Страница 2 из 13
За все те годы я увидела множество ветеранов войны, о которых никто не помнил и которые вынуждены были до последнего находиться в условиях, казалось бы, не закончившейся для них войны. Местное население жило на усеянных минами землях, восстановлением безопасности которых никто не занимался. Каждый день эти люди теряли кого-то из своих близких.
По нашему уговору с Фарангис я планировала заняться интервью с ее братьями, но, к сожалению, за три года нашей совместной работы скончался сначала ее брат Рахим, а затем – Джаббар. После смерти братьев Фарангис очень сильно заболела. В тот момент я думала о словах своего учителя господина Сарханги, сказавшего, что вместе с этими героями постепенно уходит и память об истории. Память, которой являются сами люди, пережившие годы войны, и для нас представляет огромную важность вопрос фиксации воспоминаний этих людей, пока не стало совсем поздно.
Самая тяжелая часть работы наступила тогда, когда я узнала о том, что в отделе документальных фильмов очень мало материалов. Война и нищета стали причиной того, что у Фарангис не было хоть каких-либо фотографий времен детства или юности. Даже у ее братьев не осталось никаких материалов и документов. Фарангис объясняла это тем, что в годы войны измученные, лишенные элементарных средств к существованию люди думали лишь в том, как накормить своих детей. В то время ситуация была настолько тяжелой, что люди переезжали с места на место, бросая вещи, представлявшие собой лишний груз. Они были вынуждены прощаться со своей памятью.
В нашу последнюю встречу Фарангис сделала мне трогательный подарок. Она ходила к подножию горы и принесла оттуда для меня душистый горный чай. Я сразу почувствовала его аромат, который впоследствии навеки стал для меня ассоциироваться с воспоминаниями Фарангис. Она открыла для меня занавес и впустила в свою личную жизнь и память, что представляло для меня особую ценность.
Через три года совместной работы мемуары Фарангис, начиная с самых первых дней войны и до ее окончания, были полностью готовы. Эта книга является своеобразным сосудом, наполненным историями войны, и я искренне благодарна судьбе за то, что мне выпала честь написать об этой отважной львице.
Благодарю Всемилостивейшего Бога за то, что Он даровал мне возможность написать о Фарангис, благодарю за то, что на протяжении всей нашей работы Он не обделял меня Своим вниманием и заботой, облегчал мои трудности, вселял надежду и наделял волей для того, чтобы завершить начатое дело. Выражаю свою искреннюю благодарность тем людям, которые оказывали мне поддержку: моему дорогому учителю господину Сарханги, который, узнав о моем проекте, произнес слова напутствия, ставшие впоследствии для меня стимулом; госпоже Лейле Мунфариди и ее мужу, которые показали мне дом Фарангис; Сохейле, дочери Фарангис, за существенную помощь в записи мемуаров; господину Салману Хасанпуру, главе фонда «Шахид»; главе муниципалитета города Гилянгарб господину Фарамарзу Акбари; госпоже Шейде Нурбахш, главе отдела по делам женщин муниципалитета Гилянгарба; Ходабахшу Хасани, одному из дорогих ветеранов и главе фонда «Шахид» города Гилянгарб во времена Ирано-иракской войны; дорогим жителям селений Авезин, Гурсефид и города Гилянгарб.
Также выражаю свою искреннюю благодарность всем тем, кто не оказал помощь в работе, став причиной того, что я обрела еще большую решимость в своем деле.
Махназ Фаттахи, лето 2014 г.
Глава 1
Мама часто говорила мне:
– Какой же ты сорванец! Ты как будто по ошибке пришла в этот мир девочкой, а должна была родиться мальчиком! Девочка должна быть тихой, стыдливой, мягкой, а ты совсем не такая!
Всякий раз, когда я проявляла непослушание, она повторяла:
– Фарангис, не делай так, чтобы на свете не нашлось мужчины, который бы согласился взять тебя в жены. Девочка должна быть скромной и терпеливой!
Меня всегда раздражали подобные мамины наставления, и я не видела ничего плохого в том, чтобы не быть мягкой и нежной, и в том, чтобы, надев шальвары, превратиться в пастуха. Я получала большое удовольствие, пугая девочек по ночам, и хохотала над мальчиками, которых запугивала до дрожи, когда они из детского любопытства приходили на кладбище.
Позвольте мне рассказать вам о своей жизни с самого начала. С раннего детства при каждой возможности я бегала к своему любимому месту – горе Чагалванд. Я приходила к ее подножию, а затем стремглав мчалась на вершину, не оглядываясь по сторонам. Желание осмотреться появлялось лишь тогда, когда я добиралась до самого верха, где всё вокруг казалось таким маленьким и незначительным. На вершине горы я садилась на валун и сквозь пальцы смотрела на наше селение.
Однажды я заметила какую-то суету в селении. Семья моего дяди отчего-то была радостно возбуждена и что-то праздновала. Так и не поняв, в чем дело, я в недоумении спросила у своей двоюродной сестры:
– Что происходит? Куда все так торопятся?
– Мы собираемся в паломничество в Кадамгах.
– А мы тоже поедем с вами? – с надеждой спросила я.
– Думаю, что нет.
От такого ответа на моих глазах выступили слезы. Дядюшка нанял фургон дяди Фармана, на котором все собирались ехать. Эта машина была самой большой в нашем селении и могла вместить много людей. Мы с соседскими детьми всегда любили бегать за ней, совершенно не заботясь о том, что после этой веселой пробежки все с ног до головы покрывались дорожной пылью.
Пока дядина семья в спешке готовилась к поездке, я сходила сума.
– Вы все едете? – переспрашивала я.
– Да! – отвечали мне родственники. – Мы едем в Чам имама Хасана!
Чам имама Хасана считался священным в наших краях местом, где, согласно местному поверью, ходил одиннадцатый имам Хасан аль-Аскари. В том месте соорудили святыню.
Больше не в силах терпеть такую несправедливость, я побежала домой и закричала:
– Все едут в паломничество! Мы тоже ведь едем?!
Мама беспокойно и раздраженно ответила мне:
– Все едут потому, что у них есть деньги! А мы на что поедем? Откуда у нас деньги?
Ее слова были подобны ледяной воде, которой окатили меня с головы до ног. Увидев мое ошеломленное состояние и наполненные слезами глаза, мама смягчилась.
– Я и сама больше тебя хочу поехать… Но как нам с пустыми руками пускаться в путь? Мы должны иметь деньги на аренду машины и на еду.
Больше ничего не добавив, она отвернулась и ушла. Я уселась на крыльце и, обняв коленки, исподлобья смотрела на счастливых, веселящихся девочек, которые готовились к поездке. Как же мне хотелось поехать с ними! От злости и негодования мне лишь оставалось проглатывать комок, который неустанно подкатывал к горлу.
Издали увидев, в каком состоянии я пребываю, ко мне подошел отец и обеспокоенно спросил:
– Что случилось? Что с тобой, Руле[2]?
Стоило отцу прикоснуться к моей голове и приласкать меня, как, не выдержав, я расплакалась.
– Не плачь. Будь сильной.
– Все уезжают в Кадамгах. Я тоже хочу поехать, – выдавила я сквозь слезы.
Услышав мой ответ, отец вздрогнул и долго ничего не говорил, но затем сказал:
– Не переживай, Руле. Наш Бог Всемогущий.
Я так и сидела на крыльце дома, наблюдая за собирающимися в поездку, и думала: «Пусть уж лучше машина дяди Фармана сломается! И никто никуда не поедет!».
Не знаю, сколько я там просидела, но отец, наблюдавший за мной некоторое время издалека, с улыбкой направился ко мне.
– Фаранг! Иди готовься! – крикнул он, не доходя. – Быстрее собери вещи, чтобы не отстать!
Я не поверила своим ушам, но папа тогда смог как-то найти деньги для моей поездки, хотя в то время это была для нас довольно большая сумма. Вид сломленной и расстроенной дочери был для него гораздо важнее денег.
Он отдал оговоренную сумму водителю машины и часть денег вручил моему дяде. Мама тем временем подготовила для меня еду и одежду.
2
Руле – дорогой, дорогая (курдский диалект).