Страница 3 из 11
Когда всё закончилось, Рэнди выждал пару минут, прислушиваясь и переводя дыхание. Игнорировать требующее выхода возбуждение по-прежнему получалось с трудом, но в мозгах хотя бы начинало проясняться.
Мадам тоже пришла в себя.
— Ты сегодня была очень послушной девочкой. Очень-очень послушной и старательной. Ты сделала мне хорошо и заслужила подарок, — ласково промурлыкала она. — Смотри, что я тебе приготовила. Да-да, вот здесь. Ну же, смелей!
Следом донёсся вскрик и кричала точно не мадам.
Рэнди снова отвёл тростью портьеру и заглянул в образовавшуюся щель.
— Меня что-то укусило… — лепетала девица, размахивая правой кистью и пытаясь высвободить левую, которая всё ещё была привязана к изголовью кровати. — Печёт.
Мадам стояла рядом и с любопытством смотрела на неё:
— О чём ты?
— Там… там же что-то было, да?
— Разве? — Мадам Муро перехватила её за запястье, грубо заломила руку за голову и ловко пристегнула к цепочке. — Не дёргайся! Мы не закончили.
— Но там… там же что-то было…
— Тише-тише. Я обо всём позабочусь, не бойся. Будь и дальше хорошей девочкой. Сейчас всё пройдет.
Мадам выпрямилась и отступила назад, наблюдая, как тело девицы изогнулось дугой, а потом забилось в конвульсиях, словно угодивший в паутину мотылёк, и вдруг обмякло.
— Видишь, как быстро? Я же говорила. Ты заслужила покой.
========== Клиент ==========
К счастью, улица была пустынна.
Когда балансируешь без всякой страховки на высоте десяти футов, уцепившись за скользкий от дождя карниз и вложив носок ботинка в выступ на щербатой стене, об этом обычно не задумываешься, но Скааль должна была предусмотреть всё. Она куда больше любила импровизации, но импровизации всегда шли рука об руку с чудовищным риском. Рисковать было нельзя. По крайней мере, не сейчас.
Она дотянулась до фонаря, вытащила клапан и перекрыла газ, с трудом прокрутив проржавевший вентиль. Часть дома утонула в дымной пелене сгущающегося сумрака.
Где-то тоскливо, пронзительно взвизгнул клаксон паромобиля, но Скааль, привыкшая к грому циркового оркестра и пушечным выстрелам, даже не шелохнулась. Отпустив фонарь, кошкой полезла вверх — до узкой прорехи окна оставалось несколько дюймов и один решительный рывок.
Она подтянулась, взобралась на карниз, толкнула створку, которая — Скааль уже знала — не запиралась на защёлку, и, навалившись животом на деревянную раму, стала втискиваться внутрь. Это была самая сложная часть плана: девочка-змея из неё получалась никудышная, несмотря на природную гибкость.
Затрещала ткань трико. Скааль беззвучно выругалась и, ухватившись руками за портьеру, скользнула вниз, к чёрно-белой напольной плитке.
Наконец-то.
Она перевела дух и улыбнулась.
Угловая комната мадам Муро — единственная из необследованных — была полностью в её распоряжении на ближайшие полчаса. Неподалёку, скорее всего за стенкой, фыркали пумы, которых выводили на подмостки в причудливых кованых намордниках.
Скааль прислонилась ухом к гобелену, прислушалась. Ей было жаль животных: пумы выглядели хорошо, их золотистые шкуры лоснились, но она прекрасно знала, что может скрываться за внешним благополучием подневольных зверей.
Она сбежала в передвижной цирк, к подкупольным обручам и цветным полотнам, на самой заре своей молодости, когда до смерти устала от пыльной духоты конторы, монотонного стрёкота пишущей машинки и чопорных кружевных платьев. Тогда же выкрасила светлые волосы лиловыми чернилами и взяла себе забавное прозвище.
Воздушная гимнастика стала глотком свежего воздуха, страстью, а в перерывах между выступлениями кипели другие страсти — дорожные, репетиционные, любовные. Скааль закрутила роман с молодым дрессировщиком и в целом была довольна жизнью, пока не увидела, как он охаживает кнутом обезьянку. Она бросилась на защиту и тоже схлопотала парочку ударов. Могла остаться без глаза, если бы не гогглы, доставшиеся от деда-конструктора. Рассечённое плечо зажило быстро, дрессировщик той же ночью закончил свою карьеру в клетке с простреленной головой, а выпущенные на волю звери пустились в бега вместе со Скааль.
Совсем скоро её поймали, но совсем не те, от кого она пряталась на окраине Рейнвилля. Однажды странный человек во фраке, выйдя из новёхонького кабриолета, перегородил ей дорогу в Блэквуде и заявил, что в достаточной степени оценил её таланты и хочет предложить работу. Скааль согласилась, и тогда ей выдали оружие и аванс.
С тех пор так и повелось: мужчина во фраке появлялся из ниоткуда, называл имя и платил наличными. От неё требовалось разыскать этого человека, убить и бесследно исчезнуть, не оставив улик и не задавая лишних вопросов. Получалось неплохо.
Скааль не любила города. Механические цветы урбанизации распускались не для неё. Она не очень хорошо представляла, что находится за пределами Рейнвилля, но слышала, что где-то на севере было совсем иное медное солнце, цветущая зелень и синее ласковое море. Так у неё появилась мечта.
Всякий раз, нажимая на курок, Скааль заставляла себя думать исключительно о новой жизни у моря. Она будет. Скоро. Вот ещё немножко… и ещё… и ещё…
Потом ей надоело, и она для разнообразия выторговала для себя другое задание: найти артефакт бордельной дивы Муро — ключ, который та прятала у чёрта на куличках. Обещанная за него награда будоражила воображение, приближая к заветной мечте. Скааль не слишком вникала в подробности — что и где открывал ключ, вроде бы какую-то секретную лабораторию. Её ждали море и солнце — медное, не запачканное смогом заводов и туманов, грациозно уплывающее за линию горизонта на побережье.
Она вытащила из кармана спички, спрятанные в маленькой жестяной коробочке из-под белил, достала из поясного мешочка лучину, зажгла и принялась за дело. Нужно было обследовать каждый уголок — и так слишком засиделась в чёртовом доме терпимости, сегодня же ключ должен быть у неё в руках.
Скааль быстро, но методично проверила ящики, заглянула под ковры, прощупала содержимое шкафа, обследовала свечные светильники. Комнату окутывал навязчивый, хоть и едва уловимый тошнотворно-сладковатый душок гниения — где-то сдохла мышь?.. Это казалось странным — комната была вылизана до блеска.
Запах привёл к мусорному ведру. Неплохое место для хранения секретов: кому придёт в голову копаться в чужом дерьме, которое к тому же отвратительно воняет?
Взрывая тишину, массивные часы на стене зловеще отбивали секунды, с лёгким скрипом крутились шестерёнки.
Тик-так…
В этом весёлом доме живут монстры, девочка.
Чик-чик…
Они уже знают, что ты здесь.
Тик-так…
Они поднимаются по лестнице — слышишь их шаги?
Чик-чик…
Ты в ловушке, малышка.
Скааль показала певучим часам язык, вытащила из кармана перчатки, натянула и, вставив лучину в металлический подсвечник, полезла в ведро обеими руками. Смятые листы, салфетки, измазанные красно-бурым… Пальцы наткнулись на мягко-твёрдое, железо и… Скааль вытащила находку, поднесла к лучине и брезгливо бросила на пол.
Подобрать… найти и подобрать… это…
Перед ней лежал человеческий палец — кажется, указательный: чёрный овальный ноготь, грубая бахрома посеревшей кожи, кольцо. Она вгляделась в тонкий серебряный обод. Дыхание сбилось, стало рваным и громким.
Да что, чёрт возьми, происходит?
Скааль повидала немало пепельно-розовых ошмётков мозгов на мостовой, но сейчас её мутило и шатало.
Смерть стояла совсем близко, ухмылялась в спину — кольцо было слишком знакомо. Оно принадлежало яркой брюнетке в страусовых перьях и фаворитке хозяйки. Не далее, как вчера мадам печально кривила надменные напомаженные губы, сетуя, что та якобы «уехала отдохнуть к родне».
Скааль швырнула палец обратно в ведро и прислонилась к стене, зажмурилась.
Часы на стене продолжали издевательски скрипеть шестерёнками.