Наследник, которому по...

— Папа! — вопль негодования вырвался из груди старшей дочери главы рода, а сама она вскочила на ноги, вся красная, от прилившей к лицу крови.

— Что, папа, — мужчина отвернулся в сторону, — драки между мужем и женой, ну или будущими мужем и женой — выделил он голосом слово, — это их внутрисемейное дело и рода не касаются.

— Я… я… я, понимаю… — Шмыгнув носом, Сюзанна опустилась опять на диван и надолго замолчала.

— Вот, вот, подумай хорошенько, — произнёс напоследок мужчина, а затем вышел, оставляя дочь одну.

Когда в понедельник я высадился у ворот школы и неторопливо, перекинув ремень сумки через плечо, прошел на территорию, то сразу почувствовал некоторый диссонанс. Что-то было выбивающееся из нормального порядка вещей.

Задумчиво постояв, я понюхал воздух, затем попытался оценить прозрачность атмосферы и фазу Луны, которую ещё было неплохо видно, над самыми верхушками деревьев.

Но нет, с этим было всё в порядке.

— Дрейк привет! — пыхтя от натуги, прокричал мне один из одноклассников и я с ленцой махнул в ответ, всё ещё ища ту неправильность, что продолжала царапать мне подсознание.

— Не отвлекайся, — одёрнул того Иванов, на мгновение пройдясь по мне неприязненным взглядом, а затем вновь принимаясь пинать кого-то на земле.

Герой-простолюдин сегодня был тоже какой-то не такой. Я посмотрел в спину Такаюки, задумчиво хмыкнул и пошел дальше, то и дело натыкаясь на замерших и каких-то растерянных школьников, что постоянно шушукались между собой.

И только потом, когда я уже почти дошел до класса, до меня дошло, что было там самым неправильным — Иванов. Почему-то сегодня толпой били не его, а он сам бил кого-то толпой, в которой было как-минимум пятеро моих одноклассников.

Хмыкнул про себя, всё-таки подговорил Такаюки-кун народ на бунт. Ну ладно, это его путь, ещё хлебнёт полной ложкой, придёт понимание.

Когда минут через пять они, шумно что-то обсуждая и гогоча, ввалились в класс, я уже сидел на своём любимом месте и развернувшись к окну, задумчиво вспоминал интересные задачки из “Занимательной физики”.

— Ну что, — бесцеремонно уселся прямо на мою парту Иванов, довольный как объевшийся сметаны кот. Форменный пиджак на нём был расстёгнут, рубашка топорщилась мятым воротом, но гонор изнутри пятиклассника так и пёр. — Сидишь?! Скоро мы твоим дружкам аристократикам покажем где раки зимуют. Ша, кончилось ваше время, теперь мы тут будем главные.

Зевнув, я посмотрел на растянувшего рот в широкой улыбке парня, спросил с некоторой отстранённостью, всё-ещё пребывая одной частью мозга в прочитанной книге, — Слушай, Такаюки-кун, вот ты для чего становился сильнее?

— Для того, чтобы давать отпор таким как ты! — немедленно ответил он.

— Тому типу перед школой, кто бы он ни был, ты тоже давал отпор, или вы просто его толпой запинали?

— Он хотел нас унизить!

— А ты хочешь стать болдаром? — задал я сбивший его на секунду с толку вопрос.

— Конечно хочу, — фыркнул парень.

— Тогда получается, — начал я развивать мысль, — с учётом существующей методики обучения, тот тип просто хотел дать вам возможность развить свой дар. Так же выходит?

— Дар можно развить не только испытывая унижение, но и унижая самому, — насупившись, ответил Иванов, уже чувствуя, что я начинаю клонить куда-то не туда.

— То есть, ты, с остальными, просто решил тоже поднимать свой дар через унижение других. Значит все эти разговоры про отпор, обман? — я чуть дёрнул бровью, с некоторым сомнением глядя на посмурневшего одноклассника, — Тогда ты просто занимаешься подменой понятий. И ничем не лучше других.

— Я не такой как другие! — взвился тот, сжимая кулаки.

— Не заметил, — спокойно ответил я ему. — Хотя можешь не переживать, осуждать не стану. Мне вообще как-то пофиг, каким путём вы тут ранги решили поднять, ваше дело, не моё.

— Слышь ты, — с угрозой в голосе протянул Иванов, — я тебе сейчас врежу.

— Такаюки, не надо, — внезапно вмешался ещё один наш одноклассник, — Дрейк прав, мы собирались просто не давать себя в обиду, нападать первыми это не защита.

“Глупец, — подумал я, — как раз таки самая лучшая защита это превентивное нападение” — но вслух говорить не стал. Можно тысячу раз объяснить что огонь жжётся, но поймет он он это только когда сам сунет палец в пламя.

Такаюки тоже был не согласен, но почему-то тыкал пятернёй в меня, пытаясь обвинить, что это я тоже кого-то унижаю.

Вот только поддержки не нашел.

А я вновь зевнул. Спать хотелось неимоверно.

После урока физики, стоящего третьим в расписании, на котором Аристарх Эдмундович неистовствовал особенно, отчего без сознания звонок с урока встречало аж пятеро учеников, он внезапно подошел ко мне.

Отношения у нас с ним складывались замечательные, я быстро выбился в лучшие ученики и любимчики вечно недовольного учителя, поэтому он ко мне обращался не по фамилии, как к остальным, а по имени, что слыло знаком наивысшего доверия.

— Послушай, Дрейк, — произнёс он, — я тут узнавал, ты не состоишь ни в одном школьном клубе, почему?

— Ну, — я на секунду даже прекратил складывать сумку, пытаясь найти удобоваримый ответ на этот вопрос, — они все не интересные. Клуб карате для дебилов, которые решили себе отшибить и так последние мозги, в эту же категорию — абсолютно бесполезных, идут и все остальные спортивные клубы. Клуб садоводов и кулинарии это девчачья тема, мне не интересно. Компьютерный клуб пробовал, но они слили мне все бои в контру и там мне просто скучно.

— Да, но есть ещё один клуб, — улыбнулся Канаплян одними губами.

— Какой? — посмотрел я на него.

— Мой личный, клуб физики.

А вот это было что-то новенькое. По крайней мере в списке общедоступных клубов его не значилось. И плюсом, там было магическое слово — физика, на которое я не мог не клюнуть. Согласие своё я тут же дал и мы, пользуясь тем, что началась большая перемена, пошли знакомить меня с клубом.