился к общему гоготу. «Нотариус» оторвался от складывания огромного оригами из старого призывного плаката, отстегнул от пояса термостек и умоляюще посмотрел на Мона. Насколько я заметил, с оружием из всей компании не расстались только оперативники…

– Можешь и мне, а? Ну, пожалуйста, хоть маленький кусочек. До сих пор не в курсе, как медблок изнутри выглядит.

– После боя – хоть обе до бедра.

Я воздел руку к потолку и вкратце рассказал невезучим, что они упустили. Особенно я упирал на описание Гурий Медблока – стараясь, чтобы ни Сара, ни остальные присутствующие леди меня не слышали. Потом я описал процесс выписки, вознесение эргономического больничного трона к расписанному лично Гиппократом потолку, торжественное падение ниц перед экс-больным обнаженных медсестер и, наконец, ритуальное сожжение базис-компьютера медблока, чтобы задобрить ниспославших здоровье богов – Глюкозу, Лактозу и… на этом моменте мне в висок прилетела игральная фишка. Учитывая, что Эммади швырнул ее из противоположного угла зала, не экономя силы, это было больно. Я погрозил ему пальцем, но дозволенные речи благоразумно прекратил.

«Чили» заметно погрустнел и теперь задумчиво приглаживал пятерней свою синюю шевелюру. «Старбак» остался равнодушным – он был вторым увиденным мной на базе архоттунцем, и человеческих эмоций был чужд. Пришелец, похожий на исхудавшую костяную таксу, заинтересованно обнюхивал сотворенные «Нотариусом» оригами и восхищенно поглаживал костяные наросты на груди. Особенно таксе нравились журавлики.

Потом мы с Моном, выпятив грудь, прошествовали к стае «младлейтов» – семерым молоденьким девушкам, выполнявшим функции мелкого обслуживающего персонала, секретарш и прочих «пойди-принеси»… При них, кончено, Мон обозвал их должности куда витиеватее, чуть ли не сравняв их по рангу с командором базы. Девушки захихикали. Мы с Ти-Монсором разыграли проверенную сценку «Да что я, вот мой брат», без конца превознося друг друга, что в нашем случае являлось чистой воды самохвальством. Когда Мон дошел до строчки «в отличие от меня, мой братец знает наизусть все истории мира», стайка как по команде раскрыла рты и начала упрашивать меня развлечь их какой-нибудь историей. Я влез на стол и с каменным лицом завел свое «давным-давно».

– …И приковали люди Прометея к скале за то, что он принес им цепи и научил приковывать себя к скалам. И прилетал к нему ежедневно орел Гаруда и улетал тоже ежедневно – ибо его гнездо было как раз на той скале. Это было началом дружбы. Но потом явился к скале подлый Геракл о двенадцати геройских грамотах, разорвал цепи Прометея и испортил, дурак, всю сказку…

Я слез со стола под неуверенные аплодисменты – похоже, понравилось только Мону, да еще Саре, снова поймавшей мой взгляд и едва заметно улыбнувшейся.

Перезнакомив меня со всеми присутствующими, Мон отправился спать. За ним торопливо вышла пара смазливых «младлейтов»… Я всерьез задумался над тем, чтобы картинно потянуться, хорошенько зевнуть и во всеуслышание объявить, что поспать – идея хорошая. Раз уж наше самохвальство сработало… Вспомнив про лежащую в криогене Ванду, я мысленно пожелал ей новых, еще более соблазнительных ног и от идеи «поспать» отказался.

Вместо этого я ненадолго покинул рекреационный зал и забежал проведать Аарха. Мальчик обнаружился в одном из служебных помещений – они с Диким сидели рядышком на столе, болтали ногами и о чем-то увлеченно беседовали. Я уловил обрывок фразы Ледышки – что-то насчет высших приоритетов, падения в смерть и прочего аарха. Разговор о «смысле жизни, вселенной и вообще» несколько не вписывался в характер замороженного неандертальца. Мне показалось, что он не так прост, как кажется. Впрочем, стоило мне подойти, он заревел привычное «Дикий приветствует тебя, маленький уголек». Это такой намек на «разницу температур». Что ж, Ледышка, каждому свое.

Я вкратце объяснил им, что мы скоро улетаем. Улетаем без них. Разумные доводы на эту парочку все равно не действовали, поэтому я оставил их при себе. Просто поставил новоиспеченных друзей перед фактом. Сказал, что о них позаботятся люди Ти-Монсора, как только все закончится. Потом мы мило попрощались, и я вернулся в рекреационный зал.

Немного посидев с «младлейтами», я присоединился к компании картежников. Яано за это время не остался голым только потому, что благоразумно прихватил с собой кейс с одеждой. На данный момент он увлеченно проигрывал одиннадцатую рубашку. Глаза его горели, он нервно теребил карты и вообще выглядел так, будто всерьез надеялся отыграться… Дождавшись окончания кона, я попросил сдавать и на меня – к счастью, игра была древней и мне хорошо знакомой. Проигрывать свою счастливую пижаму я настроен не был, поэтому по привычке поставил на кон все тело. Когда сдали карты, я улыбнулся и начал прикидывать пойдут ли мне кружевные манжеты… Через пару минут я получил шанс это проверить – напялил свежедобытый трофей поверх пижамы и повертелся перед Сарой. Она заливисто засмеялась.

Через полчаса кейс Яано опустел, и мы решили прекратить игру. Шон пытался напялить на себя восьмую футболку, но борода ни в какую не хотела пролезать в узкий ворот. Сара свой выигрыш аккуратно складывала в стопку на краю дивана – к сожалению, играла она отлично, и ее вещи так ни разу в игру и не пошли. Присоединившийся к нам с десяток конов назад кап-три Ромеро все-таки переоделся в одну из Яановских позерских рубашек, предварительно оборвав ей все кружева. Это зрелище чуть не довело чувствительного эстета до обморока. Пилот бережно подобрал выброшенные Ромеро обрывки и спрятал в кейс. Лицо у него было трагическое настолько, что представлялось, как в полночь он пойдет их хоронить на ближайшем звездном кладбище.