Страница 51 из 52
Бригада с облегчением зашумела, тотчас замолчав от сурового окрика Петрова:
– Не расслабляться! Мы не закончили!
Я принялась гладить холодный, с испариной, лоб мужа, молясь всем богам сразу.
– Маша, иди, ты больше не нужна! – Виталий командовал, как генерал на поле боя.
Возражать я не посмела и поплелась на выход, жутко боясь сидеть в одиночестве в коридоре. Отчего-то казалось, что, пока я тут, рядом с Лешей, ничего плохого с ним случиться не может.
Тихо сидела на кушетке, до боли сжимая пальцы, когда ко мне подсела Власта Евгеньевна. Соболезнующе пожала мне руку, спросила:
– Как дела?
Я пожала плечами, не удивляясь, что она здесь. По больнице слухи разносятся быстро.
– Вроде выкарабкался, – голос прервался, но я справилась, продолжая уже более-менее спокойно: – Повезло, Петров оказался здесь.
– Да, он задержался на предыдущей операции, домой уже собирался, когда пришло сообщение от тебя.
– Он вторую смену уже пашет?
Она похлопала меня по предплечью.
– Не волнуйся, ему не привыкать. Талант, он всем нужен.
Из операционной показался Виталий. Вот легок на помине! Кивнул в знак приветствия Власте Евгеньевне, стащил с лица маску и сказал мне:
– Справился твой муженек, жить будет. Но дальше вытаскивай его сама.
Я вскочила, чуть не бросившись ему на грудь от накатившего облегчения.
– Спасибо вам, Виталий Викторович! Если б не вы…
Продолжить он мне не дал:
– Я тут ни при чем. Я эту схватку со смертью проиграл, причем откровенно. Это чудо ему помогло. Может, ты его у Бога отмолила, может, что-то еще помогло. Моей заслуги тут нет. Ранение было серьезным.
Он объяснил мне, что была задета аорта, что шансов было десять из ста, и что случилось чудо, иначе он это назвать не может.
Из дверей выкатили каталку с лежащим на ней мужем.
– Иди, проследи, чтоб устроили его нормально, – устало сказал Виталий, – все равно спать-то не сможешь.
Еще раз сказав спасибо, я рванула за каталкой. Привезли Леху, как я и попросила, в отделение реанимации. Можно было, конечно, оставить его и в отделении катастроф, но там я никого не знала, а тут все были свои.
Подключили все приборы, проверили датчики. Я устроилась в кресле возле него, рассматривая дорогое лицо. Вот поправится, и я первым делом забеременею. Не хочу больше испытать тот ужас, когда поняла, что остаюсь совсем одна.
Под утро пришла Власта Евгеньевна. Присела рядом, посмотрела на бледное лицо Красовского, повздыхала и сказала:
– Умер академик Захаров. Мне сказали об этом только что. Вечером сидел, занимался, потом позвал дочь. Она прибежала, а он схватился за сердце – и все. Представляешь, это случилось тогда, когда спасали твоего мужа. Прямо во время операции.
Мне стало жаль Ивана Ярославовича, он был хорошим человеком, даже замечательным. Но все-таки его смерть была естественной, ведь ему исполнилось почти девяносто, точнее я не помнила. И он прожил большую насыщенную жизнь.
Посидев еще немного, Власта Евгеньевна ушла, а я осталась дежурить у постели мужа до утра. Очнулся он уже днем, когда я откровенно дремала в кресле. Но, едва он вздохнул, я встрепенулась и с облегчением увидела, что он открыл глаза и посмотрел вокруг осмысленным взором. Говорить не мог, но умудрился мне лукаво подмигнуть.
У меня по щекам бежали слезы, но я надеялась, что из-за маски их не видно. Но он заметил, потому что его взгляд потяжелел и стал сочувственно-горячим. Я сделала ему укол и велела:
– Спи! Быстрее поправишься.
Ему явственно хотелось что-то мне сказать, но снотворное подействовало быстро, и он безмятежно заснул.
В реанимации Алексея продержали две недели, ранение было тяжелым. Потом перевели в отделение интенсивной терапии. Все это время я жила в больнице, приходя домой только чтоб поменять одежду, помыться да постирать.
Учебу я не бросила, хотя первую неделю все-таки пропустила и нагоняла потом.
В общей сложности в больнице он провел два месяца. За это время выявили всех участников нападения. Петька признался сразу, но обвинил во всем свою нелепую подружку. Был суд, Петьке, как зачинщику, дали пять лет, но он был рад, что Леха выкарабкался и на суде в последнем слове заявил, что всегда его уважал и ничего плохого не хотел. А то, что произошло, роковая случайность.
Девицы, участвовавшие в нападении, приходили ко мне в больницу с извинениями. Типа они очень хорошие, а то, что случилось, это досадная неприятность. Я их послушала, пожала плечами и молча ушла. А что тут скажешь? Если нет ни ума, ни совести, никакие увещевания не помогут.
Еще месяц Алексей провел дома, готовя мне еду и отсыпаясь. Поскольку мне было велено его беречь и постельными утехами не увлекаться (Петров мне прямо так и заявил), то жизнь у мужа была очень скучная. От скуки он стал готовиться в наш технический универ и летом-таки в него поступил.
Эпилог
Мы сидели на нашем любимом месте у реки на отполированной многочисленными задами лесине. Леша широко расставил ноги, я устроилась между его бедер. Он обнял меня за пополневшую талию, плотно прижав к себе, и положил голову на мое плечо.
Мне было хорошо и спокойно. Жизнь после ранения мужа стала казаться совсем другой. Я воспринимала действительность гораздо острее, чем прежде. И да – мы завели ребенка сразу, как врач с оговорками разрешил нам супружескую близость. Малыш должен был появиться к новогодним каникулам.
Вот и сейчас пальцы мужа ласково поглаживали мой животик, и я чувствовала, как он блаженно улыбается. Весь последний месяц мы жили на моей даче. Дядя с тетей купили участок через три дома от нас и теперь периодически приходили в гости, принося еду, переживая, что мы плохо питаемся.
Мы с мужем часто приходили к реке поздним вечером, когда загорались звезды. Река в эти часы казалась невероятно красивой, переливаясь серебристыми огнями.
Но сегодня было полнолуние и перед нами расстилалась огромная серебряная дорога, маня и пугая.
– Знаешь, во время операции, – вдруг начал Алексей, что меня несколько даже напугало, потому что мы с ним никогда о том страшном дне не говорили, – я видел все, что со мной происходило. Такое чувство, что болтался где-то сверху. Видел и слышал тебя, отчаянно пытался вернуться, но вот такая река затягивала меня, как в туман. Я сопротивлялся, как мог, но она была сильнее.
Но когда меня уже почти засосало, я в отчаянии позвал того академика, что разрешил обращаться к нему за помощью. И увидел старое лицо с голубыми глазами, услышал насмешливый голос: «давай-ка поменяемся, дружок, тебе туда еще рано!», и меня отбросило обратно. Очнулся я уже в палате, с тобой. И до сих пор не могу понять – это были глюки умирающего мозга или что-то реальное?
У меня по коже пробежали мурашки. Сразу вспомнился Иван Ярославович.
– А ты точно помнишь, что это он решил с тобой поменяться?
– Конечно. Его лицо мне просто в память врезалось.
Я достала телефон и нашла фото академика. Показала его мужу, и он подтвердил.
– Точно, это он.
– Я тоже вспоминала его, когда тебе делали операцию, хотела позвонить и попросить, чтоб помог. Но не стала, решила, что он в этом случае бессилен. А он умер в эту ночь, причем в то время, когда у тебя остановилось сердце.
Мы потрясенно помолчали.
– Мистика! – выдохнул Леха. – Похоже, это он меня спас.
– Жизнь за жизнь? – врач во мне, получивший сугубо материалистическое воспитание, изо всех сил противился, но факты, как известно, вещь упрямая.
– Похоже на то. Спасибо ему! – муж крепче прижал меня к себе, будто боясь потерять.
Серебряная дорога вспыхнула яркими сполохами и погасла. Мы разом вздохнули. Подняли головы вверх – луна скрылась за облаками. Сразу стало темно и скучно.
– Домой? – предложил Алексей, я кивнула и поднялась.
И мы, взявшись за руки, дружно пошли к нашей даче.