Кёрклендские забавы

– Бедняга, – сказал он. – Видно, ему несладко приходится.

Голос его прозвучал сочувственно, и я приободрилась, поняв, что обратилась за помощью не напрасно.

– Я хочу купить этого пса, – объяснила я, – но не взяла с собой денег. Мне ужасно неловко, но не могли бы вы одолжить мне шиллинг?

– Знаете что, – завыла женщина, – я его не продаю! Ни за какие шиллинги не продам, и все. Это мой малыш, слышите? Зачем мне с ним расставаться?

– Вы уже согласились продать его за один шиллинг, – напомнила я.

Цыганка покачала головой и притянула собаку к себе, а я снова ощутила укол сострадания, увидев, как упирается маленькое животное. Я умоляюще посмотрела на молодого человека. Он, улыбаясь, спрыгнул с лошади и сунул руку в карман со словами:

– Я дам вам два шиллинга за собаку. А если не хотите, дело ваше.

Услышав эту внушительную сумму, цыганка, не скрывая удовольствия, протянула грязную руку за деньгами, и Гэбриел брезгливо опустил их в ее ладонь. После этого он забрал у нее веревку, и женщина торопливо, словно боясь, что он передумает, засеменила прочь.

– Спасибо! – воскликнула я. – О, как же я вам благодарна!

Собака тихонько заскулила, как мне показалось, выражая свою радость.

– Первым делом нужно его накормить, – предложила я, спускаясь с лошади. – К счастью, у меня есть пирожок с мясом.

Гэбриел кивнул и, взяв у меня поводья, отвел наших лошадей к обочине, а я подхватила на руки собаку, пытавшуюся завилять хвостом. Усевшись на траву, я достала пирожок. Несчастное животное жадно накинулось на еду.

– Бедный пес, – сказал стоявший рядом молодой человек, держа в руке поводья. – Жизнь его не щадила.

– Даже не знаю, как вас благодарить, – сказала я ему. – Подумать страшно, что было бы, если бы вы не появились. Она ни за что не отдала бы его мне.

– Давайте не будем думать о плохом. Теперь у нас есть пес.

Меня тянуло к Гэбриелу, потому что я чувствовала, что судьба собаки ему так же небезразлична, как и мне, и с той минуты этот маленький пес связал нас.

– Заберу его себе, буду выхаживать, – произнесла я. – Как думаете, он поправится?

– Разумеется. Он крепкий малый. Но вряд ли он из тех собак, которые любят понежиться на бархатных подушках хозяйки.

– Мне нравятся такие, как он, – ответила я.

– Думаю, его нужно кормить регулярно и часто.

– Именно этим я и собираюсь заняться. Как только вернемся домой, напою его теплым молочком. Буду давать по чуть-чуть…

Пес понимал, что мы говорим о нем; еда и возбуждение отняли у него остатки сил, и он лежал почти неподвижно. Мне не терпелось отвезти своего нового маленького друга домой и окружить его заботой, но в то же время не хотелось прощаться с молодым человеком. Тоскливое выражение лица, которое, как мне подумалось, вполне могло быть для него привычным, исчезло, когда он торговался за собаку и вручал ее мне, и мне ужасно захотелось узнать, что случилось с мужчиной, столь щедро одаренным благами жизни, что повергало его в уныние. Он пробудил мое любопытство, и еще больше меня возбуждало то, что я испытала его ровно в ту минуту, когда во мне проснулся интерес к собаке. Я разрывалась между двумя желаниями: мне хотелось остаться и узнать побольше об этом мужчине и одновременно не терпелось отвезти домой собаку и накормить ее.

Конечно же, я понимала, что выбора на самом деле нет, ведь собака была в шаге от голодной смерти.

– Мне нужно ехать, – промолвила я.

Гэбриел кивнул.

– Я повезу пса. Вы позволите? – ответил он и, не дожидаясь моего согласия, помог мне взобраться в седло.

Садясь на свою лошадь, он вручил собаку мне, потом, уже сидя верхом, снова забрал у меня несчастное создание и, сунув его под мышку, спросил:

– В какую сторону ехать?

Я показала направление, и мы поскакали. Через двадцать минут, почти не разговаривая, мы достигли Гленгрина. У ворот Глен-хауса мы остановились.

– На самом деле он ваш, – заметила я. – Ведь это вы за него заплатили.

– В таком случае примите его от меня в подарок. – Глаза Гэбриела улыбались мне. – Однако я оставляю себе права на него. Хочу знать, выживет ли он. Вы позволите мне приехать, чтобы его проведать?

– Конечно.

– Завтра?

– Если угодно.

– И кого мне спросить?

– Спросите мисс Кордер… Кэтрин Кордер.

– Благодарю. Мисс Кордер. Гэбриел Рокуэлл навестит вас завтра.

Появление в доме пса привело Фанни в ужас.

– Теперь повсюду будет собачья шерсть! Мы станем находить в супе собачьи усы, а в постелях блох.

Я промолчала. Кормлением собаки я занялась сама: до конца дня несколько раз давала ему понемногу хлеба и молока и еще раз покормила ночью. Я нашла корзину и поселила пса у себя в спальне. То был счастливейший день после возвращения домой, и я задумалась, почему в детстве не просила завести собаку. Наверное, потому что понимала: Фанни ни за что бы этого не позволила. Но теперь это не имело никакого значения, ибо собака у меня уже была.

Пес с самого начала распознал во мне друга. Он лежал в корзине, слишком слабый, чтобы шевелиться, но по его глазам было видно: он понимает, что я желаю ему добра. Эти глаза, уже влюбленные, пристально следили за мной, когда я ходила по комнате. Я не сомневалась, что теперь он до конца дней будет моим другом.

«Как бы его назвать?» – размышляла я. У него должна быть кличка. Мне не хотелось больше думать о нем как о псе цыганки; потом я вспомнила, что нашла его в пятницу, и решила: он будет Пятницей. Так у этой собаки появилось имя.

К утру Пятница пошел на поправку. Я же ждала появления Гэбриела, ибо теперь, когда тревога о собаке улеглась, больше думала о мужчине, с которым вчера познакомилась. Утром он не приехал, и я немного расстроилась, а потом и вовсе загрустила, потому что подумала, что он к этому времени, наверное, уже позабыл о нас. Мне хотелось поблагодарить его, ведь я не сомневалась: Пятница обязан жизнью его своевременному появлению.

Гэбриел приехал днем. Было три часа, и я была в своей комнате с собакой, когда услыхала лошадиный топот. Пятница навострил уши, его хвост дернулся, словно он почувствовал приближение еще одного человека, которому будет вечно благодарен.

Я выглянула в окно, но осторожно, стоя на некотором расстоянии, чтобы Гэбриел не увидел меня, если бы случайно посмотрел вверх. Безусловно, он был красив, но какой-то утонченной красотой, не свойственной йоркширским мужчинам. Было в нем что-то аристократическое. Еще вчера вечером я заметила это, но потом усомнилась, не показался ли он мне таким из-за разительного контраста с цыганкой.

Мне не хотелось, чтобы в нашем доме его приняли неприязненно, поэтому я поспешила вниз.

В ожидании Гэбриела я надела свое лучшее платье – из синего бархата, а косы уложила венцом вокруг головы.

Когда я вышла из дома, мой новый знакомый как раз подъехал к крыльцу. Он сдернул с головы шляпу, жестом, который Фанни назвала бы дурацким, но который показался мне весьма элегантным и в высшей степени галантным.

– Вы приехали! – сказала я. – Пятница поправится. Я весь день ухаживала за ним.

Гэбриел спрыгнул с лошади, и в этот миг появилась Мэри. Я велела ей позвать конюха и попросить его позаботиться о лошади.

– Проходите, – пригласила я, и когда Гэбриел проследовал в холл, мне показалось, будто в доме стало немного светлее. – Если позволите, я проведу вас в гостиную и велю принести чаю.

Он пошел следом за мной по лестнице, а я стала рассказывать, как выхаживала Пятницу.

– Я приведу его. Вы увидите, что ему уже гораздо лучше.

В гостиной я отдернула шторы и подняла жалюзи. Теперь комната выглядела гораздо веселее, впрочем, возможно, мне так показалось из-за присутствия Гэбриела. Когда он сел в кресло и улыбнулся мне, я поняла, что в синем платье, с уложенными в прическу волосами я мало походила на девушку в амазонке.

– Рад, что вам удалось его спасти, – сказал Гэбриел.

– Это вы его спасли.

Похоже, ему приятно было это слышать; я позвонила в колокольчик. Джанет появилась почти мгновенно.