Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 10



В раздевалке я надела шубку, сапоги, и мы вышли на улицу. Падал легкий снежок, искрящийся в свете фонарей. Воздух был морозный, свежий и бодрящий.

– Как здесь хорошо! – Панов поднял лицо, подставляя его падающим с неба снежинкам. – Ужасно соскучился по нормальной русской зиме!

– А в Лондоне зимы нет? – я знала про тамошние теплые зимы, но было интересно, что ответит он.

– Нет. Там вместо зимы наша осень. Слякоть и прель. В Шотландии в горах зимы есть, а в Англии нормальный снег – редкость. Гольфстрим, что ты хочешь, – обвинил он в непотребстве теплое течение, портившее погоду в Лондоне.

Я с вожделением взглянула на вывеску соседней кафешки. Есть хотелось жутко.

– Сходим в ресторан? – искусительно предложил он. – Перекусим?

– Может, в кафе? – я кивнула на кафешку. – Это проще, да и ближе.

– Но не в это, – решительно воспротивился он. – Мне как-то довелось в нем поесть. Честно скажу – не в восторге.

Я не такая привередливая. Мне в этой кафешке есть приходилось много раз, и ничего, жива. Но спорить не стала.

– Как хочешь. А куда пойдем?

– Давай в итальянский ресторанчик заскочим. Мне там когда-то нравилось, – в его голосе проскользнула ностальгическая нотка.

До итальянского ресторана было ехать и ехать, если в пробке не застрянем. Вечер, дороги перегружены. Но Виктор призывно махнул рукой, и возле нас остановилась белая «тойота». До ресторана мы домчались за десять минут, объехав пробки по дворам. Водила попался еще тот. Получив от Панова деньги, подмигнул ему и укатил.

К моему удивлению, в ресторане еще были свободные места. Нас провели к довольно уютному столику возле окна. Я отметила, что с улицы ничего не было видно, окна казались завешенными плотной тканью, а изнутри улица была вся как на ладони. Я полюбовалась цветной подсветкой противоположного дома – красиво.

Виктор заказал себе много чего, а я несколько итальянских салатиков: очень люблю салаты и легкий десерт.

– Шампанского не хочешь? – что он собрался праздновать, интересно? Но он тут же пояснил: – Все же Новый год близко. Сегодня уже двадцать девятое.

– Не люблю шампанское, – да, мне своего полудетского к нему отвращения так преодолеть и не удалось. – Но если ты хочешь, то пей.

– Вино в одиночку не пьют. Тем более шампанское.

Он налил и мне, и себе минералки и тихо признался с затаенной горечью:

– Ты совсем не изменилась. Только еще красивее стала. В смартфоне этого не видно.

– А ты изменился, – я отпила глоток. Минералка оказалась сильногазированной, и углекислота ударила в нос, защипала язык. Виктор ждал уточнения, а я не могла ничего сказать, справляясь с колючками во рту. Наконец сумела добавить: – Ты возмужал. Стал взрослым. Этаким суперменом.

Он невесело засмеялся.

– Умеешь ты делать комплименты, – с укором покачал головой.

Он что, решил, что это подколка? Но я сказала чистую правду и вовсе не хотела его обидеть. В ресторане играла тихая приятная музыка, на танцполе в такт ей двигались пары.

– Потанцуем? – предложил он, заметив, что я пристально слежу за ними.

– Давай! – согласилась я.

Все равно заказ принесут еще не скоро. Поварам нужно все приготовить, здесь не бывает дежурных блюд. Зато все свежее, не отравишься.

Мы вышли на танцпол и заскользили по паркету. Виктор прижимал меня к себе бережно и нежно, я себя с ним чувствовала хрустальной вазой. Но чувство было странным. Будто он со мной прощается, что ли.

В воздухе витала необычная печаль. Может, на меня транслировались его эмоции, а может, так влияла медленная томная музыка. Мы не стали ждать окончания мелодии – на наш столик принесли заказ, и мы поспешили занять свои места. Есть хотелось очень.

Оказалось, голодна не только я. Виктор тоже ел торопливо, спеша насытиться. Перекусив, откинулся на спинку стула и признался:

– Я вылетел сегодня из Хитроу ранним утром. Потом еще пересадка в Москве. Поесть было некогда. Еда в самолете не в счет. Там и есть-то было нечего. Да и штормило постоянно, из одной турбулентности в другую ныряли.



Я согласно кивнула. В самом деле, в последнее время в самолетах стали кормить отвратительно. А то и вовсе не кормят. Я когда летала к маме в Москву, на разные рейсы попадала. Некоторые самолеты прямо на свалку просились. Или в переплавку, до того старые. И сервис там был соответствующий. Но хоть не падали, и на том спасибо.

Я доедала второй из заказанных салатов, когда меня снова посетило чувство чужого взгляда. Осторожно посмотрела по сторонам – ничего не заметила. Да что это такое? Паранойя у меня, что ли?

Виктор смотрел на меня с тихой грустью. Улыбнувшись ему, ободряюще предложила:

– Облегчи свою душу, дорогой мой. Ты прилетел попрощаться?

Он с силой зажмурился, будто хотел сдержать слезы. Мне стало его жаль. Протянув руку, крепко пожала ему ладонь.

– Так что случилось? Я же вижу, что ты сам не свой.

Он открыл глаза и резко признался, будто прыгая в холодную воду.

– У отца сложности. Его счета в Штатах и Англии заморожены.

– И что ты должен сделать? – я не знала, как в такой ситуации Виктор мог помочь отцу, но от него явно что-то требовалось.

– Я должен жениться, чтоб его выручить, – с горечью выпалил он.

Я глуповато выпучила глаза. Нет, когда девушки выходят замуж за богачей, чтоб жить красиво, это я в курсе. Но чтоб парни женились, по сути, ради того же, слышу впервые.

– Я приглянулся одной из богатых американок. Очень богатых, – с язвительной усмешкой уточнил он. – И она открытым текстом предложила отцу: если я на ней женюсь, она поможет разблокировать счета.

– А это реально? – что-то меня взяли сомнения.

Панов кивнул.

– Вполне. Счета открыты в ее банках. В накладе отец не останется. И будет составлен грамотный брачный контракт, чтоб я никуда от нее не делся.

Это никак не укладывалось в моей голове. Никак. Это что же за отец у него? Исковеркать жизнь собственного сына ради денег?

– Она тебя старше? – он уныло кивнул, и я с замирающим сердцем спросила: – На сколько?

– На двенадцать лет, – и ответил на мой невысказанный вопрос: – Да, ты права. Я, по сути, буду тем, кого на западе называют «купленный мальчик».

У него обострились черты лица, и он остановившимся взглядом воткнулся в окно, будто увидел там что-то чрезвычайно важное.

Я замерла не в силах вздохнуть. Сердце сдавило, как частенько бывало со мной при грустных известиях. Мы замолчали, не зная, о чем говорить. Да и что тут можно сказать? Все остальные темы забылись.

Тяжело вздохнув, он перевел взгляд на меня. Смягчившись, тихо сказал:

– Если б у меня была надежда, то я бы отказался. Но теперь какая разница? Если любимая тебя не любит, все остальное уже не имеет значение.

Я покраснела и опустила глаза. Если б я согласилась стать его женой, он отказался бы жениться на этой американской банкирше, хотя мне больше хотелось назвать ее бандитшей. Но что было бы с его близкими? С отцом, с мамой, братом? Нет, с голоду бы они не померли, им просто пришлось бы умерить свои аппетиты, ведь наверняка не все средства семьи хранились в зарубежных банках, но как бы после этого они стали относиться к сыну, да и ко мне?

Главное даже не в этом. Если б я согласилась, то жертвой стала бы я. Ну не жертвой, это уж слишком сильно сказано, но, тем не менее, пострадавшей стороной точно. Потому что я не хочу замуж. Мне приятно болтать с Виктором, он мне нравится, но как друг, не больше.

По моему угнетенному молчанию он понял, что между нами все по-прежнему.

– Свадьба будет через месяц, не раньше, – четко, как командиру, отрапортовал он. – Потому что все должно быть по правилам. У нее даже две репетиции запланированы, чтоб все прошло без сучка и задоринки.

– Как ее зовут? – зачем-то спросила я.

– Не поверишь – Мэри. Это еще одно доказательство того, что в своих желаниях нужно быть очень осторожным. Потому что я просил у вселенной, чтоб Маша стала моей женой. Вот она ею и станет.