Атради

Позже Роми напилась. Сильно и в одиночестве — в плетёном кресле-качалке на веранде.

Теперь организм реагировал на алкоголь иначе. Хотя она знала, что теоретически легко может выгнать опьянение, делать этого не собиралась. Как и ускорять, чтобы забыться. Наоборот. В тот вечер она долго и безуспешно пыталась думать, вспоминать, перебирать мгновения, как будто это могло помочь найти в случившемся хоть какой-нибудь смысл. Будто в этом был способ принять то, что три дня назад Адана не стало.

Роми пыталась вспомнить, чем занималась эти дни — и выходило: ничем! Наслаждалась морем и солнцем, и всё. Глупо и бестолково, как будто ничего в её жизни не изменилось, будто никуда не делось бессмертие и впереди всё та же Вечность. А Адана — больше нет.

Это не укладывалось в голове. Не получалось представить, как такое вообще возможно, и почему она ничего не чувствовала в тот самый миг, когда Адана погиб. Казалось, должна была, пусть и не существовало между ними настоящей связи, как у него с Мирой. Несмотря ни на что.

Она ощущала себя в вакууме, который разрастался и пытался её раздавить. Кружилась голова, но не от выпитого. Роми задыхалась, но не могла разозлиться, расплакаться, не могла поверить. И поэтому пила.

Там же она и заснула, точнее, вырубилась, чтобы прийти в себя от рассветного холода и с дикой головной болью, которую было, как ни странно, приятно ощущать. Это означало, что она всё-таки способна на эмоции, а значит, поймёт, как справиться с другой болью и со страхом.

В то уже утро Роми сообщила Алэю, что они должны уехать. Куда угодно, только чтобы там не было никаких замков. Чтобы небоскребы — не выше ста этажей и разбитый асфальт под колёсами шумных машин, которые будут слышны даже с крыши самого высокого здания, и дождливое небо над головой. Чтобы никакого лета. А если там будет море — чтобы тоже ледяное, в котором даже в жару не захочется купаться, потому что оно такое же серое, как небо и сам город.

Алэй нашёл для них такое место.

Луна — маленькая точка, едва различимая даже в полнолуние, давала достаточно энергии, чтобы не возникал голод. Город, прекрасный своеобразной мрачной красотой, помогал успокоиться.

Роми нужно было время. Не чтобы подумать, а наоборот: не думать вообще.

Они сняли огромную квартиру под крышей пятидесятиэтажного дома. Обживаться не спешили, оба знали, что здесь ненадолго. Днём Роми искала одиночества в толпе. До темноты бродила по городу, глазела по сторонам, заходила в магазины, покупала никому ненужные, странные вещи и одежду. Она играла с самой собой в какую-то непонятную игру и ждала, когда начнут возвращаться настоящие чувства.

Алэй пропадал целыми днями в Эннере, помогая бывшим атради строить новый дом на далёком от Бэара пустующем архипелаге. Роми помнила, как говорила в последний день в Тмиоре: «Ты тоже не лидер». «Уверена?» — услышала тогда в ответ. Теперь она была уверена в обратном и признавала, что ошиблась.

Несмотря на то, что миров с подходящими лунами нашлось немало, большинство новоиспечённых доа не захотели покидать Эннеру. Роми знала, что рано или поздно они с Алэем тоже присоединятся к остальным. Её место там, откуда всё началось. Но сейчас она не думала о будущем, потому что сразу приходили мысли о хрупкости бытия и начинало казаться, что будущего — нет.

Вечером, когда Алэй возвращался к ней, они вдвоём выбирались на крышу, расстилали несколько покрывал на холодном камне и подолгу сидели в окружении соседних огней от более высоких домов. Пили местное терпкое вино, от которого не пьянели, говорили ни о чём и обо всём сразу.

Однажды Роми проснулась с неконтролируемым и настойчивым желанием устроить скандал, который бы обязательно закончился безобразной истерикой. И устроила бы, если бы не выяснилось, что дома одна. Тогда она выместила всё на посуде.

Алэй застал её на полу в окружении осколков. Роми не знала, сколько так просидела, из порезанного пальца текла фиолетовая кровь, капала на блестящий светло-серый кафель.

— Чёрт… — Алэй схватил переносную аптечку, из ванны — полотенце, бросил его на пол, сел. Взял её за руку.

Роми молча наблюдала, пока он возится с раной, а потом вдруг тихо призналась:

— Адан сказал, что меня с ним ничего не связывает. — Она прерывисто вдохнула. — Что он надеется больше не встречаться со мной. Он…

— Я знаю.

— Нет. Не знаешь. Я сволочь и дрянь… и… — Роми мотнула головой. — Я обещала ему не забывать. Но я тогда не верила… — И, вдруг или наконец, она громко всхлипнула, продолжая бормотать: — Понимаешь? Я не понимаю. Я не верила… Я же думала… когда-нибудь… мы все… он был…

Роми сорвалась. Разрыдалась, судорожно хватая ртом воздух. Она не знала, как объяснить, кем был для неё Адан. Она не хотела объяснять. Глупо, наивно верила, что тогда всё не закончилось, пусть пройдут годы, прежде чем они увидятся вновь, но это обязательно произойдёт. Он просто был и всегда будет. Вот так.

А потом сидела, уткнувшись в плечо Алея, снова вспоминала, словно заново переживая всё случившееся со дня их с Аданом встречи в Плеши.

***

Город спал.

Мрачная, промозглая осень уступала место зиме, днём тучи всё чаще рассеивались. Ночью на землю опускались заморозки, падал белый, пушистый снег. Совсем не такой, как на Эннере, но очень похожий на тот, что когда-то укутывал Нэшту. И по утрам город ослепительно сверкал под холодным солнцем.

Вчера они с Алэем первый раз не открывали на ночь окна и тогда же решили: пора возвращаться. Не потому что здесь становилось холодно, просто пришло время.

Весь день Роми, как всегда, гуляла по городу, но теперь смотрела на него другими глазами, открывала заново, понимала, что успела полюбить и, хоть пора прощаться, покидает его не навсегда. А сегодня вечером, уже лежа в кровати, наконец спросила Алэя, что ещё рассказал тогда Ллэр. И услышав ответ, долго не могла заснуть.

Странно, но она даже не думала о такой возможности. Давным-давно, когда всё только начиналось, и Эннера была совсем другой, когда мать в первый раз сообщила, что ждёт Роми в будущем, она поняла и приняла простой факт — обычной семьи у неё не будет. Легко и без сожалений — ведь то, что открывалось, во стократ грандиознее. Потом она просто забыла. И за все тридцать тысяч лет материнский инстинкт даже не проклёвывался. Может быть, атрофировался вместе с изменениями тела и сознания. Она и сейчас не вспомнила бы, если бы Мира и Ллэр не доказали обратное.

Это ещё ничего не означало, ведь тела тех, кто называл себя истинными атради, претерпели столько метаморфоз, но всё равно заставляло задуматься.

***

Она нашла Таль сразу, хотя Алэй предупреждал, что это может быть непросто. Мать Миры не находилась по долгу в одном месте, занимаясь десятком проектов и исследований одновременно. Теперь уже не только в Актарионе и Эннере, но и в Нэште. А может, и в других мирах.

Таль сильно изменилась, и мало чем напоминала ту высокомерную, яркую девицу, с которой Роми познакомилась. Собранные в хвост волосы, минимум косметики, спокойный, открытый взгляд синих глаз, в глубине которого нет-нет, а проскальзывала печаль. Тёмно-голубой брючный костюм и удобные туфли-лодочки без каблука только подчеркивали простоту во всём облике.

— Я уверена, в том, что происходит в Нэште и происходило в Тмиоре, есть много общего. Один механизм, если хочешь. Только Ллэр осторожничает! Но я всё равно докопаюсь до сути. Должна же я знать, где будут жить мои потомки, пусть он и утверждает, что мной руководит природное упрямство, а вовсе не беспокойство за внука, — Таль улыбнулась. Наклонилась, отпуская, ребёнка, которым, казалось, с самого начала разговора прикрывалась, словно щитом.

Маленькая девочка, лет пяти, не больше, со смешными, торчащими в разные стороны рыжими косичками неуверенно переступила с ноги на ногу, а затем, перехватив разрешающий взгляд, торопливо выбежала за дверь.

Таль выпрямилась и задумчиво посмотрела на Роми.

— Я долго считала тебя виноватой. Так было проще. Стоит найти, на кого можно свалить всё, и кажется, что становится легче. Что вот оно решение. Но это только видимость. Проходит время, и понимаешь, как ошибалась. Но до этого я злилась. Очень, — Таль усмехнулась, не отводя взгляда. — Когда поняла, что ты и Адан… была готова тебя убить. И убила бы, если бы Мира не остановила. Может, и не стоило тебе этого рассказывать, но зачем бы ты ни пришла сейчас, мне кажется, тебе нужно это знать до того, как ты что-нибудь у меня попросишь.