Страница 6 из 26
1754 год, Орловщина. Три брата Львовы выступили в поход на своего соседа, поручика Сафонова. Двое братьев – штатские, а третий – корнет, он и командует. На супостата выступает настоящая армия – шестьсот человек, впереди, верхами – помещики и приказчики. И это не шутки. Итог весьма серьезный. С обеих сторон – одиннадцать убитых, сорок пять тяжелораненых, двое пропали без вести.
1755 год. Помещица Побединская, провинциальная амазонка, лично ведет свою дворню в бой на соседей-помещиков Фрязина и Леонтьева. Опять-таки все всерьез – оба помещика убиты. Известна и битва вооруженных крепостных генеральши Стрешневой с людьми князя Голицына.
1774 год. Майор Меллин, командир одного из полков, отправленных на войну с Пугачевым, получает донесения, от которых поначалу приходит в ужас и отказывается верить. Но все подтверждается: пользуясь всеобщим хаосом, иные дворяне, вооружив холопов, сражаются друг с другом, сводя старые счеты, крушат усадьбы врагов, а самих их вешают, благо все можно свалить на пугачевцев…
Но не будем забегать вперед. Более-менее подробно изучим выбранный нами век, начиная с первого момента появления на сцене господ гвардейцев, исполнившихся уверенности, что им дано право решать судьбу трона российского.
Итак, занавес поднят, чтобы не опускаться, еще трещат барабаны, топорщатся кружева, сверкают шпаги…
Начинается Гвардейское Столетие!
ЗИМА! РЕЙХСМАРШАЛ, ТОРЖЕСТВУЯ…
28 января 1725 г. Где-то в задних комнатах еще хрипел Петр I, но жить ему оставалось считанные часы, и пора было позаботиться о преемнике… или преемнице.
Стояла ночь. Во дворце собрались «верхние люди», сановники – сенат, генералитет, синод. Вот только в углу огромной залы зачем-то толпились гвардейские офицеры, которым по незначительности чинов, в общем, делать здесь в столь серьезный момент было нечего. Те из знатных особ, что не знали, какого рожна тут делает гвардия, спросить то ли стеснялись, то ли боялись, а другие и так прекрасно знали, что к чему.
Как мы помним, Петр коченеющий рукой нацарапал на грифельной доске «Отдайте все…» и более не смог вывести ни буквы. А впрочем, некоторые историки считают, что рассказ о незаконченном распоряжении – не более чем красивая легенда. Ну, какая разница…
Одни предлагали возвести на трон внука Петра и его тезку, Петра Алексеевича, сына убитого Алексея Петровича, поскольку мальчишка, как ни крути, был самого что ни на есть благородного происхождения, не в пример отпрыскам от второго брака с чухонкой непонятного рода-племени.
Однако против выступила крепко сколоченная троица – князь Меншиков, Петр Толстой и генерал-адмирал Апраксин. Мотивы Толстого лежали на поверхности – в деле царевича Алексея он сыграл самую зловещую роль, одну из главных, и опасался возмездия (которое его через пару лет и настигло). Мотивы Меншикова тоже не представляли собой особой загадки: он, всем известно, пользовал Катьку Скавронскую в период меж драгунами и государем Петром Алексеевичем, и мог вертеть ею, как хотел…
И, едва вслух было озвучено предложение насчет юного Петра, началась заваруха. С улицы послышался сухой треск военных барабанов – и обнаружилось, что на дворе в полном составе выстроились оба гвардейских полка, Преображенский и Семеновский. Князь Репнин простодушно начал возмущаться: «Кто осмелился привести их сюда без моего ведома? Разве я не фельдмаршал?»
На что генерал Иван Бутурлин – лицо, подчиненное Репнину по службе! – невозмутимо ответил, что гвардии велел сюда прийти именно он, по воле императрицы, которой обязан повиноваться всякий, в том числе и фельдмаршал.
Дальше было совсем просто. Меншиков (по некоторым воспоминаниям, со шпагой наголо) объявил, что, выражаясь современным языком, есть предложение избрать на царство государыню императрицу Екатерину. А если кто против, пусть смело выскажется в полный голос – интересно будет послушать и Меншикову, и господам офицерам вон там, в уголочке, и всей наличной гвардии, трещащей на дворе барабанами…
Упомянутые господа офицеры довольно громко, словно хор в греческой трагедии, загомонили, на хорошем и смачном русском языке объясняя, что они сделают с тем врагом народа, который станет противиться избранию матушки Екатерины. Впрочем, особого садизма они не проявляли, обещая лишь поразбивать головы и ноги повыдергать. Зато Меншиков, по свидетельствам очевидцев, браво добавил что-то вроде: «Насмерть пришибем, к чертовой матери!»
В этих условиях сопротивляться внесенному Меншиковым предложению мог разве что самоубийца – а среди собравшихся таковых не нашлось. И кандидатура Меншикова была принята единогласно: все «за», ни единого против, а также воздержавшегося. Так что все обстояло весьма демократично: в конце концов, никому ноги так и не повыдергали и ни одной головы не расшибли…
Дело получилось неслыханное: пожалуй, впервые за всю историю европейских монархий на троне (к тому же – огромной империи, не какого-нибудь Монако!) оказалась особа, мягко выражаясь, специфическая. Пьющая, вздорная, туповатая бабенка так до сих пор и не установленной точно национальности, но самого что ни на есть простонародного происхождения. Взятая при штурме города пленница, которую сначала раскладывали в обозе драгуны, потом пользовали господа сановники… Наконец, она попала на глаза государю императору Петру Алексеевичу, да как-то незаметно вспорхнула в законные супруги и полноправные императрицы… Что ей, впрочем, не помешало потом наставлять грозному «херу Питеру» развесистые рога, такие, что любой олень позавидует.
Пожалуй, это был наивысший успех, какого только добился в своей причудливой и противоречивой жизни рейхсмаршал Александр Данилович Меншиков…
Этот титул – не ошибка и не ирония. Меншиков официально именовался в свое время «господин рейхсмаршал», поскольку был главой сухопутной армии и главноначальствующим русского флота. Вот и ввели специально для него очередной позаимствованный из немецкого языка титул.
Мне не удалось установить, несмотря на долгие и тщательные поиски, бывали ли еще в европейской истории рейхсмаршалы, кроме Александра Меншикова и Германа Геринга. В любом случае, если сравнить обоих рейхсмаршалов, петровского и адольфовского, без малейшей натяжки обозначается череда очень уж зловещих, полумистических совпадений. И Александр, и Герман происходили из низов. Оба в молодости храбро воевали. Оба потом, заматерев в высших сановниках своих государств, печально прославились прямо-таки фантастическим казнокрадством и стяжательством. Оба, как барбоска блохами, были увешаны орденами, должностями, почетными званиями (разве что в титулах Александр обскакал Германа). Оба кончили скверно – один умер в ссылке, в стоящей на вечной мерзлоте убогой избушке, другой отравился в тюремной камере в ожидании виселицы. Положительно, что-то есть в титуле рейхсмаршала, приносящее несчастье!
И началось «бабье царство»… Нужно упомянуть, что высокие сановники все же приняли некоторые меры против гвардейского самовольства – они создали высший орган управления государством, Верховный тайный совет. Совершенно непонятно, что в нем было тайного, если его членов все прекрасно знали, и собирались они на заседания не в конспиративном подвале, а в роскошных палатах, но так уж он именовался согласно очередным заимствованиям от немцев. Нельзя сказать, что орган этот очень уж ограничивал власть монарха, но кое-какую роль в управлении государством все же играл.
Двухлетнее царствование Екатерины, если приглядеться к нему пристально, особого интереса не представляет. По инерции, ни шатко ни валко, государственные дела кое-как тащились через пень-колоду, сопровождаемые мелкими реформами, касавшимися третьестепенных деталек государственного аппарата. Из мало-мальски заметных событий следует отметить лишь отправку во Францию русского торгового корабля, да и то курьеза ради: судно послали в плавание не столько ради обучения навигацкому делу мореплавателей, сколько «для слуху народного, что русские корабли ходят во французские гавани».