Жизнеописания

В настоящее время римские месяцы не сходятся с греческими; но тот день, в который Ромул основал город, был, как уверяют, тридцатым греческого месяца. В этот же день было солнечное затмение, которое, говорят, вычислил знаменитый эпик, теосец Антимах, и которое падает на третий год шестой олимпиады.

Во времена римского ученого Варрона, глубокого знатока истории, жил товарищ его, Таруций, философ и математик, но в то же время занимавшийся астрологией, в которой он достиг больших успехов. Варрон предложил ему определить день и час рождения Ромула, принимая во внимание известные дела его жизни, – таким же методом, каким они решают геометрические задачи, так как, по его словам, зная год рождения человека, можно знать заранее его жизнь, точно так же, как, зная его жизнь, можно определить время его рождения. Таруций решил предложенную ему задачу. Зная несчастия Ромула, его дела, время жизни и то, как он умер, имея в руках подобного рода сведения, он, ручаясь за достоверность сообщаемых им сведений, смело объявил, что Ромул зачат в первый год второй олимпиады, в египетском месяце хеаке, двадцать третьего числа, в третьем часу, во время полного солнечного затмения, родился же в том же месяце, двадцать первого числа, при восходе солнца; основал Рим – девятого фармути, между вторым и третьим часом.

В судьбе города, как и в судьбе человека, решающую роль играет время, которое можно определить по положению светил во время его основания. Конечно, такого рода вещи или подобные им скорей понравятся читателю своим сказочным, фантастическим характером, нежели заставят его рассердиться из-за своей мифической окраски.

XIII. ОСНОВАВ город, Ромул прежде всего образовал войско из всех способных носить оружие и разделил его на отряды. Каждый отряд состоял из трех тысяч пехоты и трехсот всадников. Он назывался легионом, так как для него выбирали самых воинственных из граждан. Прочие составляли народ. Народ получил имя «популус». Сто лучших граждан были избраны советниками и названы патрициями, собрание их – сенатом. Сенат значит, собственно, совет старейшин. Патрициями советники названы, говорят, или потому, что они были отцами законнорожденных детей, или, скорей, потому, что могли указать своих отцов, что при массе сбегавшихся отовсюду жителей города могли сделать немногие, или же от слова «патроциниум» – так до сих пор обозначают римляне покровительство другим, причем думают, что какой-то Патрон, один из товарищей Эвандра, был заботливым отцом и защитником слабых, вследствие чего и деятельность такого характера получила названное имя. Всего вероятнее, Ромул дал им это имя для того, чтобы первые и самые сильные пеклись и заботились о слабых, как отцы, и вместе с тем давали понять другим, чтобы они не боялись сильных и не роптали на те почести, которые оказывают им, но любили их, смотрели на них, как на отцов, считали ими и называли этим именем. В то время как чужеземцы до сих пор еще зовут сенаторов повелителями, сами римляне называют их только «отцами, внесенными в списки», – имя, которое служит выражением величайшего почета и уважения и в то же время не возбуждает ни малейшего чувства зависти. Сперва их называли просто «отцами», но позже, когда число их увеличилось, их стали называть «отцами, внесенными в списки». Это имя было в глазах Ромула высшим, в отличие сенаторского сословия от нашего класса.

Он сделал еще другое отличие аристократии от простого народа: одних он назвал патронами, т. е. покровителями, других – клиентами, т. е. покровительствуемыми, и вместе с тем замечательно умно связал их заботою об общем благе и лежащими на каждой из сторон важными взаимными обязательствами в будущем. Первые растолковывали последним законы, защищали их на суде, были их советниками и опекунами во всем, вторые не только оказывали им уважение и почет, но и помогали им выдавать замуж дочерей, если патроны были бедны, и платили за них долги. Ни закон, ни магистрат не могли заставить клиента давать показания против патрона или патрона против клиента. Позже для патронов считалось неприличным, низким брать деньги с клиента, хотя остальные обязательства остались в силе. Но довольно об этом.

XIV. СПУСТЯ три месяца по основании города произошло, как рассказывает историк Фабий, смелое похищение женщин. Некоторые говорят, что Ромул, сам человек воинственный, получил предсказание оракула, что Риму суждено взрасти, увеличиться и достичь огромных размеров – среди войн, поэтому царь первым оскорбил сабинцев. Он похитил немного девушек, всего тридцать, – он искал, скорей, предлога к войне, нежели женщин. Но это не заслуживает доверия: он видел, что город быстро наполнился жителями, из которых женаты были только немногие. Большая часть из них состояла из бедняков – простолюдинов, презираемых и не дававших повода рассчитывать, что они станут жить оседло. Он надеялся, что оскорбление, нанесенное сабинцам, послужит косвенным образом началом общения и сношений с ними, если только удастся приобрести нравственное влияние на женщин. К приведению в исполнение своего плана он приступил следующим образом. Прежде всего он распустил слух, что нашел в земле алтарь какого-то бога. Бога этого называли Консом, быть может, как бога «совета», – консилий до сих пор еще значит по-латыни «совет», как высшие магистраты, консулы, значит «советники» – или же его отождествляли с «конным» Нептуном, так как алтарь последнего стоит в Большом Цирке, невидимый в остальное время, его показывают только во время скачек. Другие же говорят, вообще, что, так как план хранился в тайне, не был никому известен, то вполне обоснованно было посвятить алтарь, скрытый под землею, божеству.

Когда он был найден, Ромул принес на нем пышную жертву и устроил игры, народный праздник, на который разослал приглашения всюду. Собралось огромное количество народу. Сам он вместе с избранными гражданами занимал почетное место в красного цвета плаще. Знак нападения должен был состоять в том, что он встанет с места, снимет плащ и снова наденет его. Большинство вооруженных мечами людей наблюдали за его движениями и, когда он подал знак, обнажили мечи, с криком бросились вперед и стали уводить дочерей сабинцев, позволяя их отцам спасаться бегством. Одни говорят, что было захвачено только тридцать, именем которых названы курии, по Валерию Антийскому – пятьсот двадцать семь, по словам Юбы – шестьсот восемьдесят три девушки; что больше всего оправдывало Ромула в глазах других: замужняя женщина была захвачена только одна, Герсилия, да и то по ошибке, так что похищение женщин не имело целью ни насилие, ни оскорбление, – им желали слить, соединить в одно целое самыми тесными узами два народа. Герсилия вышла, говорят, замуж за очень знатного римлянина, Гостилия, по другим – даже за самого Ромула. Он имел от нее детей – единственную дочь, Приму, названную так как первенец, и единственного сына, которому отец дал имя Аоллия в память того, что он «собрал вместе» граждан. Некоторые говорят, что позже он получил имя Авиллия. Об этом рассказывает историк Зенодот Трезенский, но находит себе многих противников.

XV. ГОВОРЯТ, между похищенными тогда девушками выделялась одна своею замечательной красотою и высоким ростом. Какие-то простолюдины повели девушку с собой, как вдруг им попалось навстречу несколько знатных мужей, которые стали отнимать ее. Похитители стали кричать, что ведут ее к Таласию, молодому человеку, уважаемому за свои нравственные качества. Услыхав это, защитники девушки стали выражать ему добрые пожелания и на радостях хлопать в ладоши, некоторые же даже вернулись обратно и пошли следом за провожатыми в знак любви и уважения к Таласию, выкрикивая его имя. Вот почему римляне до сих пор еще во время свадьбы употребляют припев: «Таласий!», как греки «Гименей!». Говорят, Таласий был счастлив в браке.

Карфагенянин Секстий Сулла, высокообразованный человек, говорил мне, что этот крик Ромул назначил как сигнал похищения. Все уводившие девушек кричали: «талассио!» – обычай, оставшийся вследствие этого и при свадьбах. Большинство же, между прочим Юба, думает, что слово это – знак приказания, заставляющий работать, заниматься прядением шерсти, хотя в то время греческие слова не входили еще в состав латинского языка. Но если слово это принимать не в дурном смысле, мало того, допустить, что у римлян слово «таласия» имело то же значение, что у нас, мы можем найти ему другое, более удачное объяснение. Когда сабинцы заключили мир с римлянами, одно из их условий, касавшееся женщин, говорило, что они не должны ничего делать мужьям, как только прясть шерсть. Таким образом, при позднейших браках сохранился обычай, что родители невесты, или гости, или вообще присутствующие кричат в шутку: «талассио!» в знак того, что женщина, выходя замуж, не должна делать ничего другого, как прясть шерсть. До сих пор еще продолжает существовать обычай, что новобрачная не переступает сама порога дома, а вносится в него на руках, в знак того, что некогда женщин внесли в дом силой, что они вошли в него не добровольно. Некоторые говорят, что волосы новобрачной обрезают острием маленького копья в знак того, что первый брак был совершен среди битвы и грома оружия. Этого вопроса я касался подробнее в своем сочинении «Римские изыскания». Женщины были похищены около восемнадцатого числа секстилия месяца, теперешнего августа, в день праздника Консуалий.