Пространство любви

– Да ну, ты брось. Я просто про Женьку подумал, – с ненатуральной беспечностью сказал Руслан.

Дина насмешливо фыркнула.

– Ну чего! – краснея, сказал Руслан. – У меня возраст такой, что любая женщина действует возбуждающе и вызывает разные фантазии.

– Возбуждающе, фантазии! Не врал бы уж!

Ставший недавно больным вопрос всплывал вновь. Руслан вздохнул.

– Ну, Дин, что ты в самом деле? Я люблю тебя, ты же знаешь.

– Ничего я не знаю! А сегодня я посмотрела, как ты меня любишь.

Глаза и голос Руслана приобрели стальной оттенок.

– Я тоже посмотрел. Что за идиотскую истерику ты устроила сегодня на “вальсах”? Я не хотел тебе говорить, но раз ты сама заводишь разговор… Ты вообще ведешь себя в последнее время, как… не знаю, кто. Терпение мое испытываешь? Ты же знаешь, его не так уж много.

– Да твоему терпению каменный истукан позавидует! – вскипела Дина. – Я на глазах у тебя чуть не целуюсь с левым мужиком, а тебе хоть бы что!

– На твоем месте я бы осторожнее целовался с левыми мужиками, – холодно сказал Руслан. – Не все такие спокойные, как я.

– Да, не все! – со слезами выкрикнула Дина и выскочила из-за стола. – Ты прав, не все!

– И что ты хочешь сказать? – медленно произнес Руслан, выдержав паузу.

Дина повернулась к нему, хотела ответить что-то резкое и обидное, но, встретившись с его взглядом, сникла, подошла к окну.

– Ничего. Так просто…

– Что так просто?

Она покосилась на него и вдруг заплакала тихо и жалобно. Руслан обогнул стол, подошел к ней, развернул лицом к себе.

– Что-то случилось? – в его голосе слышалось напряжение. – Скажи мне, что произошло? О чем ты хотела сказать? Или о ком? Кто менее спокойный, чем я?

Она резко вскинула голову.

– А тебе главное знать, кто?

– Конечно, – серьезно ответил Руслан. – И не только. Кто, где и как – все, что касается тебя. Не дай Бог, что с тобой случиться…

– И тебе достанется от папы и мамы! – язвительно закончила она.

– И от них тоже. Так в чем дело?

– Да ни в чем! – она досадливо тряхнула головой. – Попугать тебя захотелось. Она испуганно и вместе с тем дерзко поглядела на него, ожидая грозы. Но он только недоверчиво нахмурился.

– И только?

– И только.

– А почему ты заплакала? – спросил он помягче.

– Потому что, – она, успокоившись было, вновь всхлипнула и закрылась ладонями. – Потому что… Это все из-за нее! Она тебе нравится, я видела, как вы танцевали и разговаривали! И ты…

– Дин, да что ты? – он обнял ее. – Глупая девчонка! Я люблю тебя.

– И боюсь за тебя. И никто мне больше не нравится, что ты выдумала?

– Любишь? – она отняла ладони от лица, посмотрела ему прямо в глаза.

– Люблю.

Она не двигалась.

– Поцелуй меня, – сказала она.

Руслан с улыбкой привычно поцеловал ее, легко коснувшись губ.

– Не так, – она мотнула головой. – По-настоящему.

Глаза ее были так близко и так ярко горели… В них попеременно отражались просьба, страх, радость и отчаянная решимость. Руслан вздрогнул, поняв неожиданность и непонятную еще, но ясно ощутимую значимость того, что происходит и что должно произойти.

– По-настоящему? – полувопросительно прошептал он, чувствуя, как против воли закрываются глаза и заливается краской лицо.

Вместо ответа Дина теснее прижалась к нему.

Он медлил. И не знал, почему. Сколько раз они целовались “по-настоящему”, и частенько эти поцелуи переходили во взаимные ласки и страстные, бессвязные уверения в любви и верности. Это было весело и страшно. И каждый раз наступал момент, когда они, неведомо чем напуганные, разбегались и потом некоторое время избегали взглянуть друг на друга. Сейчас тоже было весело и страшно. Страшнее, чем обычно. Ибо предстояло – и Руслан это понял со всей отчетливостью, хоть и не знал, почему именно сегодня, – перейти ту черту, за которой невинные ласки и столь же невинные, хоть и “настоящие” поцелуи перестают быть таковыми. Сегодня должен быть положен конец “пионерской” дружбе.

Его руки бездумно двигались по ее телу, повторяя знакомые изгибы, он замечал, как она трепещет, становясь все ближе и смелее…

“Она моя, – подумал Руслан. – Я люблю ее, она сейчас станет моей”. Он попытался вникнуть в смысл этих слов, представить себе, что они значат. “Она и так моя, зачем что-то еще?” – с удивлением думал он. “Надо!” – сказал кто-то внутри него. Кто-то строгий и неумолимый. И, как будто против своей воли, преодолевая непонятное препятствие, которого раньше не было (или он не замечал?), Руслан нашел дышащий влажностью и ожиданием рот Дины и накрыл его своим.

Веселье и страх пропали. Вместо них неотвязно билась мысль, которой тоже никогда раньше не было. “Ну, а что дальше? Дальше-то что?!” Нет, не так представлял себе Руслан эту минуту. Думал, что будет захватывать дух от радости и близости чего-то неизмеримо большего, чем радость, думал, что ничего не будет соображать и помнить, что сознание отключится, а все, что надо делать, подскажет природа. Но радости не было, сознание не отключалось, мысли метались, лихорадочно отыскивая что-то в памяти, чего там явно не было, а природа упорно молчала. “Но почему?!” – чуть не взвыл он и вдруг с ужасом сообразил, что виной всему отсутствие всего одной, но отнюдь не маловажной детали, а именно, желания. Он обнимал Дину, гладил ее по спине, по волосам, целовал, используя все мыслимые приемы, изученные по какой-то нелегальной книжке, однажды попавшей им в руки. Но – увы. С тем же успехом он мог ласкать куклу.

Руслан вздохнул, осторожно отстранил ее от себя. Она с обидой и недоумением смотрела на него, готовая опять заплакать.

– Извини, – тихо сказал он. – Я сегодня что-то не того… Переучился малость.

Он отошел от нее и сел на кровать.

Веселый шум за стеной усилился – кто-то вышел в блок. Ему что-то крикнули из комнаты. Наверно, что-то смешное – возле двери засмеялись. Руслан вздрогнул, на секунду забыв, где он, что он, весь обратился в слух, пока звучали отголоски этого, мгновенно узнанного, смеха. Их заглушил плеск воды, потом прекратился. Легкие шаги приблизились, опять смех… Хлопнула дверь, все стихло.

Руслан поднял глаза на Дину. Она стояла посреди комнаты, как он ее оставил. Руслан с трудом выдержал ее взгляд – столько горького упрека было в нем.

– Нет, ты не любишь меня, – сказала она.

– Люблю, – устало возразил он.

Она подошла к окну и отвернувшись, стала глядеть в темноту, наполовину закрывшись шторой.

Руслан удрученно смотрел на ее поникшую фигурку с опущенными плечами.

Беспечное веселье соседей тоже вдруг стало вызывать досаду. И вообще, ему очень хотелось сейчас лечь в постель, укрыться с головой и заплакать. И погромче, чтобы услышала мама. Но мама не услышит. А если и услышит, то что ей сказать? Только то, что сам виноват. Но в чем?

– Дин, – позвал он. Она еще дальше спряталась за шторой. – Диночка, не обижайся пожалуйста. Я так устал сегодня, – тихо сказал он. – Да еще “вальсы” эти… Разозлился, если честно, как не знаю, кто. Потом намеки твои дурацкие… Зачем это, Дин? Давай не будем, а? Если я обидел тебя чем-то – скажи. Только не надо так… А то я ничего не понимаю.

– Не понимаешь!.. – на глазах Дины выступили слезы. – То-то и оно, что не понимаешь. Я сама не понимаю, что со мной… Я не могу, не могу видеть тебя с другой женщиной! Как бешеная становлюсь, себя не помню! – она подбежала к нему, села на колени перед кроватью, схватила его за руки. – Руслан, прости, мне ужасно стыдно говорить об этом, я молчала, но уже не могу, не могу, понимаешь! Мне такие сны сняться – со стыда гори, а потом так плохо… Руслан! – Глаза ее опять горели, лицо пылало. – Я понимаю, это кошмар, чего я делаю, так нельзя, но… Давай, а? Помнишь, когда мы были маленькие… Нас тогда еще страшно отругали? – она подобралась вплотную к нему, дотянулась до его плеч, зашептала жарко и ласково: – Но теперь мы большие! И нам уже нечего бояться. Никто не увидит и не заругает, слышишь? Руслан, ну чего ты ждешь? Я не боюсь, а ты боишься, глупый! Ну же!.. Куда ты?