Рыцарь для Аси

— Журавли — символ скорби о павших на войне. Рыцарь, конечно, погиб. Об этом говорят строки: «алеют зори», «не вернется никогда», — не выдержала Влада и разъяснила суть последних строф стихотворения рядом сидящему бестолковому приятелю.

— Ее любимый, «души властитель», никогда не вернется, он покинул этот мир навсегда. Блок использует самое страшное для человека слово, звучащее как приговор — «навсегда». У Королевны нет надежды на завтрашний день, она, надежда, ушла вместе с гибелью любимого. Это стихотворение — гимн любви, когда один ради другого жертвует своим благополучием и покоем, — завершила анализ стихотворения учительница.

Прозвенел звонок, его трель слилась с вопросом Юры Игнатова:

— Ну, да, жертвуют почему-то только рыцари. Получается, чтобы тебя оценили, нужно уйти, потеряться, погибнуть. А без потерь нельзя любить? Просто любить?

«А ведь Юра прав, — подумала Настя, — стоит только расстаться с парнем, как ощущаешь, насколько он тебе дорог, насколько без него плохо. Как же приходит любовь? Может вот так и приходит, когда понимаешь, что тебе очень тоскливо без этого человека, настолько одиноко, что ничего не радует, даже жить не хочется? Может, я и правда влюбилась? Ведь если бы испытывала к Владу только дружеские чувства, то не ревновала бы его к другим девушкам? К парням ведь не ревную.

— Аська, ты что ждешь? Хочешь навсегда потерять Рыцаря? — спросила подошедшая Наташа Попова. Вон он в коридоре улыбается Семченко с Лукьяновой из параллельного. Брахман тоже ни на шаг от него не отстает.

— Что я сделаю, он на меня не обращает внимания.

Посмотрев на поникшую Настю, Наташа, как могла, успокоила подругу:

— Не расстраивайся так. Послушай, что-то мы давно не были в развлекательном центре, может, сходим, на новый фильм? Все равно с завтрашнего дня каникулы. Я уже и билеты купила.

— Хорошо, я согласна. А кто еще с нами?

— Игнатов и Димка Измайлов.

Отдав Насте билет, Наташа побежала к Юре, ожидавшему ее в фойе лицея.

Земля просыпалась от зимней спячки неохотно, тихо и незаметно сбрасывая с себя зимнее одеяло, но с каждым днем марта она все больше избавлялась от собственной сонливости и неуверенности. И вот, наконец, разразилась большой полой водой, ручьями и лужами.

«Сегодня до остановки придется пробираться небольшими перебежками и перескоками — все запружено водой», — думала Настя, отправляясь в развлекательный центр. Она вошла туда с небольшим опозданием: из-за распутицы приходилось обходить целые участки дороги. Решив, что ребята уже в зале, Настя тоже направилась туда же. В темноте, проходя между сиденьями, она с трудом нашла свое место. Подняв наконец глаза и посмотрев по сторонам, девушка увидела Влада, сидевшего на соседнем девятнадцатом месте и с удивлением наблюдавшего за ней.

— Привет, а где все? — дрожащим от волнения голосом спросила Настя.

— Не знаю. Мне Игнатов дал билет и сказал, что будет ждать здесь.

Сзади зашипели, призывая к порядку, и ребятам пришлось замолчать. До конца фильма они не разговаривали. Настя ни на минуту не могла сосредоточиться на содержании фильма, как не старалась. Все время она ощущала дрожь во всем теле то ли от холода, то ли от волнения. По окончании фильма ребята двинулись к выходу.

— Может, зайдем в наше кафе и погреемся немного, я очень замерзла в зале, почему-то сегодня там было прохладно.

— Нормально там было. Хорошо, пойдем, все равно оно рядом, через дорогу.

— Давненько вас не было, — улыбнулся бармен, узнав ребят, — занятия, уроки?

— Не только, — за двоих ответил Влад и, обратившись к Насте, спросил: — Что будешь?

— Как обычно, штрудель и кофе.

Сидя за столиком, они пытались перебрасываться короткими репликами, но разговор не клеился.

— Я тебя провожу, — сказал Влад, когда они пошли домой.

На улице стоял поздний вечер. Похолодало. Влад, видя, что Настя трясется от холода, снял с себя куртку и накинул на ее плечи.

— Зачем? Ты же простынешь?

Влад, ничего не говоря, подошел ближе и обнял девушку.

— Я тебя люблю, если бы ты знал, как сильно я тебя люблю, — сказала она неожиданно, поразившись собственной смелости.

После этих слов Влад, хриплым от волнения голосом, тихо сказал:

— Я тебя тоже… безумно люблю, — и вдруг осторожно и очень нежно поцеловал.

Они шли, обнявшись, и благодарили друзей за желание помирить их, за эту неожиданную, перевернувшую жизни встречу.

— Когда ты понял, что любишь? — тихо спросила Настя.

— Всегда знал, наверное, с первой встречи, только понял все в ту ночь, когда мы были на озере вдвоем. А ты?

— Не знаю, наверное, еще с лагеря. Но окончательно осознала, когда, позвонив по телефону сразу после Нового года, не услышала твоего голоса. Вероятно, мне надо было расстаться с тобой, чтобы понять, насколько ты мне дорог. Не только как друг дорог. Поняла, что такого доброго, умного, веселого, заботливого я никогда больше не найду. Ты лучший. Прости меня, пожалуйста, я не была уверена ни в тебе, ни в себе, поэтому так себя вела. Казалось, если мы перестанем быть друзьями, то потеряем друг друга. И вообще, глядя на свою мать, я боялась любви.

— А теперь не боишься?

— Нет, мой Рыцарь, теперь не боюсь.

— Ася, ты мне тоже очень дорога. Не беспокойся, вместе мы все преодолеем, главное, верить друг другу, — на этот раз он поцеловал девушку легко и радостно.

Они шли, обнявшись, холодным, ветреным, слякотным вечером, и им дела не было до всех этих игр и причуд погоды и природы, потому что юные души ощущали какое-то давно забытое спокойствие и невыразимое словами счастье.

***

В самом начале мая Василиса Николаевна вновь напомнила о себе, позвонив Анастасии Львовне прямо на работу.

— Я по поводу проведения праздничного обеда на даче. Помнишь ли, что договаривались об этом еще в последний день зимы? — строго проговорила подруга.

Согласовав время отъезда и другие детали, они простились до выходных.

— Василиса Николаевна настаивает, чтобы вы тоже поехали, — озадаченно произнесла Анастасия Львовна. — У нее дочь вашего возраста. Может, подружитесь?

— На фига козе баян? — заявила Влада со свойственной ей любовью к эвфемизмам.

— Для души, — не без иронии ответила Анастасия Львовна.

— Для души у нас есть свои друзья. Давайте сделаем так: ты празднуешь в своей компании, а мы — в своей, — предложил Влад. — Понимаешь, мама, сейчас ценен каждый день, проведенный с друзьями, ведь скоро мы все разъедемся в разные города и, возможно, очень долгое время не увидимся.

Анастасии Львовне с этими доводами пришлось согласиться. «Да и зря я предложила ребятам такой вариант отдыха, — думала она. — Влада львиную долю свободного времени тратит на воспитание и образование своего друга Курченко. А Влад…Влад вообще расстается с Настей только на ночь, остальное время они вместе либо учатся в лицее, либо у нас дома готовятся к экзаменам. Пожалуй, только у Грегори да на тренировках сын один, без девушки».

Дом, точнее особняк, куда привез женщину личный шофер семьи вновь обретенной подруги, был великолепным: трехэтажным, с полуколоннами и фигурными окнами, зеркально расположенными эркерами и выступами. Все это великолепие возвышалось над живописными зелеными лужайками, находящимися в обрамлении декоративных невысоких деревцев.

— Настя, знакомься, — сказала при встрече Василиса Николаевна, — мой муж Игорь Семенович, моя дочь Лариса.

— Очень приятно. Анастасия Львовна. Можно без отчества.

— А я вас знаю. Вы — мать двойняшек Шевалье, мы учимся с ними в одном классе, — сказала девушка.

— Дочь, ну почему так грубо? — всплеснула руками Василиса Николаевна.

— А чего церемониться?

— Вы — Лариса Старухина? — нахмурилась Анастасия Львовна. — Вас чем-то обидели мои дети?

— Никто ее не обижал. Не обращайте внимания, она со всеми такая. Пойдемте в дом, — предложил Игорь Семенович Иванцов.

— Как же так получилось, что у вас троих разные фамилии? — спросила Анастасия Львовна, когда все сели за стол на террасе.